На сей раз он не подвел:
— Дорогая миссис Райан, я с огромным удовольствием показал бы вам свою мастерскую, но, должен заметить, она не на пути в Лондон.
Теперь взгляды всех обратились на миссис Райан в ожидании, как она это воспримет. Но она всего лишь надула губки, все с облегчением засмеялись, и миссис Райан тоже, вполне добродушно.
— Ну что ж, ладно, я умею признавать поражение. — Она взяла сумку и перчатки. — Только одно — вы все были очень добры ко мне, и я не хочу больше чувствовать себя чужой. Меня зовут Мелисса. Как вам кажется, вам не трудно будет называть меня просто по имени?
Пока мужчины сносили вещи в машину, миссис Райан завладела Эммой.
— Эмма, вы необыкновенно добры ко мне, — сказала она. — Маркус рассказал мне, что вы приехали из Парижа, чтобы быть рядом с отцом, и тут являюсь я и снова отнимаю его у вас…
Эмма, прекрасно отдавая себе отчет, что она отнюдь не была «необыкновенно добра», почувствовала угрызения совести.
— Выставка на первом месте.
— Я буду о нем заботиться, — пообещала Мелисса Райан.
Да уж конечно, подумала Эмма, в этом можно не сомневаться. И все же, вопреки самым мрачным предположениям, американка ей нравилась. Что-то было в ее твердом подбородке, в ясных фиалковых глазах, что заставило Эмму подумать, что, может быть, на сей раз Бен не ограничится обычной легкой интрижкой. И если с самого начала не пойдет все по заведенной дорожке, это собьет с него спесь. Она улыбнулась миссис Райан.
— Надеюсь, он скоро вернется домой, — сказала Эмма. И, подхватив со спинки кресла медового цвета норковую шубку, помогла миссис Райан одеться. Из отеля они вышли вместе. Похолодало. Солнечное тепло покинуло небо, и с моря повеяло леденящей стынью. Роберт поднял верх «альвиса», и Мелисса, плотнее запахнув свою норку, подошла к Бену попрощаться.
— Но это не прощание, — сказал он, не выпуская ее руку и многозначительно глядя на нее. — Я говорю: до свидания.
— Конечно! И если вы сообщите мне, когда ваш самолет прибывает на аэродром Кеннеди, вас встретят.
— Сообщу я, — сказал Маркус. — На моей памяти Бен еще никогда никому ничего не сообщал, тем более время его прибытия. До свидания, Эмма, моя дорогая девочка, и помни: я пригласил тебя пожить у нас в Лондоне, пока Бен будет в Америке.
— Спасибо, Маркус. Как знать, могу и приехать.
Они расцеловались. Маркус сел на заднее сиденье, Мелисса Райан на переднее, закутав свои длинные ноги в плед Роберта. Бен захлопнул дверцу и, наклонясь к раскрытому окну, продолжал что-то говорить Мелиссе.
— Эмма! — Это был Роберт.
Она повернулась.
— О, Роберт! До свидания.
К ее удивлению, он снял кепку, наклонился и поцеловал ее.
— Вы справитесь?
Она была тронута.
— Да, безусловно.
— Звоните в галерею, если что понадобится.
— Но что может мне понадобиться?
— Не знаю. Просто подумал. До свидания, Эмма.
Они с Беном стояли, провожая машину взглядом, пока она не скрылась из виду. Тогда Бен, прочистив горло, с некоторой многозначительностью, как будто читал лекцию, произнес:
— Какая интересная голова у этого молодого человека. Узкая голова и выразительная лепка лица. Хотел бы увидеть его с бородой. Из него выйдет хороший святой… или, быть может, грешник. Тебе он нравится, Эмма?
Она пожала плечами.
— Пожалуй, да. Но я его совсем не знаю.
Бен повернулся и увидел небольшую группу постояльцев отеля, которые то ли отправлялись на прогулку, то ли возвращались с гольфа или же в поисках развлечений цеплялись за малейшую соломинку и стояли, наблюдая отъезд Мелиссы. Обнаружив их, Бен пришел в замешательство и зашагал прочь, как будто его уличили в каком-то неблаговидном поступке.
Он с удивлением покачал головой.
— Нет, право же, пялятся на меня, будто я двухголовый шимпанзе, — сказал он. — Пойдем-ка скорее домой.
6
Бен Литтон отправился в Америку в конце марта; из Порткерриса в Лондон поездом, из Лондона в Нью-Йорк «боингом». В последний момент Маркус Бернстайн решил ехать вместе с ним, и в вечерних газетах появились фотоснимки их отлета. Белые волосы Бена вздыбились на ветру, и Маркус, утонувший в своей черной шляпе. Оба выглядели слегка потерянными.
Авиабандероль Эмма получила от Маркуса — американские газеты с отзывами всех ведущих критиков страны. Они были единодушны в общей оценке куинстаунского Музея изящных искусств, отмечали его превосходное архитектурное решение, прекрасное освещение и замечательное собрание картин. Не пропустите выставку работ Бена Литтона, — писали критики. Вряд ли когда-нибудь еще творчество этого художника будет представлено публике в такой полноте. Его экспозицию стоит посетить хотя бы только ради двух-трех портретов, предоставленных музею их частными владельцами и написанных художником еще до войны. Увидеть эти портреты и убедиться, что один человек может быть одновременно художником, психологом и исповедником, отпускающим грехи.
«Бен Литтон пользуется кистью как хирургическим скальпелем: сначала обнажает скрытую болезнь, а потом врачует ее с предельным сочувствием».
Слово «сочувствие» было употреблено снова в отношении его рисунков военной поры: люди в бомбоубежище, пожарные; много эскизов, сохранившихся со времени продвижения союзнических войск в Италии. О послевоенных работах говорилось следующее: «Некоторые художники создают свои абстракции, отталкиваясь от натуры. Абстрактные картины Бена Литтона созданы воображением, и столь живым, что с ним не смогут соперничать художники вдвое его моложе. Его абстракции полны жизни».
Эмма прочитала все отзывы и позволила себе возгордиться. Закрытый показ состоялся третьего апреля, к десятому еще не было никаких известий о его возвращении, но дни Эммы были заполнены приведением в порядок коттеджа, потом она снова переместилась в мастерскую, чтобы закончить покраску стен. Умственного напряжения эта работа не требовала, и она предавалась туманным мечтам о будущем. Месяц назад она не могла себе этого позволить. Но теперь она действительно чувствовала, что жизнь ее переменилась. Когда она провожала Бена на лондонский поезд, он на прощание ее поцеловал — конечно же, рассеянно, как будто в этот момент и не помнил, кто она такая, но все же он ее поцеловал, и это означало веху в ее жизни, с этого момента можно будет начинать новый отсчет дней. Когда ему наскучат льстивые восторги американской публики и он вернется, она встретит его в Порткеррисе. Она представляла, как стоит на перроне — серьезная, спокойная, деловитая. Идеальный секретарь по связям с общественностью. И, может быть, в следующий раз он поедет куда-то далеко, в какой-то экзотический уголок земного шара и возьмет Эмму с собой. Она будет заказывать авиабилеты и следить, чтобы он не терял связей с миром и информировал Маркуса о своих передвижениях.
А потом, дня два спустя, пришло письмо от Маркуса с лондонской маркой. Эмма распечатала конверт с надеждой, что Маркус сообщает ей, когда прибывает Бен, но в письме сообщалось лишь о том, что Маркус вернулся в Лондон один, а Бен остался в Куинстауне.
«Мемориальный музей Райана замечательный, — писал Маркус, — и, будь у меня возможность побыть там еще какое-то время, я бы тоже остался. В музее представлены все виды искусства, в нем также есть маленький театр, концертный зал и выставка русских ювелирных изделий, которую очень стоило бы посмотреть. И сам Куинстаун очаровательный городок: дома из красного кирпича в георгианском стиле[8] на зеленых лужайках, окруженные цветущим кизилом. Кажется, что эти деревца так и цветут там с незапамятных времен, но я видел, как высаживали на газон одно такое деревцо, уже большое. Вот что значит теплый ровный климат!
Редлендс (поместье Райанов) — это большой белый дом с колоннами и верандой, на которой в шезлонге сидит Бен, а чернокожий дворецкий по имени Генри приносит ему джулеп.[9] Генри приезжает каждый день на работу в сиреневом „шевроле“ и надеется в не столь отдаленном будущем стать юристом. Он способный молодой человек и своего добьется. В поместье два теннисных корта, загон (король), полный резвых скакунов, и непременный бассейн. Бен, как ты догадываешься, не ездит верхом и не играет в теннис, и если он в это время не добавляет местного колорита на ретроспективной выставке, то плавает на резиновом матрасе в этом бассейне. Я очень сожалею, что он покинул тебя так надолго, но, поверь, этот отдых ему просто необходим. В последние годы он напряженно работал, и небольшая передышка не принесет ему вреда. Если тебе одиноко, наше приглашение остается в силе. Приезжай, дорогая, поживи с нами, для нас это будет большой радостью.