Никогда не мечтал я писать занимательно-развлекательное чтиво, чтобы скрашивать досуг трудящихся после напряженной работы. Не мечтал и писать нечто подбадривающее в пути, увеселяющее в дороге. И подходить к общему дастархану с шутками и прибаутками тоже не собирался. Да и не мастак я по этой части.

Нет, тот дервиш мне не пример. Вот если бы он, как человек много странствовавший, многое повидавший, рассказал своим спутникам о том городе, куда они направляются, объяснил бы им, какие трудности ждут их на пути и как трудности эти преодолеть, если бы он не развлекал, а увлекал — тогда другое дело.

Но для этого нужно знать, куда идут люди и ты вместе с ними. Знать, от чего ты хочешь их предостеречь, о чем предуведомить.

Не зря Аган Никифорович Сидоров говорил, что писатель должен обладать не столько каким-то особым видением мира, сколько хоть минимальным предвидением.

Мой народ вот уже два с лишним века ведет оседлую жизнь, но ведь все равно он движется, движется во времени, движется в пространстве, вернее — двигает, изменяет пространство, которое он обжил и освоил. Движется в помыслах, в мечтах, в сознании своем.

И я должен понять, куда он идет, и предвидеть то, что ждет его на этом пути.

Шутка сказать — предвидеть путь народа. Не очень-то скромное намерение. Пусть так, но не стоит забывать, что из скромности можно сделать уступку кому-то или чему-то, но совершить поступок из скромности — такое еще никому не удавалось.

Мой отец говорил:«Тот не джигит, кто дожидается приглашения. Джигит сам решает, куда ему нужно скакать и где он сейчас нужнее».

Как я провел три месяца в ауле — это неинтересно. Даже мне вспоминать неинтересно, и вряд ли кому-нибудь будет интересно читать.

Через три месяца я вернулся в город.

Есть поговорка: лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.

Мой дедушка говорил иначе:«Что толку увидеть тыщу лиц, лучше узнай хотя бы имя хотя бы одного человека».

На мой взгляд, задача литературы — или, по крайней мере, одна из ее основных задач — узнать подлинное имя всего сущего в мире.

Назвать все сущее по имени и по отчеству, то есть не только знать, как правильно именовать то или иное, но и понимать, откуда что пошло, что от чего происходит.

Впрочем, это я теперь так думаю, а тогда — в середине пятидесятых — просто чувствовал, что мне не хватает знаний. Нет, речь не о знаниях, которые можно приобрести, изучив различные науки (их, конечно, тоже не хватало, но не в том дело), речь о знании жизни, знании людей. Знание народной жизни — может, это и высокомерно звучит, но без такого знания нет смысла брать в руки перо и водить им по бумаге.

Притча, рассказанная «дедушкой-юристом». Как-то весной, когда бушевала гроза и хлестал проливной дождь, в одном доме собрались люди. Они слушали мудреца.

Дверь была открытой. Через нее мудрец увидел, как по дороге, увязая в грязи, беспрестанно поскальзываясь и падая, бредет маленький мальчик. Мудрец выбежал под ливень, взял мальчика на руки и принес в дом. Мальчуган аж посинел от холода, дрожал и стучал зубами, слова выговорить не мог. Мудрец быстро раздел его, отжал одежду и повесил ее сушиться возле очага. Когда одежда подсохла, а дождь прекратился, он одел малыша и вывел его за дверь.

— Спасибо, дедушка, — сказал мальчик, — пусть бог вас высушит.

Мудрец погладил его по голове:

— И тебе спасибо, мальчик, за доброе слово. Живи долго, — сказал он на прощание.

Сидевшие в доме удивились:

— О каком добром слове вы говорите? Разве пожелание «Пусть бог вас высушит» не похоже на проклятие?

— Эх, люди, люди, — вздохнул мудрец. — Малыш пожелал добра от всей души. Но если говорящий еще неразумен, то слушающий должен быть умным.

Признаюсь, что в то время смысл этой притчи я понял так: не беда, что люди, окружающие тебя, не умеют выражать свои мысли, ты как писатель обязан вдуматься в их слова и тогда поймешь, как они добры и искренни.

Действительно, мне тогда по молодости и писательской неопытности частенько казалось, будто люди, окружавшие меня, еще не доросли до того, чтобы стать героями рассказа или повести (о романах я если и помышлял, то втайне, даже себе боялся в этом признаться). Казалось мне, что они настолько еще не дозрели, что подумывал: а не написать ли какой-нибудь вымысел, может, фантастику?..

Теперь понимаю, что смысл притчи «дедушки-юриста» иной: не беда, что ты как писатель молод и неопытен, не беда, что твой стиль коряв и косноязычен пока, главное — пиши от души, и умный читатель тебя поймет, оценит твою искренность и поблагодарит за добрые слова.

И ныне, пожив на свете и исписав не одну кипу бумаги, я думаю: а ведь и впрямь, быть уверенным, что читатель мудр, что он не глупее тебя, а, пожалуй, и поумнее во многом, — это же счастье.

Ну а что касается вымысла, то тут мне хочется привести один из рассказов нашего коше-бия.

Рассказ коше-бия. Как-то в нашем ауле выступал лектор по линии культпросвета в направлении расширения кругозора в сторону астрономических знаний.

На вопрос: «Имеются ли на иных планетах живые обитатели и какова степень уровня их развития?» — он ответил: «Возможно, что это вполне вероятно». Этот тезис своего утверждения он решил проиллюстрировать примером из общеизвестной легенды. Уточняю конкретно: имеется в виду легенда о пророке Исе.[55]

Согласно содержанию данной легенды перед нами развертывается следующая картина: пророк Иса прибывает к мусульманам. Прибывает он непосредственно с неба и предпринимает целый ряд стараний, направленных в сторону привлечения мусульман к вере в новый религиозный дурман. Но мусульмане достаточно одурманены своим магометанством и не желают меняться в предложенном им направлении. Уяснив для себя факт этого их нежелания, пророк Пса, не намереваясь долго задерживаться в их чуждой его взглядам среде, быстро потрогал себя пальцами по лбу и плечам, а затем улетел в обратном направлении.

Данный лектор в связи с вышеизложенной легендой выразил гипотетическое предложение, что пророк, может, и звался Иса, но был он по своей исконной принадлежности отнюдь не пророком, а космонавтом-инопланетянином. И, надавив соответствующие кнопки на лбу и плечах, стартовал с Земли и вышел на орбиту своей планеты.

Сопровождаемый аккомпанементом взрыва хохота и свиста лектор тоже отбыл в обратном направлении.

Из беседы аксакалов.

— …Насочинять три хурджума вранья — дело нехитрое. Но так выдумку рассказать, чтоб ей, как правде, поверили, — вот истинное красноречие…

— Раз поверят. Два поверят. А потом изобличат ложь, и тогда, считай, пропал. Ни одному твоему слову веры не будет, хоть какую истину ни скажи, все в ней станут подвох искать…

— Нога на кости держится. А язык без кости. Споткнется нога — кость поломаешь. Споткнется язык — весь пропадешь…