Я, не дыша, слушал Юнну.

— Но ты же не пугаешься, Дар, — сказала она и рассмеялась. — Гиг еще не обследован. Может, ничего страшного не произойдет.

— Дар! — продолжила она, немного подавшись мне навстречу. — Как жаль, что я сейчас не могу дотронуться до тебя. Я же совсем не так хотела тебя встретить, не те слова сказать.

Она протянула вперед руку. Я поднял свою ей навстречу. Мои пальцы утонули в ее. На меня нахлынули воспоминания о минутах нашего расставания. Я прикоснулся губами к пустому воздуху, в котором сейчас витал отсвет ее ладони.

— Дар, милый! Я же знаю, что сейчас ты целуешь воздух. Милый-милый Дар! Ты не забыл наше расставание? Мои пальцы еще помнят твои губы. Я тогда не могла тебе ответить тем же. Я просила тебя поскорее улететь. Ты спрашивал, почему. Сейчас я могу тебе сказать.

Все эти годы ты присылал мне свои снимки. Дар, прости, но я не вскрывала их. Нет, Дар, ты не подумай, что я хотела забыть тебя. Пойми меня, милый. Меня тронула любовь мальчика Дара ко мне. Я видела, как ты мучаешься. Но я не могла ответить тебе тем же. Все, что я испытывала тогда к тебе, было только нежной жалостью. Твоя боль передавалась мне. Мне хотелось тебе чем-нибудь помочь, но для меня ты был всего лишь четырнадцатилетним школьником. Я хотела, но не могла любить тебя во всю силу своей любви.

Но Дар, твоя любовь зародила во мне иное чувство, я начинала любить в тебе другого человека. Я смотрела на твое лицо и за его мальчишескими чертами искала черты крепкого и сильного мужчины, такого же верного мне и так же преданно любящего меня.

Дар, мне тоже хочется сказки. Мне хочется принадлежать мужчине старше, сильнее и мудрее меня, который любил бы меня так же сильно, как встретившийся мне однажды простой и чистый мальчик. И я, Дар, мысленно торопила тебя повзрослеть. Я мечтала, чтобы вчерашний мальчик быстрее обернулся красивым и сильным мужчиной. Я ждала своего рыцаря, на силу и мудрость которого я могла бы положиться, который стал бы моей опорой, который бы берег и лелеял меня, который мог защитить меня. Я хотела, чтобы им стал именно ты, но чтобы ты был совсем другим, чтобы внешностью ты лишь чуть-чуть напоминал мне моего ученика, до которого я не смела дотронуться. Я не вскрывала твои снимки, потому что хотела поскорее забыть твой мальчишеский облик. Я желала увидеть в тебе совсем другого человека.

А теперь, Дар, я хочу встретиться с тобой, разлука была нелегкой не только для тебя. Подожди меня, теперь совсем немного осталось, подожди, когда я вернусь из экспедиции.

Изображение Юнны застыло на месте. Около минуты она неподвижно смотрела в одну точку, грустно улыбаясь, а затем ее образ плавно растворился в воздухе.

Я сидел, потрясенный услышанным. Она ждала меня! Она любила меня! Она впервые сказала мне об этом. Она сама дарила мне сказку…

Ох, как мне хотелось видеть Юнну в эти мгновения!

Я протянул руку к пульту, и тут неожиданно открылась дверь. Я невольно вздрогнул. На пороге стоял Бэрб. На нем не было лица.

Внутри меня все застыло.

— Что с Юнной?! — выпалил я.

— Неизвестно, — проговорил Бэрб. — От нее нет сигналов. Ни от кого из них нет сигналов…

— Что с Юнной?! — вскричал я.

— Прямо под нами поднимается огромный Гиг, в десять земных радиусов. Он движется очень быстро. Городок эвакуировать уже не успеем… Мы и сами не успеем никуда переместиться… Мы в ловушке…

— Где Юнна?!!! — заорал, не помня себя, я.

— Неизвестно… ничего ни о ком не известно. Нет сигналов.

— Как это — нет сигналов?!!! А маяки?!

— Молчат.

Я сорвался с места и, столкнув куда-то Бэрба, вылетел из домика. Сломя голову я понесся к главной диспетчерской.

Ее огромный зал оказался пуст… Надрывно гудели аварийные динамики, предупреждая о нарастающей гравитации. Я припал к видеопультам. Экраны смотрели тяжелой темнотой.

— Где маяки?! — выпалил я пустому экрану.

На панели пробежала надпись: «Маяки не отвечают».

— Юнна! — вскричал я.

«Не отвечает» — высветился ответ.

Через миг его покрыла мигающая надпись: «Опасность! Необходима эвакуация! Мощность гравиизлучения приближается к критической». И по экрану побежали столбики цифр и извилистых линий.

Я всмотрелся в них. Информация потрясала. Грависветовое поле очень быстро сгущалось. Нет, Бэрб был неправ. Из опасной зоны еще была возможность удалиться. Но эта мысль совершенно не занимала меня. В цифрах и линиях я искал намек на координаты Юнны. Маяки могли выйти из строя. Их могли просто отключить, — успокаивал себя я, — их ресурсы могли переключить на гравифоны исследователей. В бегущем ряду информации я искал искажения изограв, которые могли бы быть вызваны грависиловыми полями людей.

Увы, искажений было очень много. Поднимающийся из глубин гигадомен вызвал в солнечных недрах целую бурю. Солнечное вещество во всей округе буквально рвало и метало. Я видел всплески, потоки, вихри, взрывы. Все это хаотично плясало по экрану, и во всем этом могли просто затеряться импульсы от гравифонов. По выдаваемым на экран записям я понял, что солнечный вихрь налетел неожиданно. Его не предсказывала даже сверхчувствительная аппаратура…

Дар неожиданно замолк. Его взгляд застыл, обратившись куда-то поверх моей головы. И тут я обнаружил, что уже совсем рассвело. За моей спиной из-за горизонта показалось солнце. Дар смотрел на него. Солнечные блики отражались в его глазах.

Я оглянулся. Огненный ярко-красный шар выглянул уже наполовину. Он словно и не торопился подниматься. Далекое светило зависло у горизонта, а меня охватило странное ощущение. Будто к нашему разговору подключился слушатель, о котором мы только что говорили и которым были застигнуты врасплох. Я мотнул головой, чтобы сбросить наваждение и обернулся к Дару. Тот молчал, ни на что, кроме солнца, не глядя. Он словно забыл о своем рассказе.

Мы просидели так несколько минут. Наконец, меня начало разбирать нетерпение.

— А гигадомен, в смысле Гиг? — спросил я, чтобы как-то прервать молчание. — Что это такое?

— Гигадомен, — проговорил Дар, — это замкнутая область выходящей на поверхность глубинной плазмы. Ее восхождение сопровождается особым излучением. Нет, это не термояд, это гораздо сильнее. В нем в световую энергию превращается гравитация.

— Гравитация превращается в свет? — удивленно спросил я.

— Да. Но, впрочем, это особая тема. Я отвлекся.

— Нет-нет-нет! — воскликнул я. — Расскажите об этом подробнее…

Последняя его фраза зацепила меня, причем не меньше, чем весь остальной рассказ. Не знаю, что на меня повлияло: то ли феерическая романтичность звездной ночи, то ли гипнотическое воздействие костра, то ли потрясающая живописность рассказа, то ли все это вместе взятое, подкрепленное самой банальной заторможенностью от бессонной ночи, но я к этому времени находился в сильном смятении. Во мне боролись два чувства. Разум отказывался верить всему, что рассказывалось, но нутром я уже всецело жил этой невероятной историей. И потому, едва Дар коснулся сферы точной науки, мой недоверчивый разум всколыхнулся. Слова о превращающейся в свет гравитации вообще ударили меня словно обухом по голове. Вот тут можно будет, — шепнул кто-то во мне, — либо рассеять все иллюзии насчет истинности рассказа, либо… (в голове просто не помещалось это второе, невообразимейшее, «либо»).

— Ну что ж, — нехотя сказал Дар, — поговорим о гравитации…

Он потупил взор, и мне показалось, что он понял, с каким умыслом я задал свой вопрос.