Вилла Торлония, большой, строгий, при этом изящный дом, выполненный в классическом стиле, был расположен за высокими стенами восхитительного парка на Виа Номентана недалеко от Пьяццади-Порта Пиа. Он принадлежал князю Джованни Торлония из Римского банкирского дома, предоставившему его в распоряжение дуче на бессрочный период. Муссолини, которого восхищали величественность дома и крепкие коричневые стены, придающие римским зданиям ни с чем не сравнимое очарование, с благодарностью принял дар, и ему очень понравилось жить в этом доме. Но, как только предоставлялась возможность, он с удовольствием уезжал в Рокка-делле-Каминате, феодальный замок с бойницами, расположившийся на самой вершине горы, откуда открывалась панорама его родных мест до самых Апеннин на юге и до Адриатического побережья на востоке. Когда ему подарили замок, он стоял в запустении, и в течение ряда лет на его реставрацию было истрачено немало денег. Замок наполнился дарами, присланными дуче из всех уголков мира, и, не считая его безвкусно обставленного кабинета, на стенах которого висели многочисленные фотографии, на многих из которых был изображен он во всех видах — спортсмена, пилота, отца и правителя, Рокка-делле-Каминате больше походил на музей, чем на дом. И действительно, на закате жизни он высказал немецкому врачу профессору Захариа, надежду, что такова и будет судьба этого дома. Он также сказал ему, что один из находящихся в доме предметов — выполненная на шелке картина, которую подарил ему император Японии, была самой утонченной из изделий подобного рода и что он был потрясен, когда один американский миллионер предложил за нее несколько миллионов долларов. Но данная вещь не принадлежит ему, в резком тоне напомнил он американцу, это не его личное достояние, оно принадлежит Италии.

Отождествление себя со своей страной стало впоследствии настолько навязчивым, что любые нападки на Италию с негодованием отвергались как личное оскорбление. В то же время это отчасти объясняет тайну рождения преданности и веры народа своему дуче. Для молодых, патриотически настроенных итальянцев начала 20-х годов высокомерный эгоизм дуче представлялся необходимым элементом нового «рисорджименто». В эти первые годы пребывания у власти Муссолини, видимо, был безупречным образцом не только для этих юношей, но и для большинства итальянского народа в целом. Ошибок с его стороны было немного. Он проявлял достаточную осторожность, чтобы продвигаться настолько медленно и действовать столь незаметно, что проходило практически незамеченным возникновение нового, далекого от либерализма государства. У Муссолини не было твердой линии, и он брал на вооружение идеи и методы, которые подворачивались под руку, решая проблемы по мере их возникновения, то придавая своему режиму, как он говорил, «прогрессивно фашистский» облик, как это было в случае с принятием Закона о национальном образовании 1923 года, то создавая ему ауру респектабельности, демонстрируя уважительное отношение и к чувствам избирателей-католиков, и к самой церкви. Все большее подавление свободы, которую он не постеснялся публично назвать «довольно испорченной богиней», через которую фашизм однажды переступил, а «при необходимости спокойно развернется и переступит вновь», многими было воспринято как необходимость, уж коли Италия хочет быть сильной, преодолев разногласия, разъедавшие ее вот уже многие годы. Низведение парламента до положения безвластной ассамблеи не волновало миллионы итальянцев, согласных с определением его как «собрания древних окаменелостей», которое дал ему Муссолини в молодые годы. Постепенное ограничение свободы печати, создание регулярной «фашистской милиции» численностью примерно в 200 000 человек вместо неорганизованных «сквадристов»; насильственный, но почти не встретивший сопротивления роспуск «guardie regie»; внедрение фашистских этических норм во все мыслимые аспекты итальянской жизни; даже суровые наказания по отношению к откровенным критикам режима воспринимались огромным большинством людей в качестве необходимой предпосылки для создания той Италии, которая была им обещана. «Ни разу за все время моих бесчисленных общений и контактов с народом, — заявил Муссолини в 1924 году, — он ни разу не просил меня освободить его от тирании, которую он не ощущает, потому что ее нет. Люди просят меня дать им железные дороги, дома со всеми удобствами, мосты, воду, свет, дороги». Это в основном соответствовало действительности. Создавалось впечатление, что преимущества фашизма перевешивали его недостатки и просчеты. Самого Муссолини в общем не винили за дикие и подлые избиения его противников; и действительно, как правило, он не давал на этот счет конкретных распоряжений и, разумеется, старался не фигурировать в качестве их инициатора. Лишь изредка становилось известным его участие в подобных делах. Так случилось, когда одна французская газета обнаружила и опубликовала факсимиле письма Муссолини префекту Турина, в котором содержался приказ «сделать невыносимой» жизнь видного антифашиста Пьеро Гобетти, который был сильно избит, причем сломанные ребра проткнули ему легкое. Точно так же, в июне 1923 года, по словам Чезаре Росси, занимавшего в то время пост главы фашистской службы печати, штаб-квартиры фашистской партии во Флоренции, Пизе, Милане, Монце и в ряде небольших городов получили от Муссолини указания разгромить помещения местных католических общин. Одновременно префекты всех городов, где произошли антикатолические выступления, получили от Муссолини телеграмму, в которой говорилось: «Ввиду нежелательного резонанса в Ватикане от происшедших недавно антикатолических инцидентов представляется желательным, чтобы местные лидеры провинциальной Фашистской федерации официально выступили с заверениями глубокого уважения к католицизму».

Попытка фашистских биографов целиком отвергнуть обвинения в адрес Муссолини в соучастии в подобных преступлениях или игнорировать их являются по меньшей мере неискренними. После того как печать в значительной степени попала под фашистский контроль, об этих инцидентах сообщали лишь вскользь и часто вообще умалчивали. Несомненно, однако, что они имели место, как и то, что дуче сообщил по партийным каналам об условиях выживания фашизма. Для этого необходимо, чтобы его враги вынуждены были «жить в страхе».

Однако летом 1924 года миллионы людей, не являвшихся фашистами, но готовых смотреть сквозь пальцы на самые худшие эксцессы режима в надежде, что такова необходимая цена достойного будущего, были глубоко потрясены преступлением, которое было трудно простить и последствия которого невозможно исправить. Муссолини не отдавал приказ совершить преступление и даже не знал, что оно замышлялось, но его ответственность за это по меньшей мере так же велика, как Генриха II за убийство Томаса Беккета. Но в отличие от Генриха Муссолини не каялся у гроба жертвы.

Глава пятая

ДИКТАТОР

13 июля 1924 года — июнь 1940 года

1

Летом 1923 года Муссолини разработал законопроект жесткой избирательной системы, согласно которому Италия делилась на пятнадцать избирательных округов, где каждый избиратель должен был голосовать за ту или иную партию по своему выбору. Партия, обеспечившая себе наибольшее, по сравнению с другими, число голосов, но не менее четверти от поданных, получала две трети мест в палате депутатов, а оставшаяся треть доставалась другим партиям, пропорционально числу поданных за них голосов. Хотя законопроект встретил сопротивление со стороны социалистов, либералов и католиков, большинство депутатов не разуверились в правительстве Муссолини и были готовы поддержать законопроект или по крайней мере воздержаться при его голосовании. В июле, под наблюдением вооруженных чернорубашечников, расположившихся на галерее для приглашенных, депутаты приняли его огромным большинством голосов, в ноябре он был еще более единодушно одобрен в сенате. В апреле следующего года состоялись выборы, во время которых избиратели проходили в кабины для голосования под бдительным оком фашистской милиции. Ввиду неспособности его противников выработать общую платформу оппозиции, а также благодаря кампании запугивания оппозиционных газет, результаты выборов оказались для проводимого им курса триумфальными — за него проголосовали 65, 25% избирателей, не считая голосов, поданных за кандидатов от малых партий, готовых поддержать правительство. Это была огромная победа — правительство получило самое большое число голосов со времен Кавура, и фашисты хвастали впоследствии, что она была достигнута без использования физического насилия или его угрозы, за исключением ряда отдельных случаев. Но хотя насилие и в самом деле применялось не столь широко, как об этом иногда утверждают, однако запугивание избирателей было обычным делом. Несомненно также и то, что триумф фашизма во многом был построен на подлоге. Почти на всех избирательных участках голоса, бюллетени и общие результаты фальсифицировались.