— Вы дадите знать, если почувствуете, что происходит... что-то необычное?

— Ультрафиолетовое излучение будет нарастать постепенно, Бишоп, поэтому вам не следует опасаться, что вспышка будет внезапной, — сказал Маринкер. — Вы только предупредите... (помехи). Вы хорошо нас слышите, миссис Метлок? Похоже, откуда-то поступают помехи.

Медиум ничего не ответила, и Бишоп посмотрел на нее с тревогой. Она застыла в кресле, как-то напряженно подавшись вперед.

— Миссис Метлок! — повторил металлический голос.

— Замолчите, Маринкер! — резко оборвал его Бишоп. И более мягко добавил, обернувшись к медиуму: — Эдит? Вы что-нибудь чувствуете?

Она, не отрываясь, все смотрела и смотрела перед собой, голос ее прозвучал еле слышно:

— Она здесь, Крис. Она... о Господи! — Ее тело содрогнулось. — Неужели вы не чувствуете? Она нарастает. Она окружает нас со всех сторон!

Бишоп осмотрелся: нет, он ничего не чувствовал, а сквозь тонированное стекло было почти ничего не видно Он быстро отстегнул маску и сдвинул ее на затылок.

Почувствовав, что наконец-то началось, военные и техники беспокойно поглядывали друг на друга. Джессика ощутила страшную слабость — слабость, вызванную страхом. Какое-то чувство, похожее на интуицию, но более сильное и определенное, подсказывало, что им угрожает опасность гораздо большая, чем в прошлый раз, что теперь они еще более уязвимы, а силы, которыми они собираются противодействовать Тьме, ничтожны. Девушка схватилась за Пека, чтобы не упасть. Он поддержал ее и переключил свое внимание на двух человек, сидящих перед котлованом. Бишоп сбросил маску и все оглядывался, как будто что-то искал.

В пункте управления Маринкер раздраженно отчитывал своего радиста:

— Неужели нельзя убрать эти чертовы помехи? Я совершенно не слышу, что они там говорят.

— Я пытаюсь, сэр, но ничего невозможно сделать. Боюсь, что это атмосферные помехи, — связь с вертолетами тоже нарушена.

Маринкер избегал встречаться глазами с Сикльмором, чтобы не выдать свою странную тревогу. Он мысленно проклинал себя за собственную глупость и надеялся, что никто не замечает, как дрожат его руки.

— Бишоп, у вас что-то не так? Вы меня слышите? — в который раз спрашивал он. Но в ответ услышал только непрерывное потрескивание.

Шум помех стал непереносимым, и Бишоп сорвал наушники. Почему стало так темно? Он прищурился, внимательно оглядывая площадку. Не потому ли, что горело только несколько прожекторов? Или воздух стал таким непроницаемым не только по той причине, что наступила ночь? Он поморгал, протер глаза, но все же не смог уловить никакого заметного изменения в освещении. Возможно, это похожее на галлюцинацию напряжение нагнетают сами люди, присутствующие на площадке, и ложный страх вызван не чем иным, как скрытой формой массового психоза.

— Эдит, я ничего не вижу.

— Она здесь, Крис, здесь.

Боковым зрением он заметил, что слева от него что-то мелькнуло. Он быстро повернул голову в ту сторону. Ничего. Снова какое-то движение, на этот раз справа. Но и там ничего...

Эдит откинулась в кресле, крепко сжав руками края сиденья. Ее дыхание стало прерывистым.

Незащищенное лицо Бишопа обдало холодом, вызвавшим покалывание в порах и стянувшим кожу. Холод пробирался внутрь, сковывая все тело. Снова какое-то движение — на этот раз он успел заметить что-то похожее на дымку. Она промелькнула перед глазами, как прозрачная вуаль, и растаяла при попытке сосредоточить на ней взгляд. Раздался звук, похожий на шум ветра, внезапно вылетающего из-за угла. И пропал. Тишина. Огни померкли.

Надеясь, что микрофон сработает, Бишоп сказал:

— Это началось. — И больше ни слова.

В пункте управления услышали только раздражающий шум помех. Все приникли к окну, пытаясь рассмотреть две "фигуры в белом, как вдруг Маринкер сказал:

— Проверьте прожекторы — кажется, они тускнеют.

Один из техников повернул регулятор, и прожекторы загорелись ярче. Но постепенно, почти незаметно, начали снова меркнуть.

Эдит сдавленно застонала. Бишоп хотел протянуть к ней руку, но не смог пошевелиться. К нему что-то прикоснулось. Что-то пробежало, будто рукой, по его телу.

Опустив глаза вниз, он увидел, что свободные складки его белого костюма стали разглаживаться. Ткань расправлялась сама собой, на нее ничего не действовало. Белый цвет его костюма, приглушенный тусклым освещением, превратился в темно-серый. Холод, сковавший тело, начал выискивать лазейки в его сознании, и приступы страха способствовали его продвижению. Бишоп хотел было предупредить остальных о том, что с ним происходит, но в горле встал ком. Тьма опускалась, угрожая поглотить свет всех огней своей зловещей чернотой.

Он попытался встать, но ощутил какое-то сокрушительное давление. Ледяная рука, которая ощупывала его тело, превратилась в гигантскую невидимую клешню и цепко держала его в своем плену. Он понимал, что его охваченный смятением рассудок стремится поверить в невозможное, но давление было слишком реальным. Он снова попытался дотянуться до Эдит, но руки его, прижатые к бокам, так отяжелели, что он не смог их даже приподнять. Медиум с жалобным рыданием начала сползать с кресла. И тут кто-то появился.

В пункте управления Сикльмор раздраженно набросился на Маринкера, и только многолетняя выучка правительственного чиновника не позволила ему повысить голос до крика.

— Да включите же, ради Бога, излучатели! Неужели не видите, что творится на площадке?

Маринкер, по-видимому, сомневался. Он то и дело перебегал глазами со стоящих перед ним приборов на две едва различимые фигуры за окном.

— Бишоп снял маску. Я не могу включить излучатель, пока он не защищен.

— Не будьте идиотом! Как только пойдет ультрафиолетовое излучение, он наденет маску. Включайте, это приказ!

Это были темные эфемерные призраки, не имевшие отчетливой формы. Они подплывали все ближе, со всех сторон устремляясь к людям на краю котлована. Придвинувшись вплотную, они нависли над мужчиной и женщиной; какая-то невидимая сила приковала Бишопа к креслу, Эдит скорчилась на земле. Бишоп начал задыхаться, погружаясь в какую-то густую липкую жижу, которая забивала ноздри и рот. Дрожа от напряжения, он неимоверным усилием медленно поднял руки и сжал кулаки, попытался схватить невидимое существо, навалившееся ему на грудь, но, схватившись, ничего там не обнаружил — ничего вещественного. Тем не менее давление не ослабевало.

На всех улицах, окружающих площадку, военные взяли на изготовку винтовки и автоматы, поняв, что пассивное ожидание кончилось. Полицейские тоже почувствовали себя спокойнее под защитой оружия. Издалека доносились крики и отдельные выстрелы: где-то уже начались беспорядки.

Джессика попыталась прорваться за ограждение к Бишопу и Эдит, но Пек успел схватить ее за руку.

— Не лезьте туда, — грубо сказал он. — Вы им ничем не поможете. Смотрите.

Внезапно над котлованом появилось белое сияние. Включили установки ультрафиолетового излучения, и вверх медленно полился ослепительный свет. Остальные прожекторы начали мерцать, с каждой секундой разгораясь ярче. Послышалось жужжание пропеллеров вертолетов, и небо озарилось белым светом.

— Крис не опустил маску! — крикнула Джессика, снова пытаясь прорваться к нему.

— Опустит, не волнуйтесь. Стойте спокойно, ладно? И смотрите.

Джессика повиновалась, и Пек отпустил ее руку.

— Вот и умница. Только оставайтесь за щитом.

Ярко вспыхнувший свет ослепил Бишопа. Закрыв глаза, он попытался дотянуться до маски, болтавшейся на затылке. Горло забилось липкой слизью, и он хрипло хватал воздух, с трудом каждый раз поднимая тяжелые руки. Внезапно давление исчезло; в руках появилась легкость. Он защелкнул маску и открыл глаза. Хлорид серебра фотохромного стекла маски нейтрализовал ослепительное сияние, дав ему возможность осмотреться. Эдит, хотя ее маска и была опущена, сидела на земле, держась одной рукой за кресло и смотря в котлован, а другой прикрывая от нестерпимого света глаза. Бишопу показалось, будто он видит отступающие тени, которые как бы растворялись в ярком свете.