– Вот черт! – слышится в наушниках сердитый голос танкиста. И другой голос:

– Что случилось?

– В башню танка снаряд угодил. Аж искры брызнули, вроде бы кувалдой вдарили.

– Ну а танк?

– Хоть бы что. Разве есть у японцев такие снаряды, чтоб башню «тридцатьчетверки» продырявить!..

В воздух взвилось несколько ракет. Описав дуги в направлении вражеских огневых точек, они показали танкистам цели. Одна ракета упала недалеко от японского орудия. Башня ближайшего танка немедленно повернула в том направлении, из пушки вырвался сноп огня. Орудие, стоявшее у ветвистого дерева, подпрыгнуло и, перевернувшись в воздухе, упало вверх колесами.

Накал боя все возрастал. Орудия противника, стоявшие на высоте за казармами, буквально захлебывались огнем, пулеметы работали, как говорят, на расплав стволов. Но часть наших танков, обойдя казармы, уже ворвалась на высоту. Передний танк налетел на ближайшее орудие, смял его и ринулся на другое. Артиллеристы побежали.

– Молодец, Марушкин! – закричал комбриг в шлемофон. И тут же серьезно добавил: – Я – «Двенадцатый». Вижу на высоте белый флаг. Стрельбу прекратить… Не стрелять!

Танки, атаковавшие казармы, неожиданно остановились и почти вплотную стали расстреливать выставленные из окон пулеметы. Огонь постепенно стихал. В казармы ворвались наши автоматчики.

В городе то тут, то там начали появляться белые флаги.

Мы видели, как танки, сбавив скорость, расползаются вокруг казарм. Солдаты противника выходили из казарм с поднятыми руками и складывали оружие.

– Товарищ Иванушкин, распорядитесь, чтобы сбором пленных занялись автоматчики. А главные силы пусть стремительно идут в город. Надо захватить радиоцентр, телефонную станцию и другие важные объекты. Частью сил отрежьте японцам пути отхода на Жэхэ. В сторону Калгана и Жэхэ вышлите разведку. [77]

Танки и автоматчики двинулись к городским воротам, мы тронулись вслед за ними.

У ворот появились жители с белым флагом. Долоннор был взят. В захваченный радиоцентр прибыли наши офицеры и переводчики. Они обратились к населению с призывом продолжать нормальную жизнь; соблюдать спокойствие и порядок.

По пути в город мы с группой командиров остановились у казармы, где допрашивали пленных.

– Есть ли в городе войска? – спросил я через переводчика японского офицера.

– Нет. С утра гарнизон вывели по боевой тревоге в район казарм, чтобы занять оборону.

– Только сегодня?

– Нам сказали, что красные наступают на все северные города и на Калган. А о наступлении на Долоннор все эти дни не было известно.

– Ожидается ли подход войск из Жэхэ?

– Не знаю…

Вскоре мы были в небольшом монастыре с голубым куполом. Позже узнали, что он был построен маньчжурским ханом в знак увековечения «усилий» и «заслуг» монгольских феодалов. Возле городской стены стояли толпы истощенных, оборванных бедняков.

За массивными, обитыми железными полосами воротами Долоннора лежала ровная, очень захламленная улица. Плотно прижавшиеся друг к другу дома создавали видимость сплошной стены. У дверей толпились их обитатели. Они улыбались, приветливо махали руками.

– Догадываются, что пришли хорошие люди, – сказал один из автоматчиков.

– Не догадываются, а знают, – возразил ему другой. – Чему только тебя на политзанятиях учили?..

Возле одной из фанз сидел на корточках человек, едва прикрытый ниже пояса ветхой накидкой. Угловатый, ребристый, плечи торчат над впалой грудью, руки как сухие хворостинки. Человек умирал медленной голодной смертью, а возле него возился наш солдат, стараясь напоить бедняка из своей фляги. Умирающий упорно отворачивал лицо.

– Не спиртное ли он ему предлагает? – произнес кто-то из моих спутников. [78]

Опасения оказались напрасными. Смекалистый парень успел раздобыть молоко. Вокруг собрались любопытные. Общими усилиями удалось выяснить: бедняга отказывается от молока, потому что нечем заплатить за него.

Большого труда стоило убедить умирающего, что советский воин предложил угощение бесплатно. Я до сих пор помню советского парня в солдатской форме, Владимира Вахрушева, проявившего тогда такую трогательную заботу о беспомощном человеке.

Этот случай навел меня на одну мысль. Что, если попытаться создать здесь, в Долонноре, больницу для жителей, использовав не только местные медицинские силы, но и помощь наших военных госпиталей?

Позже в Долонноре были развернуты два полевых госпиталя. Они-то и провели громадную работу по медицинскому обслуживанию населения.

Не забыли мы и о. продовольственном снабжении народа. И в связи с этим прежде всего напомнили местным богатеям древнюю китайскую поговорку: «Кто помогает бедным, тот сам становится богаче».

После Семенидо рассказывал мне, что особенно долго пришлось уговаривать щупленького, но колючего, как еж, тайджи, который никак не хотел понять, почему он должен помогать людям, умирающим от голода.

– Богатство – это честь. Зачем отдавать свою честь другому? – рассуждал хитрец. – Небо дарует каждому свою жизнь, земля готовит свою смерть…

– Так вы бы разъяснили, что жизнь и смерть зависят вовсе не от бога.

– Мы так и сделали, – обрадованно выпалил Семенидо.

– А не понял ли это богатей как угрозу?

– Он все понял правильно, товарищ командующий…

В обеденное время к дому, где расположилась наша оперативная группа, явилась делегация жителей с официальным визитом благодарности за освобождение города от японцев. Возглавлявший ее мужчина назвался уполномоченным народной бедноты. Он, как и остальные члены делегации, был богато одет и выглядел цветущим здоровяком. Глава делегации, помнится, витиевато говорил об улыбке города, о надеждах на счастье, [79] о верности своему народу и, наконец, дойдя, по его мнению, до главного, вдохновенно закончил:

– В знак признательности за освобождение от японских оккупантов примите наш скромный подарок – небольшой табун лошадей.

Вот тебе и представители «народной бедноты»!..

Пока мы осматривали город и занимались «дипломатией», 25-я мотострелковая и 43-я танковая бригады успели дозаправиться, благо в Долонноре нашлись скромные запасы горюче-смазочных материалов. В десять часов они возобновили наступление в направлении Жэхэ.

Часть танков пришлось оставить для патрулирования у лагеря пленных и в богатых кварталах города, а также в качестве подвижных огневых точек у почты, телеграфа, банка, городского управления и на перекрестке дорог, идущих на Калган и Жэхэ.

В четырнадцать часов район города обошли главные силы передовой мехгруппы. Мы вывели их на высоты юго-восточнее Долоннора, обращенные в сторону Жэхэ. Артиллерийскую бригаду полковника Диденко развернули в районе казарм, севернее города.

Командующему Забайкальским фронтом было направлено донесение, что приказ об овладении Долоннором выполнен раньше указанного им срока. [80]

Вдоль древнего тракта

Старый Калганский тракт – кратчайшим у путь от границы Монгольской Народной Республики к морскому побережью. Здесь войска калганского направления наступали по степному плоскогорью, пересеченному небольшими высотами. И чем ближе к Чансыру, расположенному в 250 километрах от границы, тем больше высот.

Восточнее начинались горы Иншаня, где в районе городов Чжанбэя и Калгана раскинулся вдоль Великой Китайской стены мощный укрепленный район. Перед укрепрайоном, прикрывая его, располагались основные силы князя Дэвана.

На долоннорском направлении такого прикрытия не оказалось: японское командование считало, что через пустыню Гоби трудно пройти даже хорошо подготовленному каравану. С этим соглашался и военный министр Маньчжурии генерал Син Жи-лян. «Много лет там не ступала нога человека, – говорил он, – так много, что караванный путь исчез под толщей песков. И какой полководец осмелится на погибель себе повести через страшные сыпучие пески армию?..» Словом, долоннорское направление фактически прикрывала пустыня Гоби, а калганское – князь Дэван. Но боевые действия показала, что войска князя не более надежное прикрытие, чем пустыня Гоби.