— Гермиона, — Гарри подошел к ней и взял за руки. — Я что-нибудь придумаю. Мы что-нибудь придумаем, я обещаю. Я не позволю, чтобы Рона использовали. Поверь.

Тедди видел, как заблестели глаза крестного. Заблестели впервые с тех пор, как не стало Джинни. Вот и весь Гарри Поттер — дайте ему шанс кого-то спасти, кому-то помочь, и все личное отойдет на второй план. Он уже готов кинуться в битву, отстаивать правду и честь, хотя еще час назад топил свое горе в бутылке.

Тедди покачал головой, опуская глаза. Что же это за мир, где его спаситель должен вновь бороться за себя и своих друзей, должен вновь погрузиться в свой ад, где теперь он был одинок?! Тедди сокрушенно подумал, что это удел Гарри Поттера — вершить геройство и справедливость из ада собственных воспоминаний. И никто уже не избавит крестного от этого, не оградит. Только Джинни могла это сделать, но теперь ее нет.

— Тед. — Люпин вынырнул из своих горьких размышлений и посмотрел на Гарри. — Нам понадобится твоя помощь.

— Конечно, Гарри, ты же знаешь, что можешь на меня рассчитывать, — кивнул Люпин, делая шаг к крестному, радуясь, что может хоть чем-то помочь ему на его непростом пути.

Глава 8. Поттеры

Джеймс пришел на завтрак в Большой Зал немного разбитый неспокойным сном. По привычке кинул взгляд на стол Слизерина — ему махнула Ксения, и отсалютовал вилкой Малфой.

Гриффиндорец плюхнулся на скамью, решая, что бы он хотел съесть, а из головы не выходили его ночные гости, которых не было уже давно. Наверное, из-за того, что он почти не спал, а если и спал, то без сновидений.

Джеймс остановил свой выбор на тостах с джемом и принялся их поглощать, надеясь аппетитом заглушить неприятный осадок ото сна. Ему очень хотелось забыть слезы на глазах лани, потому что это было самое ужасное зрелище после того, что случилось с отцом на кладбище.

— Джеймс, ты в порядке? — рядом села Лили. Гриффиндорец отметил, что на ее щеках уже давно не было румянца, а глаза — эти изумительные глаза, в которых всегда было так много радости жизни — походили на бездонные омуты тоски.

— Да, все хорошо, — кивнул он, чуть улыбаясь сестре, чтобы подбодрить.

— У тебя галстук не завязан, — она потянулась к нему и стала завязывать аккуратный узелок на его шее. Ее пальцы были холодными, что сразу напомнило о Ксении, об их молчаливом уединении в Выручай-комнате, где он ненадолго почувствовал себя счастливым. Счастливым, несмотря ни на что. Наверное, именно так чувствовал себя отец с мамой. Словно существуют только они вдвоем. И больше ничего и никого. — Джеймс, что с твоим лицом?

— А что? — юноша поспешно нахмурился под насмешливо-подозрительным взглядом сестры.

— Да ничего, просто у тебя сейчас было такое выражение, словно ты увидел ангела, — пожала она плечами, оглядываясь, чтобы понять, отчего лицо брата стало таким… счастливым?

— Ну, я же сижу с тобой, — отшутился Джеймс, приобнимая сестру за плечи. — Как спала?

Лили вдруг вздрогнула и чуть не выронила ложку, которую только взяла со стола:

— Нормально, — протянула она, пряча глаза.

— Врешь, и даже забыла покраснеть, — упрекнул ее Джеймс, но настаивать не стал. Дожевал тост и уже решил приняться за пудинг, как рядом, по привычке, уселся Малфой.

— Поттер, ты, я смотрю, привык завтракать до обеда?

— Не смотри на меня, иначе я подавлюсь, — фыркнул Джеймс, отправляя в рот полную ложку. Он проводил взглядом сестру, которая поспешно, не глядя в сторону брата и его приятеля, поднялась, подхватила сумку и поспешила из Зала.

— Ты идешь на занятия или опять будешь репетировать роль унылого призрака?

— Завидуй молча, — Джеймс оттолкнул от себя тарелку и нагнулся за рюкзаком. — Признайся: тебе просто надоело одному выглядеть идиотом у Флитвика.

— Нет, просто соскучился по твоему котлу, рыгающему ошметки зелья, — ответил Малфой, пока они поднимались по лестнице. — Ладно, встретимся на Чарах.

Джеймс кивнул и поплелся на Историю Магии, предвкушая целый урок покоя и легкой дремы под шелест голоса Биннза. Он с удовольствием уселся за свою парту — все-таки даже парта, на которой дремлешь уже седьмой год, становится родной. Кинул рюкзак и только тут понял — Ксения.

— Привет, — она мягко ему улыбнулась (как он раньше мог считать ее улыбку холодной?!) и села рядом, достав перо и пергаменты. Потом повернулась в его сторону, все еще улыбаясь. — Как ты?

— Уже лучше, — Джеймс взял ее ладонь — холодная. — Я скучал.

— Я тоже.

Гриффиндорец сжал ее руку.

В класс вплыл профессор-призрак, студенты затихли, и заскрипели перья. Джеймс по привычке лег на парту, но руку Ксении не выпустил. Наверное, ей было неудобно писать, не придерживая пергамент, но она ничего не сказала. А он медленно перебирал ее пальцы под столом, гадая, согреются ли они когда-нибудь. Ему на миг показалось, что они опять одни, что вокруг никого нет. Он хотел побыть с ней наедине — даже просто побыть, посидеть рядом, чувствуя ее рядом.

Вчера, когда они с Лили вернулись в школу, то Джеймс почти весь день провел с Малфоем в потайном коридоре на втором этаже, где они распили бутылку припасенного Огневиски. Лишь однажды нарушили тишину, когда разлили по наколдованным бокалам янтарную жидкость. «Прощай, мама», прошептал Джеймс, и они выпили. Потом просто сидели, каждый думал о своем. И разошлись после полуночи. Поэтому гриффиндорец лишь мимолетом видел вчера Ксению.

Зато сегодня у них был целый урок. Джеймс легко чертил пальцем линии на ее ладони, блаженно улыбаясь в парту.

— Я рада, что ты улыбаешься, — прошептала она, отрываясь от пергамента. Золотистые волосы упали ей на лицо, и она их убрала свободной рукой. — Вчера мне показалось, что ты уже не сможешь никогда улыбаться.

— Я тоже так думал, — ответил Джеймс, положив ее руку себе на колено и накрывая сверху своей ладонью.

— Как Лили?

Джеймс неопределенно пожал плечами, что у него получилось плохо, так как он все еще лежал на парте, не желая нарушать такой приятной позы и атмосферы резким движением.

— Ты не знаешь, у них со Скорпиусом ничего не произошло?

— В смысле? — Ксения подняла светлые брови, уставившись на гриффиндорца.

— Ну, мне кажется, что они поссорились, потому что Лили как-то косо на него смотрит и, мне кажется, даже избегает, — заметил Джеймс, с удовольствием чувствуя, что рука девушки на его колене начинает согреваться.

— Джеймс, по-моему, она сейчас со всеми такая, — Ксения провела по его носу пером. Он недовольно дернулся, а она тихо рассмеялась.

— Да, наверное, — не совсем уверенно согласился гриффиндорец. Он бы и рад отмахнуться от мыслей о сестре хотя бы сейчас, но не мог. Потому что никак не выкинешь из памяти тот день и то место, и ее страшный крик «мама!», и рыдания, и безразличие, сменившееся бурной деятельностью. Джеймс беспокоился — ведь у него была Ксения, с ней ему становилось легче, а у Лили здесь не было никого близкого, кроме брата. Конечно, есть Роза, с которой сестра всегда была близка, но сейчас они почему-то мало общались… Лили будто от всех отгородилась, оставшись наедине со своим горем. Она перестала ходить в библиотеку, заниматься с младшекусниками, просто болтать с кузинами, сплетничать, наконец! Она же девочка…

Джеймс ощутил горячую ладонь Ксении, сосредоточился на ее лице и скрипе пера — и неожиданно, даже для себя самого, задремал.

Ему приснился берег озера, и полная луна, и склон. Там сидел большой черный пес с усталыми, грустными синими глазами. Он смотрел не на Джеймса, как это обычно случалось, а куда-то в сторону. Джеймс повернулся и увидел то, что привлекло взгляд собаки. Под знакомым деревом стояла сестра. Лили впервые появилась в подобном сне. И была она испуганной и такой жутко беззащитной, что Джеймсу хотелось броситься к ней, но он не мог. Зато какая-то фигура в темной мантии и в маске приближалась — очень быстро — к сестре.

Но Лили его не боялась. Человек подошел к ней и заслонил собой, словно прикрывая от всего вокруг. Словно… защищая? В этот момент Лили смогла протянуть руку и сорвать капюшон и маску с человека перед ней. Посмотрела — и вскрикнула.