Гарри по глазам видел, что она этого не одобряет.

— Еще не знаю. А что тебе не нравится? — спросил он.

Гермиона пожала плечами.

— В общем Фаджа понять можно, — сказала она. — Он хочет переместить внимание людей с нерешаемых проблем на что-то более обнадеживающее. Спорт ободряет, и все такое. Но, ты же знаешь, меня никогда особенно не увлекал квиддич.

— Понимаю. Тебе это кажется несерьезным, — кивнул Гарри.

— А ты, Рон? — спросила подруга, но, судя по тому, как она невольно кривила губы, можно было догадаться, что ответ ей заранее известен.

— Обязательно буду! — выпалил Рон. — Ради такого даже Фред с Джорджем бы вернулись в «Хогвартс»!

Предстоящие соревнования действительно казались многим, включая Гарри, значительным событием. Списки изъявивших готовность студентов вывешивались каждый вечер на дверях Большого зала. Ученики не отказывали порой себе в удовольствии обмениваться мнениями, высказывая замечания по поводу уместности претензий того или иного претендента на участие. Особенно резко высказывался Кормак Маклаген, которому так и не досталось места в команде, хотя его департамент и не возражал.

— «Увы, правила непреложны», — гнусавил он, пародируя Фаджа, — «ты выпускник, а не ученик, мой мальчик!».

— Все это напоминает Тремагический турнир, — проворчал однажды Гарри. Признавая, что Гермиона, пожалуй, права, он постоянно напоминал себе, что квиддич — это забава, развлечение, а сейчас не время для удовольствий, и он не имеет права отвлекаться на такие вещи. И все же он безумно скучал по квиддичу! Время шло, пролетела уже неделя, и не раз ему приходилось ловить на себе недоумевающий строгий взгляд профессора МакГонагол. Она, впрочем, ни разу не заговорила с ним об этом, хотя ей наверняка хотелось, чтобы он участвовал… «в более мирное время» — неизменно напомнила себе Гарри.

Справедливость этого дополнения вскоре стала для него очевидна, когда, спустившись, как обычно, утром в гостиную, он почувствовал: что-то случилось. Гриффиндорцы были взбудоражены, тут и там переговаривались, разглядывая по двое-трое небольшие карточки, похожие на рекламные проспекты Министерства магии, объясняющие, в чем сущность той или иной магической профессии. На лицах товарищей по колледжу были написаны очень разные, но отнюдь не спокойные чувства, но порой страх и отвращение соседствовали с простым любопытством.

— Нет, это не прикольно! — убежденно протянул второкурсник у камина.

Переглянувшись с Роном, он пропустил друга вперед, все-таки тот был старостой. Повел он себя соответственно: подошел к одной из наиболее многочисленных групп и поинтересовался, что это такое.

Гриффиндорцы смущенно потупились.

— А мы спустились, а оно тут уже лежит! На столиках! — рискнула высунуться третьекурсница.

Нескольких минут хватило гриффиндорским членам Д.А., чтобы собраться вместе. Гарри же все это время глаз не мог оторвать от клочка глянцевого пергамента, что первым попал в его руки.

На буклете был изображен красивый юноша в ослепительно-черной мантии, за его спиной рисунок пересекала молния. Гарри узнал в модели молодого Тома Реддла, его глаза горели фанатичным огнем, вдохновение до того исказило черты красивого лица, что оно сделалось страшным, но не настолько, чтоб отталкивать. По диагонали плащ пересекала кровавая надпись «Дорогу чистой крови!».

— Это он что, на черепе стоит? — еле слышно уточнил Колин Криви.

Гарри даже не знал, что сказать, и потому просто швырнул бумажку на столик перед собой. Наблюдая, как буклет, кружась, медленно планирует, он пожалел, что не удалось занять кресло у камина. Он охотно швырнул бы произведение искусства прямо в огонь.

— Тут их шесть видов, — констатировала Лаванда, протягивая несколько блестящих прямоугольников, расположенных в ее руке наподобие веера. Гарри отрицательно помотал головой. — Не будешь смотреть? — уточнила она.

— Я и так догадываюсь, что там, — отказался Гарри. Все в нем протестовало против того, чтобы соприкасаться с этим, в душе пробудилось внутреннее чувство гигиены, подобно тому, что тетушка Петуния ни за что не стала бы рыться в мусорных баках.

— Никогда раньше в школе не бывало этой гадости, — с отвращением произнесла Гермиона, приподнимая двумя пальцами глянцевый листик перед собой.

— Не трогай ты это, — посоветовал Гарри и презрительно поморщился. Он не хотел показать, что ему тоже не по себе. Красная надпись «дорогу чистой крови!» на черном фоне назойливо возвращалась, то и дело вставая перед его мысленным взором.

— Это надо немедленно показать директору! — безапелляционно заявил Рон.

— Надо же, ты сам напрашиваешься исполнять обязанности старосты? Сам пойдешь? — осведомилась Джинни.

Рон медленно поднялся с места. Уши его пламенели.

— И пойду! — запальчиво бросил он. — Я, знаешь ли, действительно — староста! Можно мне… все виды?

Он избегал смотреть на Лаванду.

— А волшебное слово? — псевдо-удивленно спросила гриффиндорка.

Рон пробормотал что-то такое, чего при всем желании невозможно было разобрать.

— Ты разговаривать разучился? — продолжала Лаванда тем же тоном.

Гарри, хоть его это и не касалось, почувствовал себя неловко. Ситуация становилась явно ненормальной, и он расценил ее как совсем ненормальную, подумав о том, как можно так по-детски себя вести, когда вокруг творится такое.

— А знаете, — сказал он, — я, пожалуй, подам заявку на участие в соревнованиях по квиддичу, — сказал он.

— Да?! — несказанно обрадовался Рон и тут же подсел нему, делая вид, что напрочь забыл о буклетах.

Гарри же повернулся к Гермионе, которая, правда, старалась смотреть прямо перед собой, но тоже отчего-то выглядела смущенной и при этом воинственной.

— Как ты думаешь, каковы шансы, что Волдеморт явится на матч, если я буду в нем участвовать? — спросил он.

Во всяком случае, ему удалось так сбить спесь с Лаванды. Услышав запретное имя, она как-то вся сникла.

— Примерно такая же, как столкнуться с ним на Турнире, — серьезно произнесла Гермиона, и было заметно, что это ее беспокоит. — Знаешь, я не подумала до сих пор, но что, если эти соревнования организованы именно с такой целью?

— Тогда я тем более должен принять вызов, — решил Гарри. — Я не хочу просто сидеть и смотреть, как школу наводняет всякая гадость!

Появление агитационных листков было подобно взрыву бомбы. К середине дня в школе не было ни одного человека, кому бы они не попались на глаза. На этом фоне подачу заявки Гарри Поттером даже Фадж оставил почти без внимания, а профессор МакГонагол, которую он застал в учительской, просто вложила пергамент с его именем в числе прочих.

Заявление, сделанное новым директором, было, по мнению Гарри, полностью в его стиле: он пообещал принять меры, посоветовал в случае чего обращаться к учителям, но не предложил сразу ничего конкретного. И на этом фоне выступление Гермионы невероятно понравилось нормальному большинству учеников.

— Я думаю, каждый, нашедший такой листок, обязан просто немедленно швырнуть его в камин! — заявила она.

От Гарри не укрылись кислые физиономии слизеринцев, выдавших несколько медленных хлопков, пока остальные, включая и Фаджа, бурно аплодировали Гермионе.

— Мне одно не нравится, — сказала, усаживаясь, подруга, и Рон тотчас перебил ее.

— Как — только одно! — выпалил он. — А все остальное красиво, что ли?!

— Нет, — поморщилась Гермиона. — Что за глупости, Рон! Я тут поспрашивала людей. Похоже, что с утра буклеты обнаружились только в трех гостиных: «Равенкло», «Слизерина» и «Гриффиндора». Ханна Эббот уверяет меня, что первый буклет ей показала Лаванда, и вообще эти картинки начали расползаться по школе из гостиных.

— Ну, «Хуффульпуфф» святой, за неимением других достоинств, и закончим на этом! — и Рон, подняв кубок, торжественно чокнулся с графином.

Однако Гарри склонен был отнестись к словам Гермионы серьезно. Специально отстав с ней на пару шагов от других гриффиндорцев по пути на трансфигурацию, он спросил, что же, по ее мнению, это означает.