— Леди и джентльмен, сидящие одни в темноте — это в наше время было невообразимо, о да! Мужчины семьи могли бы потребовать у доктора Мэтьюрина объяснений. Где Сесилия? Она должна была составлять вам компанию. В темноте… Но, полагаю, вы думали о свечах, Софи. Хорошая девочка. Вы не поверите, доктор, — продолжала она, обратив на гостя угодливый взгляд. Хотя доктор Мэтьюрин и не шел в сравнение со своим другом капитаном Обри, о нем шла молва как о владельце мраморной ванны и замка в Испании — замка в Испании! — и доктор мог составить вполне подходящую партию для ее младшей дочери. Если бы Сесилия сидела в темноте с доктором Мэтьюрином, она ни за что не ворвалась бы к ним. — Вы не поверите, как подорожали свечи. Не сомневаюсь, что Сесилия руководствовалась той же мыслью. Все мои дочери наделены врожденным стремлением к экономии, доктор Мэтьюрин, в этом доме не терпят расточительства. Хотя, если бы это Сесилия сидела в темноте с кавалером, такого бы не случилось: игра не стоит свеч, увы! Нет, сэр, вы не представляете, как поднялся в цене воск с начала войны. Иногда я даже подумываю перейти на сало: но не могу себя заставить, хоть мы и бедны — уж, по крайней мере, не в общих комнатах. Впрочем, у меня в библиотеке две свечи, вы можете взять одну из них: Джону нет нужды зажигать здесь канделябры. Мне необходимы были две, доктор Мэтьюрин, потому что я почти все это время — почти все — провела за делами с моим управляющим. Подписи, контракты, обязательства — все они такие длинные и сложные, а я сущее дитя в таких вещах. — Владения «дитяти» простирались далеко за границы прихода, и даже в Старвикре малышам кричали: «Вот придет за тобой миссис Уильямс!», и те замолкали в ужасе. — Но мистер Уилберхэм высказал нам несколько резких замечаний, и все за нашу медлительность, как он это называет, хотя я не сомневаюсь, что это не наша вина, ведь капитан О. находится так далеко.

И она ушла за свечой, стиснув губы. Свадебные дела затягивались, и отнюдь не из-за раздражительности мистера Уилберхэма, а из-за железной решимости миссис Уильямс не расставаться с девственностью дочери и десятью тысячами приданого до тех пор, пока не будут оформлены «должные условия», то есть пока брачный контракт не будет подписан, скреплен печатью, и пока — самое главное — не будут переданы наличные. Именно это накаляло обстановку. Джек согласился на все условия, даже грабительские: он передавал в распоряжение своей вдовы (буде так случится) и ее отпрысков всю свою собственность, ренты, ожидаемые и будущие призовые деньги, как будто сам был нищим, но денег пока не было, и миссис Уильямс отказывалась сделать хотя бы шаг, пока те не окажутся в ее руках — и не в виде обязательств, а в чеканной монете или в надежных бумагах банка Англии.

— Вот, — произнесла она, входя обратно, и бросая жадный взор на полено, которое София подбросила в огонь. — Одной будет довольно, если вы, конечно, не собираетесь читать. Но, смею вам заметить, у вас ведь столько тем для разговора.

— Да, — сказала София, когда они остались одни, — есть нечто, о чем я хотела бы спросить вас. С самого вашего приезда собиралась поговорить с вами наедине… Ужасно быть такой простофилей, а капитану Обри я ни за что на свете не решусь задать этот вопрос, да и матери тоже. Но вы — другое дело.

— Врачу можно рассказать все, — ответил Стивен, и на лице его появилось выражение бесстрастной серьезности, свойственное лицам его профессии, затмевая отчасти даже наполненный искренним расположением взгляд.

— Врачу? — воскликнула София. — Ах да, конечно. Но на самом деле, мой дорогой Стивен, я хотела спросить про войну. Она тянется уже столько лет, если не считать недавней короткой передышки. Год за годом, насколько я помню — о, как я хочу, чтобы это кончилось — но, боюсь, я не уделяла ей должного внимания. Конечно, мне известно, что это французы во всем виноваты, но ведь есть еще столько народов, которые то вступают в нее, то выходят: австрийцы, испанцы, русские. Скажите, русские теперь хорошие? Было бы неверным — настоящей изменой — поминать в своих молитвах не тех людей. А есть еще итальянцы, и бедный милый папа, а еще накануне отъезда Джек упоминал Паппенбург — он в качестве военной хитрости поднял флаг Паппенбурга — значит, Папенбург тоже государство. Я пришла в замешательство, и только кивнула. Напустив на себя важный вид, я заявила: «Ах, Паппенбург». Я так боюсь, что он сочтет меня невежей. Я и есть невежа, но не переживу, если он об этом узнает. Не сомневаюсь, что есть множество молодых женщин, которым известно, где находится Паппенбург, или Батавия, или Лигурийская республика, но мы с миссис Блейк никогда не проходили такие страны. А еще королевство Обеих Сицилий: одну Сицилию я нашла на карте, а вторую — нет. Умоляю, Стивен, расскажите мне о сегодняшнем положении дел в мире.

— Разве это относится к положению дел в мире, дорогая? — произнес Стивен с усмешкой. От его профессионального обличья не осталось и следа. — Что ж, на данный момент все достаточно просто. На нашей стороне стоят Австрия, Россия, Швеция и Неаполь, который суть одно и то же, что королевство Обеих Сицилий; за Бонапарта воюет целая туча мелких государств, а также Бавария, Голландия и Испания. Впрочем, эти альянсы не имеют особого значения: русские были сначала за нас, потом против нас, пока не придушили своего царя, теперь они опять с нами, но побьюсь об заклад, в любой момент перебегут опять, как только им взбредет такая блажь. Австрийцы выходили из войны в 1797, потом в первом году, после Гогенлиндена, и подобное может случиться в любую минуту. Что для нас важно, так это Голландия и Испания, так как у них есть флот — а если эту войну можно выиграть, то она будет выиграна на море. У Бонапарта примерно 45 линейных кораблей, у нас их более восьмидесяти, что звучит внушительно. Но наши корабли рассеяны по всему миру, а его — нет. К тому же у испанцев двадцать семь кораблей, не говоря о голландцах, так что жизненно важно не допустить объединения этих сил: если Бонапарт сумеет сосредоточить в Канале превосходящие силы, хотя бы ненадолго, его армия вторжения окажется на нашей земле, не приведи господи. Вот почему Джек и лорд Нельсон денно и нощно стерегут Тулон, не давая одиннадцати линейным кораблям и семи фрегатам месье Вильнева соединиться с испанцами в Картахене, Кадисе или Ферроле, и вот почему я отправлюсь туда едва улажу пару дел в Лондоне и приобрету достаточное количество марены. Так что если вам угодно что-то передать, то это самое время, Софи, поскольку я уже улетаю.

Он встал, стряхнув крошки, а часы на черном шкафу отбили час.

— О, Стивен, уже? — воскликнула Софи. — Позвольте отряхнуть вас немного. Неужели вы не останетесь на ужин? Прошу, оставайтесь, я приготовлю тосты с сыром.

— Не могу, дорогая, хотя вы очень добры, — заявил Стивен, стоя как конь под скребком конюха, пока она проходила по нему щеткой, не забыв заглянуть под воротник и шейный платок. Пережив потрясение, он меньше стал заботиться о чистоте белья и перестал чистить одежду и обувь, даже его лицо и руки не отличались чистотой. — Если поспешить, я еще успею на заседание Энтомологического Общества. Ну же, моя дорогая, и так сойдет. Мария и Иосиф, я же не ко двору направляюсь: энтомологи не тяготеют к щегольству. Теперь поцелуйте меня, как положено хорошей девочке, и скажите, что мне говорить — какое сообщение я должен передать Джеку?

— Как бы я хотела, о, как бы я хотела отправиться с вами! Думаю, было бы напрасно просить его быть осторожным, не рисковать?

— Я передам ему это, если хотите. Но поверьте, милая, Джек вовсе не сумасброд — не в море. Он не станет рисковать, тщательно все не взвесив: он сильно, слишком сильно любит свой корабль и команду, чтобы подвергать их опасности понапрасну. Джек вовсе не из этих ваших чумовых сорви-голов.

— Он не станет предпринимать ничего безрассудного?

— Ни за что. Это правда, истинная правда, — добавил Стивен, видя, что София не может до конца осознать мысль, что Джек на берегу и Джек в море — это совсем разные люди.