– Включите его, мистер Эш, – попросила она, и он был озадачен ноткой самодовольства, прозвучавшей в ее голосе. – Прослушайте записи, сделанные в Эдбруке.

Он послушно нажал на кнопку перемотки и подождал, пока перематывается пленка, потом нажал на пуск.

– Как погибли ваши родители, Кристина? – послышался искаженный записью голос Эша.

Тихий шелест движущейся пленки и атмосферные шумы.

– Вы были еще детьми, когда это произошло? – снова зазвучал его голос.

И вновь никакого ответа.

Эш нахмурился и перемотал пленку чуть дальше. Потом снова нажал на пуск.

– ...как вы знаете? Или знали... – это опять его голос. Эш вспомнил, что это часть вопроса, заданного им Саймону.

В ответ – тишина.

В полном смятении он снова перемотал пленку.

– ...и даже может влиять на электричество... – это его слова.

Никакого ответа. Потом его голос:

– Нет, я по-прежнему говорю о необъяснимых феноменах. Пожалуйста, продолжайте рассказ.

Еще некоторое время он слушал шипение пленки, потом раздраженно выключил диктофон. Засовывая его обратно в карман пиджака, Эш заметил, что впереди уже показались первые дома поселка.

– Но почему? Почему именно я? – со странной смесью недоумения и безнадежности спросил Эш.

Ее ответный вздох был столь же безнадежным, как и заданный им вопрос. Дэвид вдруг подумал, что няня Тесс сейчас мало чем напоминает ту женщину, которая еще совсем недавно встретила его в Эдбруке, – сдержанную, необщительную старую деву, незамужнюю тетушку троих племянников.

– Заговор, – ответила она наконец.

Он непонимающе взглянул на нее.

– Заговор духов, – пояснила она, осторожно ведя машину по пустынной улице. – Союз между ними и кем-то еще, обитающим, так же как и они, в потустороннем мире. Они сговорились с кем-то, мистер Эш, и этот кто-то из числа ваших близких.

Эш замер, чувствуя, как по спине ползет холодок. Внутри него возникло ощущение еще большей угрозы. Он хотел вновь оказаться в реальном мире – и вот он, этот мир, за окнами машины проплывают дома и магазины, улицы освещены, дорожные указатели стоят на своих местах – обычная жизнь идет своим чередом. Но его по-прежнему преследуют аномалии, патологические явления, и они в данный момент находятся здесь, рядом с ним в машине. Голос няни Тесс звучал тихо и монотонно, но тем не менее каждое ее слово четко фиксировалось его сознанием. Он одновременно и верил и решительно отвергал все ею сказанное. Постепенно страх начинал брать верх над разумом.

– Причиной послужило ваше решительное отрицание возможности посмертного существования духа. Ради собственного спокойствия вы глубоко прятали свою веру в подобную возможность. Разве сознание вины в гибели вашей сестры не заставило вас воздвигнуть эту стену неверия? – Не дожидаясь ответа, она продолжала: – И разве вы, несмотря на то, что прошло уже много лет, все еще не боитесь, что она вернется, чтобы потребовать возмездия, чтобы заставить вас заплатить за то, что вы с ней сделали? Я уже говорила вам, что человеческий разум – область таинственная и непостижимая...

Машина подъехала к небольшому станционному зданию, и Эш увидел стоящий у платформы поезд. Однако он по-прежнему оставался в машине. Все чувства его находились в полном смятении, он дрожал с головы до ног, голова слегка подергивалась, словно он хотел опровергнуть все только что сказанное.

Няня Тесс разволновалась, на глазах ее выступили слезы.

– Игра зашла слишком далеко. Я пыталась держать их под контролем, старалась изо всех сил, но... как всегда, не выдержала, уступила. Моя вина ничуть не меньше вашей – я обещала Изабель, что позабочусь о них, а вместо этого позволила всем им умереть. Всем... Разве может быть мне прощение?

Она опустила голову на руль и закрыла руками лицо. Эш с трудом мог различить то, что она говорила.

– Самое страшное уже случилось. Теперь люди станут задавать вопросы. Эдбрук и Мариэллы станут пищей для разговоров.

Эш почувствовал, что, несмотря на страх и смятение, его охватывает гнев.

– Ну уж я-то во всяком случае никогда и никому не расскажу о том, что произошло со мной в Эдбруке. Мне же все равно никто не поверит.

– Вы по-прежнему не понимаете, о чем речь? Игра зашла чересчур далеко. В нее оказался втянутым еще один человек, чье сердце оказалось не таким крепким, как ваше.

Она подняла к нему искаженное мукой лицо, обрамленное растрепавшимися волосами. Морщины на щеках стали еще заметнее. Няня Тесс медленно повернула голову и посмотрела через плечо на заднее сиденье. Несмотря на нарочитую неторопливость этого движения, глаза ее полны были страха, а выражение лица едва ли можно было назвать бесстрастным.

Эш проследил за ее взглядом, хотя внутренний голос настойчиво приказывал ему не делать этого.

С заднего сиденья на него смотрели широко открытые мертвые глаза Эдит Фипс. Рот ее был полуоткрыт, верхние зубы лежали на нижней губе, и этот вывалившийся зубной протез придавал ее лицу какое-то нелепое выражение, однако в чертах ее лица, во всем ее теле отсутствовали свойственные покойникам расслабленность и умиротворенность. Если бы труп мог обладать голосом, Эдит сейчас кричала бы от ужаса.

Эш резко отвернулся и уставился на приборную доску. Это уже был даже не ужас, ибо и это чувство имеет свои пределы – в те несколько секунд, что он смотрел на Эдит, все эмоции, достигнув, видимо, наивысшей точки, разом покинули его, превратив в пустую, бесчувственную оболочку.

Но в следующий момент он услышал, как хихикает няня Тесс, и увидел пляшущие в ее испуганном взгляде искорки безумия.

Мгновенно придя в себя, Эш бросился прочь из машины.

31

Он оттолкнул в сторону служащего вокзала, который в эту минуту входил в полутемный кассовый зал со стороны платформы. Он слышал, как человек выругался и что-то прокричал ему вслед, но не остановился. Поезд уже тронулся и медленно набирал скорость, словно груз, который он вез, был чересчур для него тяжелым.

Схватившись за ручку вагонной двери, Эш прихрамывая побежал рядом, стараясь не отставать, чтобы вскочить в вагон. Он едва не лишился ног, но все же каким-то образом успел ухватиться за дверную раму и ввалился внутрь. Дэвид без сил рухнул поперек сиденья в купе, но тут же подтянулся и сел прямо, прислонившись головой к стене. Дверь купе с грохотом захлопнулась. Поезд набирал ход. Голова Эша моталась из стороны в сторону, словно у пьяного, он бормотал что-то себе под нос, вслух отрицал возможность и вероятность всего, что пришлось ему пережить, судорожно хватался руками за воротник рубашки, как будто ему не хватало воздуха. По спине и шее струился липкий холодный пот.

Колеса поезда ритмично стучали, движение его по-прежнему было неторопливым, и Эш поблагодарил Бога за то, что он наконец-то уезжает из этого адского местечка, называемого Эдбрук, со всеми происходящими в нем кошмарами, уезжает от Мариэллов, которые существуют только за счет горя и мучительных угрызений совести живых, от домоправительницы, их тетушки, сошедшей с ума от сознания своей вины в постигшей семью трагедии. Он уезжает от всех, уезжает от Кристины...

Он вновь оказался во власти эмоций, воспоминаний, сомнений и впечатлений. За время краткого пребывания в Эдбруке произошло слишком многое, чтобы он мог так быстро осмыслить все это. Он пережил минуты отчаяния и ужаса и минуты всепоглощающей любви. Он занимался любовью... Но с кем? С призраком? Нет, это невозможно, решительно невозможно.

Он в отчаянии затряс головой. Ибо на самом деле он знал правду.

Роберт, Саймон и Кристина были призраками, и все они сговорились еще кое с кем, когда-то ему очень близким, – с его сестрой, которая даже после смерти не перестала его презирать, которая строила против него козни даже из могилы. И этот заговор призраков превратился в страшную реальность.

Внезапно Эш застыл на месте. Он сидел спиной по ходу поезда и потому мог видеть постепенно удаляющуюся пустую платформу. Но теперь на ней появился человек, и голова его медленно поворачивалась вслед уходящему поезду.