– А вы?

– Города могут и выжить, это зависит от того, что случится с солнечным светом, и от количества токсичных минералов, которые посыплются на поверхность океана. Мы рассредоточиваемся настолько далеко и глубоко, насколько можем, но из этого вряд ли выйдет толк. Через неделю каждый выживший город начнет посылать радиосигналы. Они станут маяками для выживших.

– Хотел бы я оказаться там, – произнес Винсент.

Кент снова умолк. Их связывало взаимное уважение и события прошлого. Полярные стороны в дебатах, прошлое и нынешнее поколения.

– Вот почему мы сделали то, что сделали, Винсент. Чтобы выжить.

–  Выживает планктон, Кент. Человечество должно жить. У нас нет ни гордости, ни надежды. Я нахожусь здесь, потому что кто-то слишком боялся признать один факт. Понимание того, кем ты являешься, иногда означает признание поражения.

– Все мы приносим жертвы, Винсент, – ответил Кент. – Цена высока, но мы живем и мечтаем. Тысячи поколений до нас пробивались сквозь невзгоды, потому что верили в светлое завтра. Так будет всегда.

– Удачи, Кент, – в конце концов сказал Винсент. – Я поговорю с тобой, когда мы начнем подбирать обломки.

Пока Ренальд и Аманда укрепляли лагерь, Винсент оставался в лаборатории. По замыслу он трудился над проблемой опухолей. Но он не работал. Он осознал свою ошибку еще до разговора с Кентом.

Он никогда не испытывал недостатка в способах самоубийства. В средних слоях глубокого океана, когда от земной жизни их отделяла всего дюжина поколений, приходилось использовать множество фокусов, чтобы оставаться в живых. Когда люди вроде Кента поняли, что их аргументы никого не убеждают, они переключились на интересы общества. Убедить Винсента в том, что он не только биологическое, но и интеллектуальное светило, было не так уж и сложно. Его смерть станет серьезной потерей для общества, сделав жизнь каждого намного сложнее. Но общество, будь то Паутина Шарлотты, или вся сеть городов, оставалось весьма смутной целью. Винсент никогда не считал, что нужды других не позволят ему прервать свое никчемное существование.

Сегодня, сейчас, он чувствовал, что обрел силу, достаточную, что бы перебороть инстинкт самосохранения, тот самый глупый инстинкт, который заставлял неразумных созданий страдать на протяжении бесконечно долгих геологических эр. Он проклял своих коллективных предков, которых нельзя назвать ни отцами, ни матерями. Сегодня, похоже, он станет таким же храбрым, как Мерсед, пусть он и опоздал на двенадцать лет.

Теперь, однако, его решение коснется и Ренальда с Амандой, которых нельзя назвать «размытым понятием».

Биохимическая задача оказалась относительно простой. Инженеры изменили каждый из шестидесяти тысяч генов Винсента, чтобы создать белки, способные выдержать давление на океанском дне. Два километра воды, притягиваемые тройной гравитацией, раздавят и изменят форму любого белка, а это изменит его свойства. Поэтому инженеры последовательно изменили и протестировали каждый ген, один за другим. Не упустив ни единого.

Зато они упустили всю иммунную систему в целом. Упустили иммунный белок всех В-лимфоцитов и Т-лимфоцитов. В общем-то, инженеры не виноваты – иммунный белок и антитела не создаются обычными генами. Они создаются в плоде. Каждый В-лимфоцит и Т-лимфоцит перетасовывает фрагменты ДНК, словно карты, и сохраняет все комбинации, которые не атакуют носителя.

Когда они опустились на дно океана, давление сплющило иммунные элементы каждого антитела и Т-лимфоцита. Здесь, внизу, у Винсента, Ренальда и Аманды возникли другие иммунные системы, и ни одна из них не подходила для содержащего ее тела. В данный момент у них наверняка развивались какие-нибудь аутоиммунные болезни. А еще целое множество опухолей, которые игнорировались иммунной системой.

Если они останутся здесь, они умрут, разве что только Винсент не найдет какое-нибудь медицинское решение, прежде чем опухоли или аутоиммунные болезни убьют их. Ренальд хорошо разбирался в медицине и генетике, но ему не хватало интуиции и креативности Винсента.

Первая идея Винсента казалась самой многообещающей: вернуться в Паутину Шарлотты и надеяться, что вызванные давлением изменения окажутся обратимыми или по крайней мере поддающимися лечению. Иммунные клетки должны восстановиться. Разрушенные антитела, которые сейчас, наверное, начинали атаковать их изнутри, нанесут организму большой урон, но в конце концов могут умереть раньше, чем Винсент, Ренальд и Аманда. Но сейчас все шло к тому, что возвращаться будет некуда. Они втроем могут стать последними выжившими, на них закончатся все мечты и устремления тысяч колонистов, которые когда-то прибыли в эту систему. А он, скорее всего, единственный, кто может спасти Ренальда и Аманду.

Винсент покинул лабораторию, запихнул в себя взятый на кухне липкий ком, который его желудок тут же попытался отправить обратно, и пошел спать в свою комнату.

Винсент имел ноги и видел солнце во многих из своих снов. Солнце представлялось в виде светового пятна в темной морской воде, на фоне которого плавал осадок. Винсент не знал, каково это – чувствовать ноги, но предательский инстинкт подсказывал ему. Чувство оказывалось эротическим. Он так долго жил среди чуждых существ, которые не вызывали в его мозгу сексуального узнавания, что руки и ноги воспринимались как нечто весьма сексуальное. Это естественное, смущающее, не дающее покоя чувство становилось непреодолимым.

Как и в большинстве его снов какая-то часть сознания оставалась отстраненной, она мыслила критически и реалистично. Эта часть повторяла внушаемую с детства молитву: «Не верь своим инстинктам. Они не для этого мира». Но инстинкты продолжали соблазнять его. В снах Винсент двигался по полю волнующейся травы, которая щекотала его ступни. Перед ним появлялась женщина с бледно-серой кожей и волосами, похожими на спагетти, колебавшимися возле больших, словно лампочки, глаз. Она широко раскидывала руки и ноги, он стремился к ней, но не знал, что делать дальше. При пробуждении он ощущал боль и неудовлетворенность.

Винсент вспомнил сон с болезненной точностью. Он ненавидел того, кем являлся, очень сильно и глубоко. Сексуальность для них оставалась небезопасной. Разработать беременность слишком сложно. Поэтому Винсент, Аманда и все остальные жители городов сдавали яйцеклетки и сперму генным инженерам. Никакого удовольствия не существовало. Все делалось с помощью уколов. В их мозгах имелась цепь нейронов, отвечающая за размножение, но она вела в никуда. Инженеры не знали, как переписать нейронные структуры, которые эволюция превратила в инстинкт. Всех их преследовало желание, зовущее лишь в пустоту.

Когда Ренальд и Аманда встретились с Винсентом, он сидел в лаборатории перед неработающим компьютером. Они выдохлись и жадно глотали насыщенную кислородом воду, прислушиваясь к электрическому движению в комнате.

– У нас все готово, – сказала Аманда. – Мы можем отсоединить от дна главное здание, когда скажешь.

Винсент не имел над ними формальной власти, но так уж сложились их отношения, что они согласовывали с ним большинство планов, прежде чем что-то сделать.

– Я понял причину проблемы, – ответил он.

– Это серьезно? – спросил Ренальд.

– Да. Наши иммунные системы инициализировались, скажем так, под одним давлением. Они не приспособлены к этой новой глубине. Доброкачественные опухоли, которые контролировались под давлением в середине океана, вышли из-под контроля на дне. Я также полагаю, что иммунные системы атакуют наш организм, хотя симптомы еще не проявились.

– Мы можем это исправить?

– Не исключено.

Ренальд и Аманда подались вперед.