МакГонагалл явно не знала, что сказать. Гермиона молчала, не в силах больше рассказывать. Рассказывать о том, как она умоляла бессознательного Гарри не умирать, как старалась остановить кровь, как металась между мужем и другом. Как страшно ей было смотреть на укусы Рона, на разодранную когтями грудь Гарри. На перекушенную шею Джинни.
А потом была больница Святого Мунго, где ее поили какими-то зельями, успокаивали, говорили ненужные слова, просили уйти и не мешать целителям. Был строгий кабинет Кингсли — мракоборец не противился ее расспросам, видимо, понимая, что теперь на ней одной осталась забота о безопасности детей Поттеров.
В кабинете повисла тишина. Потом МакГонагалл поднялась и шагнула к камину. Бросила щепотку летучего пороха и тихо позвала:
— Гораций! — Через несколько секунд Гораций Слизнорт откликнулся. — Пожалуйста, мне нужно еще успокоительного зелья.
— Что-то случилось?
— Гораций, зелье, — сурово повторила МакГонагалл. В пламени показалась рука с бутылочкой. Директриса поблагодарила профессора Зельеварения и прервала связь. Накапала в синюю чашку зелья, залила водой и протянула Гермионе. Женщина покачала головой. — Гермиона, выпейте. Вы должны быть сильной. Потому что вам придется как-то сказать об этом Поттерам. Думаю, будет неправильно, если они узнают о произошедшем от других или, упаси Мерлин, из газет.
Гермиона покорно кивнула, взяла чашку и опорожнила ее. Она судорожно вздохнула, подняла голову и наткнулась на добрый, сочувствующий взгляд своего преподавателя. И Гермиона разрыдалась — впервые за этот день. МакГонагалл сделала шаг вперед и прижала к себе плачущую женщину, заботливо гладя по волосам.
Со стен на них смотрели портреты, а по щекам Альбуса Дамблдора катились слезы. Он отвернулся и вскоре ушел, оставив пустую раму. Минерва поняла, что Директор пошел в свой портрет в Министерстве, чтобы узнать все, что только можно. Чтобы снова помочь своему любимому ученику — помочь выжить и пережить. Как ни странно, Северус Снейп последовал за ним.
Прошло минут пять, прежде чем Гермиона снова могла говорить. Она встала, отстраняясь от теплых рук МакГонагалл, налила себе еще зелья. Выпила. Вытерла глаза. Глубоко вздохнула, беря себя в руки. Ей нужно перестать чувствовать. Потому что она не имеет на это права. По крайней мере, тут.
— Пока Гарри в больнице, — твердо произнесла Гермиона, — я бы хотела, чтобы его дети — и мои дети — постоянно оставались здесь. Потому что в Хогвартсе они в безопасности. Я знаю, что они будут рваться в больницу…
— Не волнуйтесь, они будут в школе.
— Хорошо, — Гермиона отвернулась. — Думаю, теперь нужно позвать детей, — наконец, сказала она глухим голосом, избегая взгляда директрисы. — Если можно, и моих детей тоже. Я не уверена, что смогу повторить это снова.
МакГонагалл кивнула и вышла, Гермиона осталась одна в пустом кабинете. Не думать. Не чувствовать. Как заклинание.
Прошло долгих десять минут. Потом дверь отворилась, и вошли растерянные Джеймс и Лили, а за ними — Роза и Хьюго.
— Мама…
Гермиона покачала головой, не в силах пока говорить. Она ждала, пока дети сядут, и лишь потом подняла глаза на взволнованные и встревоженные лица детей Гарри. Не чувствовать. Не думать. Но как же это было тяжело.
Глава 7. Тедди Ремус Люпин
Тед узнал о случившемся через несколько часов. Он по привычке пришел в любимый бар перекусить в обеденный перерыв и наткнулся на запертую дверь. Хозяйка, узнав посетителя, вышла и шепотом рассказала ему о том, что произошло с Гарри Поттером и его родными.
Шок. Это было первое, что испытал молодой человек. Он еще никого в жизни не терял. Родителей он не знал, поэтому свое сиротство как-то сильно и не переживал. А вот то, что его крестный — верный друг, заменивший отца, — сейчас при смерти, что всеми любимая Джинни Поттер погибла, а Рон Уизли, возможно, не выкарабкается, заставило Люпина на несколько минут погрузиться в невеселые мысли.
Потом на смену шоку пришло желание что-нибудь сделать. Судя по всему, Поттеры были в опасности. Были дети, оставшиеся без матери. Был Гарри, который в эти минуты страдал в больничной палате (Тед отказывался верить, что крестный, может быть, отправился вслед за женой). Была, наконец, Гермиона, на которую свалилось теперь столько горя и ответственности. Был мистер Уизли, потерявший единственную дочь.
В холле больницы Святого Мунго собрались толпы журналистов и просто зевак, от которых в этот момент пытались избавиться охрана, мракоборцы и простые целители. Люпина тоже пытались задержать, но, когда он представился, его пропустили и отправили на второй этаж, где в белом коридоре у стен стояли несколько угрюмых мракоборцев, постоянно мелькали целители с напряженными лицами, а в стороне, на стуле, склонив голову, сидела Гермиона Уизли.
— Привет, — Люпин мягко коснулся ее плеча, садясь рядом. Гермиона повернулась к нему. Лицо бледное, губы сжаты в линию, руки подрагивают. Слез нет, но в глазах такая надежда, смешанная с ужасом от происходящего, что Люпин почувствовал, наконец, что все произошедшее действительно реально. — Что говорят целители?
Гермиона тяжелым взглядом посмотрела на дверь палаты, возле которой замер мракоборец с вынутой палочкой. Значит, там находится Гарри. Его охраняют. Оттуда постоянно выходили целители, о чем-то советуясь, разговаривая приглушенно.
— Потерял много крови. Глубокие рваные раны. Пытаются сейчас их заживить. Глубокая магическая кома, — почти шепотом сообщила Гермиона, все еще глядя на дверь палаты. — Ему постоянно вливают кровоостанавливающее и восполняющее зелье.
— Как Рон? — Люпин мягко держал руку женщины, успокаивая. Сам он даже мысли не допускал, что Гарри умрет. Этого просто не может быть — после всего, через что он уже прошел. Но ведь была вероятность, что он станет… Но это потом, сейчас главное не это.
— Его укусили, — голос Гермионы дрогнул. — Тоже сильная кровопотеря, очень сильная. Сломаны ребра и ключицы. Он сопротивлялся. На Гарри укусов нет.
Люпин сдержал вздох облегчения. Значит, Гарри опять повезло. Но повезло ли? Может, это была часть плана мести — заставить крестного страдать не из-за себя, а из-за близких? А что это был план мести, Тед не сомневался. Слишком все сходилось. Как же крестный переживет?
— Мне надо идти, — но Гермиона не двинулась. — Нужно зайти к Кингсли. А потом в Хогвартс.
— Чем я могу помочь?
— Чем… Чарли должен привезти Альбуса к мистеру Уизли. Иди туда, помоги им. Мистер Уизли сказал, что сам все сообщит, — Гермиона решительно поднялась, беря себя в руки. Сколько силы должно быть в человеке, чтобы так держаться, чтобы что-то делать, о ком-то думать, когда дорогие тебе люди борются за жизнь.
— Хорошо, я сейчас же туда пойду.
Гермиона кивнула, слегка сжав руку Теда.
— Побудь с мальчиком. Вечером я, скорее всего, заеду за ним. Хочу, чтобы он был в Хогвартсе. Пока.
— Да, это будет верно. Там безопасно, — Люпин подбадривающе изогнул губы, но улыбка не вышла. Гермиона стремительно пошла по коридору. Ее состояние выдавали лишь понуро опущенные плечи. Люпин восхищался этой женщиной. Даже ему было трудно сдерживать свои чувства.
Сидеть в больнице, как ему сообщили целители, было бесполезно, потому что к пострадавшим никого не пускали и новостей не сообщали. И Люпин отправился в «Нору».
Он трансгрессировал к калитке дома, но уже издалека понял, что что-то происходит. Он бегом пересек двор и вбежал в открытую дверь кухни.
Посреди гостиной он увидел Альбуса, который стоял, сжав кулачки. По его щекам текли крупные слезы, рот был скривлен, очки съехали на кончик носа. А вокруг лопались стекла, падали со столов предметы, в кухне хрустнула чашка. Артур Уизли прижался к стене, видимо, не решаясь подойти к мальчику. Дедушка был бледен и не отводил взгляда от бушующего внука.
— Не подходи к нему, — предостерег Артур, увидев, что Люпин сделал шаг к Альбусу. — Я пытался, но становится только хуже.