Харальду стало ясно, что ему представляется случай переманить на свою сторону могущественных потомков Арнмода. Он в этом очень нуждался — они могли обеспечить ему власть в Трондхейме, их поддержка была бы настолько весомой, что Харальд, пожалуй, без боя подчинил себе всю страну.
Эйстейн Тетерев был не из тех людей, которых можно купить богатством, и он знал себе цену.
Харальд обещал сделать его лендрманном. Но Эйстейн пока не дал ему окончательного ответа.
Я устала с дороги, а еще больше от беременности.
И ушла спать.
Наутро я проснулась, не ожидая беды.
У нас с Харальдом был отдельный покой, красивый, но очень холодный. Стуча зубами, я вылезла из постели, чтобы одеться.
Харальд остался в постели, он был не такой, как всегда. Он лежал на боку, положив ладонь под щеку, потом приподнялся на локте и посмотрел на меня. Что-то в его взгляде мне не понравилось, у меня сжалось сердце.
Неожиданно он произнес:
— Я решил взять себе еще одну королеву.
— Ты хочешь сказать, наложницу.
— Нет. Королеву. И она будет выше тебя.
Я села на остывшую постель, но больше не ощущала холода.
— Объясни, что ты задумал. Я не понимаю тебя.
И он объяснил мне, что договорился с Эйстейном Тетеревом, что женится на Торе и она станет королевой, первой королевой в стране.
— Это все правда, что ты говоришь? — Впервые Олав выразил сомнение в правдивости ее рассказа.
— Сам подумай! Иначе каким образом в Норвегии в ту зиму оказалось две королевы?
Он помолчал.
— Я тебе верю. — Голос его звучал жестко. — И что же ты сделала? Заплакала?
— Нет. Не заплакала. Я как будто окаменела и была невозмутима.
— Ты так не сделаешь, — сказала я. — Никому, даже конунгу Норвегии, не положено иметь двух жен.
— Когда я стану конунгом Норвегии, я сам решу, что мне положено, а что нет, — ответил он.
— Но твои епископы не допустят этого, — сказала я.
— В таком случае я найду более покладистых епископов.
— Но есть еще архиепископ. Ты забыл об этом?
— Кто станет с ним считаться?
Больше мне нечего было возразить.
— Хорошо, бери себе новую королеву, — сказала я. — Только меня с моим приданым отошли обратно в Гардарики. И считай наш брак недействительным, если хочешь.
Он как-то загадочно глянул на меня.
— Этого я не хочу, — сказал он.
— Еще бы! — презрительно сказала я. — Разве ты расстанешься с моим приданым?
— И с ним тоже нет, — сказал он.
Это «тоже нет» долго висело в воздухе, я ничего не понимала.
— Чего же ты тогда хочешь? — спросила я. — Ты думаешь, что между нами все будет как прежде, просто у тебя будет еще одна жена и ты посадишь ее за столом выше меня?
— Этого я еще не решил, — ответил он, и первый раз в его голосе послышалась неуверенность. — Но в одном не сомневайся: ты не уедешь из Норвегии.
Я заставила себя собраться с мыслями.
— Ты заключил союз с Эйстейном Тетеревом при условии, что Тора станет королевой. Но королева у тебя уже есть, значит, ее нужно отстранить. И, пожалуйста, не рассказывай, что по вашему договору ты не можешь отпустить меня в Гардарики.
Неожиданно меня поразила одна мысль:
— Это твоя месть за то, что произошло между мной и Магнусом?
Он жестко засмеялся:
— Может, и так. Мы с Магнусом были два конунга на одну королеву. Пришло время, чтобы на одного конунга приходилось две королевы.
— Только имей в виду, что я знать тебя не захочу на таких условиях.
— Я не собираюсь спрашивать тебя, чего ты захочешь, а чего нет.
— Ну, если ты намерен изнасиловать меня, другое дело.
— Изнасиловать тебя? Да ты сама придешь и будешь молить об этом, когда поживешь без мужчины. Уж я-то тебя знаю.
— Еще неизвестно, так ли хорошо ты меня знаешь, — медленно сказала я. — Ты слышал когда-нибудь, чтобы я о чем-то просила или молила?
— Нет, — признался он.
Я снова задумалась.
— Должна тебе сказать еще кое-что. Я думала обрадовать тебя, но теперь какая уж радость. По-моему, у меня будет ребенок.
Он уставился на меня.
— Елизавета! — Лицо у него смягчилось, на мгновение он поднял руки, словно хотел протянуть их ко мне.
Но вот лицо его снова стало жестким, даже злым.
— Кто же отец ребенка, Магнус или я? — спросил он. Я не сразу нашлась что ответить.
— Молчишь? — Это прозвучало презрительно. И я услышала отзвук своих слов, которые произнесла вечером в тот день, когда умер Магнус.
— Я не думала, что должна отвечать на такой вопрос. Конечно, отец ты, и ты это знаешь.
Он приподнял бровь и издевательски усмехнулся.
— Откуда я могу это знать? — спросил он. — И почему я должен верить тебе?
Я поняла, что дальнейший разговор бесполезен.
От меня уже ничего не зависело. Мне нужно было многое обдумать, постараться понять то, что случилось.
Эллисив замолчала и долго глядела на свои руки.
Вдруг она почувствовала, что Олав обнял ее.
Молча он прижал ее к себе и погладил по волосам. И она покорилась — уткнулась лбом в его плечо и судорожно глотнула воздух.
— Ты плачешь? — В его голосе слышалась нежность.
Она подняла голову.
— Нет.
Он взял ее лицо в ладони, посмотрел прямо в глаза, в его взгляде было участие.
Потом он быстро поцеловал ее в щеку и отпустил.
Они обменялись несколькими незначительными словами, Олав выглядел смущенным.
Вскоре он ушел.
Прошло несколько дней, прежде чем Олав снова пришел к Эллисив, он ни словом не обмолвился о том, что произошло между ними.
Эллисив продолжала свой рассказ.
В Нидарос мы вернулись уже после Рождества. Кроме Эйстейна Тетерева за Харальдом в Нидарос последовали сыновья Арни, Финн и Арни, а также его внук Йоан, который был женат на дочери Сигурда с Бьяркея, на севере страны Сигурд считался весьма влиятельным человеком.
Все эти люди очень поддержали Харальда, когда он выступил на тинге в Эре, его поддержали также несколько хёвдингов с юга, пользующихся большим уважением.
Эйнар Брюхотряс явился на тинг с многочисленным ополчением. Но, увидев, кто поддерживает Харальда, он не произнес там ни единого слова, Я слышала, что Харальд на тинге сказал много хорошего о своем брате конунге Олаве Святом. Это был первый, но не последний раз, когда он воспользовался именем Олава для достижения своих целей.
Вряд ли в этом была нужда. Ни один человек не протестовал, когда его провозгласили конунгом всей страны.
Итак, Харальд стал конунгом Норвегии, но меня это уже не касалось. Тора тоже приехала с ним с Гицки. Теперь он проводил ночи у нее, и их свадьба должна была состояться при первой возможности, ее собирались отпраздновать с большой пышностью.
Я пошла к епископу Авраамию, которого Харальд привез с собой из Гардарики и который был епископом его дружины с тех пор, как Харальд приехал в Норвегию.
Я хотела, чтобы он помог мне с Марией бежать в Швецию к конунгу Энунду и королеве Гуннхильд. Я была уверена, что они примут меня. А оттуда мы уже могли бы вернуться в Киев. Я предпочитала терпеть позор из-за того, что отвергнута Харальдом, и потерять приданое. Все было лучше, чем жить так, как распорядился Харальд.
Епископ Авраамий был согласен со мной. Мы поговорили со Свейном, лендрманном, которого отец послал с нами из Гардарики. Он сказал, что тоже готов уехать.
Однажды поздно вечером, несмотря на снег и стужу, мы отправились в путь — Свейну удалось раздобыть проводников. Мы намеревались ехать на север в Стьорадаль, а оттуда повернуть на восток.
Нас было не так уж мало: епископ, два его священника, Петр и Стефан, Свейн, его воины из Гардарики, мои служанки, Мария и я. Ехали мы на санях.