- Видите ли, - быстро заговорил он, в надежде, что таможенник не успеет разозлиться, и не пустит в ход "Маузер", конфискованный у настоящих контрабандистов, - задача, которую вы ставите перед Василием, не совсем техническая. А всем, что не техническое, в нашей паре занимаюсь я. И могу вам сказать, что операция, задуманная вами, вполне осуществима. Вы совершенно свободно сможете ввести в обращение в подвластном вам регионе валюту собственного изготовления, не потратив на это почти никаких средств.

- Чего? - открыл рот выпускник Экономической Академии Михай Диордице.

- Вы сможете напечатать кучу бабок, не потратив на это ни хрена! - пояснил Серафим.

- Так понятнее, - почесал нос стволом "Маузера" Диордице, - расписывай дальше. Но так, чтобы теоретически даже я был чист.

- На границе ведь тучи ходят хмуро! - начал объяснять Серафим.

- … Край суровый тишиной объят, - подхватил веселый капитан любимую песню - У суровых берегов Амура. Часовы….

- Гм, простите, - перебил Серафим, - я не это имел в виду. Спеть можно позже! А я о чем? О том, что на границе места неспокойные. Полно всяких бандитов, мошенников, злоумышленников. И все они зарятся на кошелек путешественника. Особенно если он работяга, который из Италии или России домой с деньгами возвращается. Так?

- Так, - не понимал пока Диордице, - ну, и?

- А мы о нем позаботимся! - торжественно поднимал палец Серафим. - Вернее, вы. Напечатаете собственную валюту, причем открыто объявите, что она никчемная и дешевая. И при въезде будете отбирать у них все эти евро, да доллары с рублями, а взамен выдавать свою валюту.

- Она ведь дешевая и никчемная? -уточнил капитан.

- Правильно, - терпеливо объяснял Серафим, - и значит, на нее никто не позарится. И работяги привезут свой заработок домой в целости и сохранности! А все благодаря кому? Благодаря вам, гению финансовой мысли, отцу молдавского рабочего люда, капитану таможни Диордице.

- Ну, - уточнил капитан, - а когда они приедут домой, им надо будет настоящие, нормальные деньги отдавать взамен нашей валюты?

- А зачем? - пожал плечами Серафим. - Все равно ведь пропьют! Лучше организовать при каждом селе небольшой магазинчик, где продукты питания будут выдавать только за вашу валюту. Ну, и цены установить такие, как надо.

- А как надо? - хлопал глазами Диордице.

- К примеру, банку сока продавать за десять евро, - предложил Серафим.

- А чего так дорого? - автоматически перебил обожавший торговаться, как и все молдаване, капитан.

- А пусть пойдут поищут дешевле, если у них денег нет! - торжествующе закончил Серафим.

Капитан грустно поглядел на заключенного и сказал.

- Значит так. На всю страну мне такого сделать не дадут, но в пределах района разрешат. В качестве, так сказать, эксперимента. Мастеровой этот пускай деньги печатает из какого-нибудь дерьма. И запомни, умник… Крепко, и на всю жизнь, которую ты рядом со мной проведешь.

- Да? - шепотом спросил Серафим.

- Я бы тебя пристрелил, чтобы ты конкурентам не достался - признался таможенник, - да не запомню все то, что ты тут наговорил. Потому будешь бухгалтером.

Серафим покорно кивнул, и под руку с Василием вернулся к грядкам. Небо вдруг резко потемнело, и на озеро стали стремительно сыпаться белоснежные пеликаны. Цыгане приготовили силки. Из воды показалась лягушка.

Капитан Диордице прицелился…

ххх

- Быстрее! - торопил Серафим. - Нашей мечтой, Италией благословенной прошу. Умоляю тебя. Быстрее!!!

За спиной послышался лай, и Серафим, задыхаясь, с ненавистью стал толкать Василий к оврагу. Погоня, - лучшие надзиратели Диордицы с доберманами, - приближалась. А силы друзей почти оставили, ушли, из-за года тюрьмы, из-за работы непосильной, из-за еды тощей, как туберкулезная корова. Но другого выхода, кроме побега, у друзей не было. Оба понимали, что капитан Диордице никогда не отпустит их на волю. Ведь благодаря уму Серафима и умению Василия таможенник стал зарабатывать огромные деньги. Поэтому, отпросившись на работу в кукурузном поле, друзья бежали.

- Не уйдем, - срываясь на хрип, выдохнул Василий, - не успеем. Прощай, брат.

- Как же так?! - отчаянно спросил Серафим. - Неужели сдаешься? А Италия? Держись! Мы с тобой убежим, и отдохнем, а потом подадимся в Италию. И попадем туда! Слово даю, попадем! Я знаю, ты не веришь…

- Верю, - ответил Василий, - верю, что попадешь. Когда ты об Италии говоришь, в глазах твоих правда маячит. Если ты туда не попадешь, значит, ни Бога нет, ни правды.

- Ты прости, - покаялся Серафим, - что из-за меня так много неприятностей в твоей жизни появилось.

- Брось, - вяло отмахнулся Василий, - судьба есть судьба. Мне вот что интересно. Есть ли она, эта Италия?..

- Есть. Верь мне. И мы там оба будем. Послушай меня! Выслушай! Вот мы сейчас овражек перейдем, и бросимся в речку. Там течение вынесет! Выкарабкаемся, брат!

- Но я не доживу…

- Ты это брось, - вновь поднялся Серафим, и, втащив Василия на спину, побежал, - мы уйдем от них, обязательно уйдем…

… охранники столпились на краю холма, и молча глядели, как Серафим с Василием на спине прыгает через ручьи, и все приближается к речке, что сразу за холмом разлеглась. Бесстыдно, как женщина, которая не стесняется показывать чужим мужчинам подмышки.

- Уйдут, - сказал начальник охраны, Будулай, а в прошлой жизни актер Волонтир, - не успеем. И собаки не успевают. А брать велено живыми.

- Сейчас попробую в ногу попасть, - предложил самый меткий охранник, - сейчас вот…

Серафим все бежал, как во сне, когда прилагаешь титанические усилия, а ничего будто не меняется. Как в замедленной съемке, поднимались от ударов его ног фонтаны воды, и вдавливались в жидкую грязь то ли еще берега, то ли уже реки, золотые листья молдавской осени. Холодный туман словно спиной прикрывал путь к реке, и, глотая его горячим ртом, Серафим провалился по пояс, решил, что погиб, как закружило его, завертело, и понесли их с Василием воды реки. И стало ясно - ушли они от погони…

… Подгребая левой рукой, Серафим крепко держал правой Василий, и говорил то, что в овраге сказать не успел. А Василий улыбался.

- Мы попадем в Италию, - говорил Серафим, - и все изменится! Не станет в нашей жизни грязи молдавской, нищеты ужасной, которая в головах наших поселилась, как короста в плешин нищего. Не станет поборов, унижений. Адского труда не будет, безысходности этой, от которой выть хочется громче, чем голодной собаке во дворе скупого попа.

Шум погони давно утих, и река тихо плескала в лицо им теплой водой, и ивы склоняли ветви все ниже.

- Там музеи, и культура, - мечтал Серафим, - там даже воздух сияет светом; небо там сверкает лучами солнца, и сама земля цветет неувядаемыми цветами, полна ароматов и прекрасноцветущих вечных растений, приносящих благословенные плоды!

И друзьям казалось, что благоуханный запах этот уже витает над ними, и над древней молдавской рекой Прут.

- Да и итальянцы, - говорил Серафим, - не такие хитрые, жестокие, злые и ленивые, как мы, молдаване. Не такие бездельники и бездари. Они даже одеты по другому. Их одежда такая же, как их страна. Веселая, и праздничная! И люди там красивые. И все они в голос славят свою Италию, потому что ее есть за что славить. А не как Молдавию, которую нас призывают любить, но которая нам не мать, а мачеха!