Выпучив глаза и раскрыв рот, Рут вжалась в дерево за спиной, ее пятки зарылись в землю. Вихрь кружащихся листьев становился все более неистовым, и через мгновение листья превратились в сплошную кружащуюся массу; но все новые отрывались от тонких веток, так что их шелест и шум ветра заполнили голову Рут. Она хотела отвести взгляд, но не могла, зачарованная зрелищем.

Форма вихря начала изменяться, приобретать новые очертания, он стал ниже, тоньше у вершины, и конусом расширялся к земле.

Звук перешел в шипение. А шипение превратилось в многоголосый шепот, в множество приглушенных голосов.

И вдруг вихрь стал распадаться.

Чтобы открыть под собой фигуру.

Фигура была смутной, словно не в фокусе, но приняла грубые очертания человека.

И Рут узнала этого человека.

Фигура пошевелилась внутри вихря листьев, и Рут показалось, что склоненная голова медленно поднимается и смотрит на нее. Содрогание прервало ее дрожь — девушка узнала это бесформенное лицо еще до того, как показались первые черты и острый кривой нос с загнутым к верхней губе концом. Ноги девушки загребли по мягкой лесной земле, будто изображая бег, щека вдавилась в жесткую кору, а глаза скосились под неловким углом, будто она в самом деле убегала, оглядываясь через плечо на нечто, проявляющееся среди кружащихся листьев. Девушка издала негромкий, напоминающий мяуканье звук, когда под крючковатым носом образовалась темная дыра, дыра с губами — влажными, поблескивающими губами.

Фигура заговорила, но ее слова, как и сама она, были смутными, неразборчивыми. Возможно, она назвала имя девушки, возможно, жаловалась на свои муки — Рут не разобрала.

Она хотела закрыть глаза, чтобы не видеть этого все усиливающегося уродства — вполне могло быть, что фигура исчезнет, если на нее не смотреть, — но искушение было слишком велико, слишком сильно ее притягивало извращенное очарование, чтобы бороться с ним; Рут не могла удержаться, чтобы краем глаза не подсматривать.

Размытая тень снова пошевелилась, словно проверяя свою подвижность, — медленно, еле-еле; и вдруг листья вокруг разлетелись, будто их сдуло порывом ветра. Фигура развернулась к девушке, и Рут увидела, что Манс голый.

— О, нет... — тихо проговорила она.

"Его тело разложилось — ради Бога, -закричал голос у нее в голове, конечно, оно разложилось, он уже девять лет как умер!" -ив открытых ранах гнездились мелкие прожорливые существа. Манс смотрел на нее мертвыми, черными глазами.

Самая глубокая рана пересекала его тощий — Манс всегда был худым, — но вздувшийся живот, хотя раны на истерзанных руках и бедрах компенсировали ее глубину своим количеством. Внимание Рут опять привлек его омертвевший взгляд, завораживающий ее, и к еще большему ужасу девушка заметила, что рот с поблескивающими краями улыбается ей. Голова Манса снова склонилась, словно он смотрел на свое обезображенное тело, и проследив за его взглядом, она поняла, что означает этот взгляд. Руки мертвеца двинулись к паху в жуткой пародии на те давние времена, когда Рут была ребенком и они вместе играли в те тайные игры; пальцы указали на рану, которая была действительно глубже всех остальных.

Рут вдруг поняла, как Манс изуродовал себя, как он закончил свою несчастную и мучительную жизнь. Она увидела густой комок черной крови, сочащейся из рваной дыры в том месте, где раньше были половые органы.

12

Грейс Локвуд еще раз постучала в раскрашенную желтую дверь, в то время как Эш стоял на дорожке и смотрел на ряд маленьких садиков. Все садики были аккуратны, а два по краям особенно ухожены; тот, в котором стоял Эш, начал проявлять признаки заброшенности, в нем начали пробиваться сорняки, а некоторые цветы явно нуждались в прополке. Покосившись на окошко над входной дверью, Эш задумался, почему оно сегодня уже привлекло его внимание.

После третьего стука дверь на несколько дюймов приоткрылась, и из темноты выглянула опухшая физиономия.

— Привет, Эллен, — услышал Эш голос Грейс. — Это я, Грейс Локвуд. Последнее время вас совсем не видно.

Щель сузилась, и на мгновение Эшу показалось, что Эллен Преддл сейчас захлопнет дверь, но потом женщина выглянула для более внимательного осмотра.

— Всего несколько дней назад я виделась с викарием. — Это прозвучало почти как довод защиты.

— Я знаю, Эллен, — успокоила ее Грейс. — Это преподобный Локвуд и послал меня к, вам.

— Ты его дочь, да? — послышалось после некоторого колебания.

— Ну да, Эллен. Вы же знаете меня, мы много раз говорили с вами.

— Я знала тебя, когда ты была маленькой. И знала твою мать. Это была добрая женщина.

— Мне можно войти?

— Нет.

Категоричность ответа удивила Грейс, и прежде чем совершить вторую попытку, она оглянулась на Эша.

— Мы пришли помочь, Эллен. Может быть, вы передумаете?

— Чем вы можете помочь? — резко возразила Эллен Преддл. — Никто из вас не понимает, что происходит. Вам не понять.

Грейс шагнула в сторону и представила исследователя:

— Эллен, это Дэвид Эш. Уверяю вас, он разбирается в таких вещах.

— Разбирается? В чем?

Эш не понял, почему грубость женщины перешла в нервозность. Он подошел и тихонько коснулся двери.

— Миссис Преддл, я из Института экстрасенсорики. Преподобный Локвуд связался с нами, чтобы выяснить, не сможем ли мы разобраться, что у вас тут происходит. — Ему показалось нецелесообразным уточнять, что фактически с Институтом связывалась дочь викария, — упоминание о том, что сам викарий не одобряет этого, могло причинить массу вреда.

— Он говорил, что никому не скажет, говорил, что это останется между нами. — В голосе женщины не было возмущения, только отчаяние. — Он обещал.

— Да, я знаю, но недавно в Слите произошло кое-что еще. И о вас он никому не говорил. Викарий уважает ваши желания, миссис Преддл.

— Кажется, мисс Локвуд вполне в курсе всего.

— После визита отца к вам я настояла, чтобы он все мне рассказал, — быстро вмешалась Грейс. — Он был в очень возбужденном состоянии. Послушайте, может быть, мы зайдем и поговорим Просто поговорим, ничего больше. И если вы захотите, чтобы мы ушли, мы уйдем. Мистер Эш... он ученый, изучает подобные явления и постарается понять, что происходит. И возможно, сможет объяснить нам причины.

Дверь открылась пошире, и женщина вышла на свет. Эш заметил, что Грейс вздрогнула.

Глаза Эллен Преддл как-то странно, отчужденно, смотрели на них, словно ее мысли витали где-то вдали и лишь отчасти улавливали настоящее. Вокруг глаз виднелись тени, как те пятна усталости, что прогнали краски с лица молодой девушки в «Черном Кабане». Под глазами, у женщины образовались мешки, несомненно от слез и утомления, и на виске под тонкой кожей заметно пульсировала жилка. Пряди черных с проседью волос неряшливо сбились на широкий лоб, а руки, казалось, не могли ни на мгновение успокоиться: они хватались за одежду, прикасались к лицу, постоянно сжимали одна другую. Эш заключил, что Эллен Преддл выглядит так, будто ее посещают призраки.

Она прямо, посмотрела на него.

— Вы можете помочь моему Саймону? — умоляющим тоном спросила она, и волнение в ее голосе так же потрясало, как и ее внешность.

— Вы имеете в виду вашего сына? — ответил Эш как можно мягче, словно в ее вопросе не было ничего странного. — Думаю, я смогу помочь вам обоим, если вы разрешите мне.

Ему было неловко за свою уверенность, поскольку в его функции входило только объяснять, опровергать или подтверждать; он не был специалистом по изгнанию бесов или утешителем. Однако в данных обстоятельствах доля притворства могла помочь наладить отношения с этой женщиной.

Сомнение придало ее отрешенному взгляду хоть какое-то выражение, и Грейс быстро подхватила:

— Мой отец и я уверены, что мистер Эш сможет выяснить причину происходящего, Эллен, а разобравшись в причинах, он, вероятно, сможет положить этому конец.

Эш посмотрел на нее с еле скрываемым удивлением, и Грейс ответила легкой извиняющейся улыбкой.