Но какая?

Идея родилась неожиданно и была на удивление проста. Как-то бессонной ночью, после очередного разбора наших бесплодных поисков, завершившегося нелестными словами взвинченных сотрудников, у меня мелькнула мысль: а если пойти от обратного? Коль не получается через Черняка выйти на события 1918 года, то почему бы не попробовать через события, связанные с гибелью двадцати шести бакинских комиссаров, установить истинную роль подозреваемого?

Ведь прошло более тридцати лет. Не может быть, чтобы по красноводским событиям не проводилось никаких расследований и нет материалов на других лиц. В 1927 году, когда велось следствие по делу Черняка, материалы могли находиться в периферийных органах, о них не знали в Москве и поэтому прекратили его дело. Теперь же, когда организован централизованный учет, упорядочены архивы, ведется их научная разработка, есть все основания полагать, что дела, относящиеся к трагедии бакинских комиссаров, учтены, их местонахождение известно и они доступны для ознакомления. Эти материалы необходимо изучить, так как в них могут быть сведения о Черняке.

Едва дождавшись утра, послал за подчиненными. Вскоре все мои помощники были в сборе. В нескольких словах изложил существо ночных раздумий. Сотрудникам эта мысль тоже показалась перспективной, и мы тут же приступили к детальной разработке новой версии, которую доложили полковнику Коновалову.

Начальник управления предложение одобрил. Было решено начать поиск интересующих нас материалов в Центральном архиве МГБ СССР.

Буквально через двое суток с командировочным предписанием в кармане я уже ехал в столицу, памятуя напутствие Сергея Васильевича: «На работу в вашем распоряжении три дня. Если увидите, что в срок не уложиться, позвоните мне, попробую договориться о продлении командировки».

В устах нашего немногословного начальника это значило миогое, в первую очередь, что дело принимает серьезный оборот и разрешение на командировку досталось нелегко. Значит, решил я, надо укладываться в трое суток. И нужен результат, иначе подведем и себя, и поверившего в версию полковника: за увеселительную прогулку в столицу за государственный счет по головке не погладят.

Прямо с поезда явился в Центральный архив, к указанному мне сотруднику. Ознакомившись с целью приезда, он с порога остудил мой пыл:

«Работа эта очень большая. Постараемся к утру подобрать все материдлы следствий по обстоятельствам гибели бакинских комиссаров и красноводским событиям, тогда и сможете приступить. А пока погуляйте по Москве».

Заминка на первых шагах в столице обескуражила. Пришлось на ходу менять планы, и «гулять» я направился в Государственную библиотеку СССР имени В. И. Ленина в надежде отыскать в крупнейшем книгохранилище страны документальную литературу — возможный дополнительный источник информации. К сожалению, «улов» здесь оказался небогатый: несколько тоненьких брошюр да воспоминания Левона и Сурена Шаумянов — сыновей легендарного председателя Бакинского Совнаркома Степана Шаумяна — тоже весьма лаконичные.

Свидетели событий писали о героической эпопее Бакинской коммуны, длившейся около ста дней, о заговоре блока контрреволюционных партий, в результате которого 31 июля 1918 года коммуна была разгромлена британскими интервентами, а члены правительства и другие видные большевики арестованы. О самоотверженной борьбе пролетариев Баку зa спасение своих вождей. Об отправке комиссаров из тюрьмы, за несколько часов до оккупацип города турецкими войсками, на пароход «Туркмен», который должен был доставить их и несколько сотен мирных беженцев в Астрахань, где сохранялась Советская власть. О цепи злоключений, приведших пароход к Красноводску, захвате судна войсками местных контрреволюционеров, аресте и гибели бакинских комиссаров.

В достоверности этих рассказов сомнений не возникало, но для нашего следствия описания ничего нового не давали, поскольку в красноводском этапе трагедии приводилось лишь несколько одиозных фигур эсеро-меньшевистских предателей и офицеров английских оккупационных войск.

Возможно, среди 14 миллионов книг библиотеки имени В. И. Ленина и были такие, в которых содержались крупицы нужных нам сведений, по их поиск потребовал бы слишком много времени, которым я не располагал.

На следующее утро я сидел в помещении Центрального архива, в отдельной комнате, имея все необходимое для работы. На столе возвышалась стопа архивных дел — около сорока томов. Я раскрыл первую папку, начал перелистывать страницы…

«Показания свидетеля Кузнецова:

По инициативе группы рабочих было решено найти тела расстрелянных 26 бакинских комиссаров и их откопать. Руководителем экспедиции был я. Снарядили специальный поезд и выехали. Остановились между станциями Ахча — Куйма и Перевал. Разыскивать долго не пришлось. За песчаным огромным бугром сразу показался на поверхности земли череп, а впоследствии были раскопаны и остатки костей. Во второй могиле, на расстоянии 5–6 шагов, нашли кости, черепа не было. Третью могилу нашли случайно. В могиле находились трупы 8 человек. Были видны волосы, одежда тоже сохранилась. Помню одежду одного матроса. У некоторых найдены были книги, деньги бакинские.

Четвертую могнлу нашли близ железнодорожного полотна. Там находилось 16 товарищей. Трупы все в страшном состоянии. Надо полагать, что убийство этих товарищей происходило всевозможными средствами. Я заключаю это из того, что головы частью были отделены от туловища, частью находились в ногах, сбоку и т. д. Часть черепов была перебита на части и раздроблена… Их не только рубили, а убийство происходило разными средствами. Били чем попало, ибо череп разбить на куски одной шашкой нельзя…»

Картина кровавой расправы потрясла. Она же заставила взять себя в руки, сосредоточиться на главном.

Я не ставил целью с документальной точностью и исторической полнотой воссоздать всю цепь трагических событий 1918 года в Красноводске. Это — дело историков, ученых. Я же — оперативный работник и должен уяснить фактическую роль Черняка в этих событиях, собрать документальные материалы, чтобы ответить на основной вопрос: «Кто он — преступник или свидетель событий?»

Отрешившись от эмоций, следую только теме поиска. Беру по порядку папки из стопы и внимательнейшим образом просматриваю документы.

Большинство дел относится к началу двадцатых годов. Чекисты, которые их вели, — вчерашние рабочие и крестьяне, большой грамотностью не отличались. Документы написаны на обоях, неразрезанных листах оберток карамели и чая, газетах, всевозможных обрывках стершимся карандашом или выцветшими от времени чернилами.

На след Черняка нападаю не сразу. Но вот в моих руках части нескольких экземпляров газеты «Бюллетень Красноводского стачечного комитета», в которой редактором был Черняк и, по его словам, печаталась информация из Москвы.

Из «Бюллетеня Красноводского стачечного комитета»[7]

«Общая военная ситуация с окончанием мировой войны сложилась далеко не в пользу большевиков. Союзные войска, поставившие себе задачей воссоединение России и прекращение в ней большевистского террора и анархии, окружают уже большевиков кольцом».

«Днем на платформе пьяные красноармейцы беспрерывно возят сложенные по 5–6 штук едва сколоченные гробы расстрелянных».

«Они, эти большевики, украли твое имя, русский пролетарий, и загрязнили его и твои идеалы».

«Официальный отдел.

Реконструкция власти в гор. Красноводске и его уезде.

На пленарном заседании Красноводский стачечный комитет постановил выделить из себя трех членов и передать им всю полноту распорядительной власти. Избраны: Кун (председатель), Добронравов (его товарищ), Черняк А. (секретарем)».

Газета, полная антисоветской клеветы и контрреволюционных измышлений, подтвердила наши первые подозрения, с которых начиналось нынешнее расследование. Серьезных материалов для обвинения она не содержала, однако показала, что для разработки следственной версии выбрано правильное направление, сделан шаг вперед на пути к развязке.