Направлявшаяся к нам женщина подошла к Нефру-ра. Она помогла царевне выйти из носилок, так как от входа в зал нас отделяло всего несколько шагов. Это была та самая жрица, которая в течение нескольких лет представляла супругу бога, а теперь должна была посвятить царевну в ее обязанности.

Свита царевны осталась у входа. Все знали, что в сам храм, жилище великого бога, им доступа не было. Я присела на корточки рядом с Небем-васт и успела услышать, как она кому-то прошептала:

– Привратник сказал, что Руи сегодня полночи не был дома, а Мерит…

Но тут жрец взял меня за руку.

– Идем со мной, – сказал он и пошел впереди. Он не вошел в большой зал, а, минуя вход, провел меня туда, где был оставлен узкий проход между внешней стеной и стеной храма. Казалось, мы шли по дну глубокого ущелья, а высокие стены давали такую холодную тень, что меня даже бросило в дрожь. Наконец, в том месте, где внутренняя галерея несколько расширялась, мой провожатый провел меня через одну из дверей в небольшое помещение. Там нас встретил такой сильный аромат, что у меня перехватило дыхание. Перед боковым алтарем трое мужчин воскуряли фимиам. Но мы быстро пересекли и это помещение и вошли в совсем небольшую комнату, где на полу сидела на корточках кучка молоденьких девушек.

– Научите ее своим песням, – сказал старый жрец, – пусть она поет вместе с вами, и пусть все услышат ваш хор на Празднике долины!

Меня с любопытством осмотрели со всех сторон но, по-видимому, не открыли ничего предосудительного.

– Ты знаешь песню в честь Хатхор? – спросили меня.

– Какую? Ту, что начинается словами «Прекрасный день»?

– Нет, эта песня в честь Амона. Мы же воспеваем Хатхор, которую он радует своим посещением. И они начали:

Это была торжественная, спокойная песня, сопровождавшаяся ритмическим покачиванием сидящих на полу и причудливыми движениями рук. Мой слух легко уловил мелодию, и когда они запели в третий раз, я вступила в хор:

И я увидела, как жрец, до сих пор стоявший рядом, потихоньку покинул комнату.

До вечера мы оставались в храме. Днем к нам присоединились новые девушки, потому что прекрасный Праздник долины – ты знаешь, Рени, он отмечается в десятый месяц каждого года между Жатвой и Половодьем – в том году должен был быть еще великолепнее, чем когда-либо прежде. По приказу царицы расширили и украсили тот храм, который возвел отец Хатшепсут, первый Тутмос, в западной пустыне, в Долине царей и в котором почиталось его Ка и Ка его сына. Об этом храме рассказывали чудеса. Тремя террасами поднимался он до подножия западной цепи гор, где глубоко в скалах было вырублено вечное жилище царицы рядом с жилищем ее отца и ее супруга. Перед погребальными помещениями находились пышные залы, украшенные множеством красочных картин, а рядом была часовня великой богини Хатхор, в честь которой и возвели это святилище. А для того чтобы богиня чувствовала себя в своем новом жилище, устроенном для нее царицей, как дома, Хатшепсут приказала доставить туда зеленые ладановые деревья из страны бога Пунт, родины Хатхор. Среди каменистой пустыни вырыли пруд. Каждый день рабы таскали в него воду из Реки. Вокруг пруда вырубили в скале глубокие ямы и заполнили их землей, в которую опустили корни священных деревьев. И хотя многие опасались, что деревья засохнут, они, наоборот, чудесным образом зазеленели: очевидно, Хатхор каждое утро оживляла их своей росой.

Так болтали женщины, ведя приготовления к празднику.

Не только хоры разучивали свои песни. Повсюду можно было видеть работавших людей. В храме до блеска начистили бронзовую, медную и золотую утварь, курильницы, скипетры и жертвенные чаши. Были приведены в порядок одеяния для статуй богов и подновлены краски и священные знаки. Здесь шили и вышивали новые знамена, там принимали пожертвования зерном и скотом. В перерывах между разучиванием песен нам разрешалось гулять по подсобным помещениям храма и во дворе, и ни одна из молодых девушек, с которыми я сегодня впервые пела в хоре, а теперь гуляла, не давала мне понять, что я чужая, и не называла меня гусиной служанкой. Неужели мой выговор уже перестал резать слух? Неужели здесь никто не знал, что я была всего-навсего ребенком из далекой страны Пунт, которого купили люди?

Уже много недель мне не выпадало такого счастливого дня. Даже Нефру-ра присоединилась к нам. Она сняла большой убор в виде коршуна, слишком тяжелый для ее изящной головки, но еще держала в руках систр. Ее пальчики напряженно обхватывали золотую ручку, украшенную изображением Хатхор, богини с головой коровы. Она опустила священный предмет, ее руки слегка дрожали, и металлические полоски, протянутые через широкие отверстия в дужке, издававшие при каждом движении такой дивный звук, тихонько звенели.

Нефру-ра явно обрадовалась, увидев меня, и подошла ко мне. Мне показалось, что никогда, с того незабываемого дня, когда мы увиделись в первый раз и играли вместе в ветвях смоковницы, она не была мне ближе, чем сегодня.

Тут пришел старый жрец, и Нефру-ра тихо сказала ему:

– Я хочу домой!

– А как же представление? – спросил он. – Тебе ведь нужно еще познакомиться с представлением, чтобы знать, на каком месте ты с систром…

Мгновение она помедлила с ответом:

– Если Мерит пойдет со мной… – наконец сказала она. Тогда он взял нас обеих за руки.

В саду при храме находилось священное озеро Амона. Его окружали смоковницы, по берегам росли камыш и тростник. Однако в одном месте эту зелень срезали, так что была видна блестящая вода и на ней ладья, качавшаяся на волнах неподалеку от берега. Здесь же под смоковницами были установлены каменные скамьи, и сюда-то привел нас жрец.

То, что нам довелось там увидеть, я не забуду никогда!

Посреди ладьи сидела женщина с распущенными волосами. Она воздела руки к кебу и начала плач:

А издали зазвучал хор низких мужских голосов:

И тогда поднялась Исида – и стало видно, что это богиня, потому что руки ее переходили в крылья. Она обмахнула ими лежавшего перед ней умершего и вскричала: