В. Ю. Визе на берегу бухты Тикси.

Ученые — полярные исследователи. Слева направо: Вс. А. Березкин, В. Ю. Визе, К. А. Радвиллович, В. Г. Богоров.

Н. Н. Зубов в 1955 году.

Н. Н. Зубов (слева) на борту л/п «Садко»

Н. Н. Зубов в последний год жизни.

М. М. Сомов на СП-2 (1951 год).

M. M. Сомов в Первой антарктической экспедиции (1956 год).

Во время перелета Москва— Антарктида — Москва (1963-64 год).

Слева направо: Л. Ф Трешников (начальник экспедиции), М. М. Сомов, Н. А. Корнилов.

М. М. Сомов на даче в Комарово.

У Сомова заболел зуб. Врача в составе станции не было. На одном из самолетов он слетал на мыс Шмидта, там ему быстро вырвали зуб. В первых числах мая доставка грузов на «СП-2» была закончена. Улетел последний самолет. На берег отправили упряжку собак. Вскоре закончила свои работы экспедиция «Север-5». Исследователи остались одни в Арктическом бассейне на долгие месяцы. Океанологи измеряли глубины дна океана по пути дрейфа льдины, течения, температуру воды на разных глубинах, специальными сетками собирали мелкие организмы из разных слоев водной толщи. Сомов работал у гидрологической лунки, а потом в гидрохимической лаборатории определял соленость морской воды в собранных пробах. Эта работа требовала особой тщательности. Сомов недаром проходил стажировку в гидрохимической лаборатории Арктического института. Лабораторию он оборудовал на столе в жилой палатке. Прежде чем приступить к анализу проб, он прогревал палатку газовой плиткой. Часами Михаил Михайлович сидел у лабораторного стола, пока не завершал анализа всех проб очередной океанографической станции. Качество анализов, выполненных Сомовым на дрейфующей льдине, специалистами впоследствии было признано отличным.

Михаил Михайлович вместе со всеми участвовал в оборудовании лагеря, вкладывая и в это дело изобретательность и весь свой опыт, активно обсуждал со специалистами методы и результаты наблюдений.

С самого начала дрейфа Сомов вместе с механиком Комаровым решили создать вблизи лагеря взлетно-посадочную полосу путем искусственного регулирования таяния поверхности льдины.

До середины июня погода стояла сухая, круглые сутки светло. Лучи незаходящего солнца делали свое дело. Хотя значительная часть солнечной радиации и отражается от белой поверхности, некоторая доля ее все же поглощается снегом и льдом. С юга стал поступать теплый, прогретый воздух. И вот началось бурное таяние. Сначала образовались снежницы, которые превращались в озера, между озерами потекли ручьи. Льдину буквально затопило. Приходилось бурить скважины и талую воду спускать под лед.

На выбранном участке Сомов с Комаровым расстилали на буграх черные полотнища, которые интенсивно поглощали солнечное тепло и ускоряли таяние льда. Понижения между буграми после спуска талой воды под лед они засыпали снегом и обломками льда, задерживая тем самым таяние. Эта работа требовала большого физического напряжения, и в ней участвовали все члены станции в промежутках между наблюдениями. В результате к осени на взлетно-посадочной полосе поверхность льда была выровнена, остальная же часть льдины стала холмистой. Летом досаждали частые дожди, мокрый снег и туманы, температура над тающим льдом держалась около нуля.

Летом полярники несколько раз видели птиц: сюда, за сотни километров от берега и кромки льдов, прилетали пуночки, чайки и даже утки. В разводьях часто появлялись нерпы. Навешали лагерь белые медведи..

В истории станции было немало критических моментов. Однажды случился пожар.

— В один из редких солнечных дней мы работали на взлетной полосе, — рассказывал потом Сомов. — В лагере остался дежурный. Вдруг кто-то закричал: «Пожар!» Мы увидели, что палатка радистов объята пламенем. Дежурный пытался тушить огонь водой, черпая ее ведром из снежницы. Но безуспешно. В палатке взорвался бачок с бензином. От жары взорвались винтовочные патроны. Когда мы прибежали, палатка и радиостанция сгорели. В первые минуты нам казалось, что теперь все кончено. Связи с внешним миром у нас нет. Искать без радиопеленга нашу станцию с самолета все равно что песчинку в пустыне. Никто не узнает, что с нами случилось. Но опытный радист Курко, механик Комаров и аэролог Канаки из запасных деталей и остатков прежней рации за несколько дней собрали новую. Связь была восстановлена.

Работа станции «СП-2» планировалась на полгода — до осени 1950 года. Но, учитывая важность дальнейших наблюдений, было решено продлить дрейф еще на полгода — до весны 1951 года. Когда запросили участников, кто желает остаться в дрейфе на зиму, то остаться пожелали все. Однако, чтобы станция могла нормально функционировать дальше, на льдину нужне было завезти еще около двадцати тонн продовольствие и дополнительного оборудования. В то время еще не было опыта полетов и тем более посадок на дрейфующие льды в зимнее время. Полярные летчики взялись выполнить эту операцию. Руководителем полетов был назначен Герой Советского Союза М. В. Водопьянов. То, что на льдине была создана взлетно-посадочная полоса, сыграло не последнюю роль при решении вопроса о продлении дрейфа. Полоса эта, выровненная летом путем искусственного регулирования таяния, осенью, когда наступили морозы, по предложению Сомова, была залита водой. Сомов и Комаров соорудили для этот цели оригинальный насос.

Автор этих очерков, в то время заместитель директора Арктического института, вылетел на «СП-2», чтобы на месте обсудить с Сомовым и сотрудниками станции зимнюю программу научных наблюдений.

Как только было получено сообщение с «СП-2» о том, что залитая водой взлетно-посадочная полоса замерзла, с мыса Шмидта 25 октября вылетели два самолета под командованием Б. С. Осипова и М. А. Титлова. На самолете Осипова летели Водопьянов, я и В. Г. Волович. Волович направлялся на дрейфующую льдину в качестве врача и повара. Фюзеляж самолета был заполнен бочками с бензином и разным снаряжением для станции. С дрейфующей станции радист каждые полчаса получал сводки погоды. Все шло благополучно. Примерно на половине пути из кабины летчиков вышел Осипов и протянул мне записку. Я прочел: «Через взлетную полосу прошла трещина шириной полтора метра, разделив ее на две почти равные части. Сомов». Я передал записку Водопьянову. Он прочитал и спросил Осипова:

— Что будем делать, командир?

— До трещины около семисот метров. Я сейчас разговаривал с Титловым, он предлагает лететь дальше, — ответил Осипов. — Для посадки длины ВПП хватает, а взлетать будем без груза. Сомов сообщает, что они будут забивать трещину льдом и снегом. Если подвижка прекратится, то трещина замерзнет.

— Тогда летим дальше, — резюмировал Водопьянов.

Наконец под нами лагерь. Мы прильнули к иллюминаторам. Серые сумерки. Черные круглые палатки-промелькнули под крылом самолета, а в стороне мы увидели огни и стелющиеся от огней шлейфы дыма — это через каждые 100 метров взлетно-посадочной полосы горят керосиновые факелы. Сначала садится самолет Титлова. Наш самолет делает несколько кругов, ожидая своей очереди. Но вот и мы идем па посадку. Легкий удар — и самолет, грохоча лыжами по неровностям, катится по льду. Сели благополучно. Выпрыгиваю на лед, здороваюсь со встречающими. До трещины несколько метров. Мороз около 30 °C. Над трещиной парит морозный туман. Быстро разгружаемся, летчики торопятся взлететь, пока не остыли моторы. Самолет Титлова благополучно оторвался от укороченной полосы, резко набрал высоту и, покачав крыльями, ушел на юг.