— Понятия не имею, — сказал Ярнебринг.

— Как и я. Я бы хотела захватить их на работу и поразмышлять немного.

Какое все это имеет отношение к делу? — подумал Ярнебринг. Чересчур уж замысловато…

— Хорошо, — согласился он. — Положи это барахло в мешок и давай закругляться на сегодня. Завтра продолжим.

Когда Ярнебринг открыл дверь уютной квартирки своей будущей жены, оказалось, что ее нет дома, так что ему пришлось ужинать в одиночестве. Ничего необычного в этом не было: его любимая ушла на ночное дежурство, но перед уходом приготовила еду. На кухне в духовке стояла огнеупорная миска со всякими вкусностями, а на столе лежала любовно написанная инструкция, как с ними поступать.

Поев, он уселся в кресло перед телевизором посмотреть спортивные новости, но сосредоточиться не мог: из головы никак не шел Эрикссон.

Странная фигура, думал Ярнебринг. Чем он, собственно, занимался? Тут он невольно вспомнил своего лучшего друга, обер-интенданта полиции Ларса Мартина Юханссона. Надо ему позвонить, решил он. Они не виделись целый месяц, и за это время накопилось много тем для разговоров.

Но дома у Юханссона никто не брал трубку, а автоответчика у него, очевидно, не было. Завтра позвоню ему на работу, решил Ярнебринг. Интересно, работает ли он еще на Министерство юстиции? Последний раз Ларс Мартин рассказывал, что занимается сейчас каким-то срочным расследованием по их поручению.

Собираясь на охоту на гомосексуалистов, Бекстрём подумал, не взять ли на всякий случай служебный пистолет, но тут же отказался от этой мысли. Это было бы глупо, потому что потом он собирался зайти в какой-нибудь кабачок выпить пару кружек пильзнера и посмотреть, не попадется ли подходящая телка. Этих гомиков он прижмет, если что, одной левой, подумал Бекстрём. Поиграв жирными плечами, он натянул на себя широкий плащ и сунул в карман фотографию Эрикссона.

Разумеется, Бекстрём взял такси: шло следствие по делу об убийстве, и он набрал столько купонов, что хватит на все и еще останется. Из следственно-технических соображений он попросил водителя остановиться чуть поодаль, чтобы можно было подойти к клубу как можно более незаметно — какой нормальный человек заказывает такси, чтобы ехать в гей-клуб?

Вход был с улицы, окна закрыты, и свет внутри не горел. Однако Бекстрёма было не так легко обмануть. Он несколько раз настойчиво позвонил, и дверь отворилась. Перед ним стоял здоровенный, коротко стриженный парень во фланелевой рубашке и потертых синих джинсах. Дать ему шляпу и лошадь, подумал Бекстрём, — вылитая реклама «Мальборо». Должно быть, техник-смотритель или что-нибудь в этом роде.

— Закрыто, — сказал здоровяк, хмуро уставившись на Бекстрёма.

— Я из полиции, и мне наплевать, закрыто у вас или открыто, — резко сказал Бекстрём и ответил этому типу не менее суровым взглядом.

Очевидно, этого разъяснения было достаточно, потому что тип явно проявил интерес. С преувеличенной вежливостью он распахнул перед Бекстрёмом дверь.

— Заходите, — сказал он, — буду рад принести пользу.

Что-то тут не так, подумал Бекстрём.

Ну и местечко, поежился он, оглядывая полутемный зал. Какая-то камера пыток. Что стало со страной, в которой мы живем? С потолка свисают крюки, цепи и наручники, на стенах развешано несметное количество плеток и еще какой-то дряни, назначения которой он не знал и не хотел знать. Все это давно пора запретить, нервно подумал Бекстрём.

Тип уселся на какой-то странный стул, напоминающий королевский трон, и кивком указал Бекстрёму на табуретку у своих ног. Определенно, все это очень странно.

— Садитесь, — сказал тип и еще раз показал на табуретку.

— Я уже сказал, что я из полиции, — повторил Бекстрём. — И вы могли бы мне кое в чем помочь.

За кого он меня принимает, сукин сын?

— Я помогал многим полицейским, — весело сказал тип.

Он, наверное, обычный осведомитель, мелькнула у Бекстрёма мысль. Неоценимая штука — иметь глаза и уши в таком месте. Хотя… все равно что-то не так.

— Знаете ли вы этого человека? — Бекстрём показал фотографию Эрикссона.

Здоровяк внимательно рассматривал снимок. Даже перевернул и поглядел с обратной стороны. Покачал головой и вернул фото.

— Не мой типаж, — произнес он. — С такими тощими бедолагами очень сложно работать. Он выглядит, как сверчок Бенджамин.[20]

— Значит, он вам незнаком…

О, черт! — подумал он и покосился на дверь за спиной. Все это нравилось ему все меньше и меньше.

— Нет, — сказал детина, с вожделением глядя на Бекстрёма, — но я бы с удовольствием поработал…

— Значит, так! — крикнул Бекстрём и поднял руку, словно защищаясь от возможного нападения. — Все успокоились! Все успокоились! Нервничать ни к чему!

— Я и не нервничаю, — ухмыльнулся здоровяк, — это дорогуша комиссар нервничает…

— Ну и местечко! — облегченно выдохнул Бекстрём, вырвавшись на улицу.

И как раз в этот момент, когда он пытался отдышаться после пережитого потрясения, он увидел идущего по направлению к нему этого поганца Ларса Мартина Юханссона под ручку с какой-то чернявой дамой. Он-то что здесь делает? Если он идет сюда… Но в такие места не ходят с девушками.

Юханссон остановился и уставился на него. Неизвестно почему Бекстрём вспомнил прозвище Юханссона — Мясник из Одалена. Лучше не высовываться, подумал он.

— Добрый вечер, Бекстрём, — приветствовал его Юханссон ухмыляясь. — Решил исследовать неизвестные стороны своей личности? — Он с намеком кивнул на дверь за спиной Бекстрёма.

Бекстрём нашелся мгновенно, как и следует такому профессионалу, как он:

— Следствие по убийству. Мы расследуем гей-убийство. — Он значительно выставил подбородок и несколько раз кивнул, чтобы придать своим словам больший вес.

— Да, я что-то видел в газетах, — сказал Юханссон небрежно. — Береги себя, Бекстрём.

Сукин сын кивнул и двинулся дальше со своей девкой, которая в довершение ко всему, отойдя на несколько шагов, оскорбительно захихикала. Юханссон что-то ей сказал, но что именно, Бекстрём не расслышал.

Сукин сын! — мысленно произнес Бекстрём с выражением, поймал такси и поехал в ресторан.

10

В кабинете Эрикссона было огромное количество бумаг. Аккуратно подшитые в папки с маленькими этикетками на корешках, они были расставлены в строго хронологическом порядке. Что касается его биржевой деятельности, то она была отражена в двух десятках папок, занимающих целых две полки. Папка за папкой, расчеты, выписки из счетов в брокерской фирме его друга Тишлера. Судя по количеству документов, в последние годы Эрикссон произвел сотни крупных и мелких биржевых операций и почти всегда оставался в выигрыше. Многие, даже крупные, сделки заняли не больше одного дня.

— Наш парень прямо какой-то финансовый гений, — заключил Ярнебринг, — покупает акции на сотни тысяч, даже на миллион, в тот же день продает и ложится спать богаче на несколько тысяч. К разговору о риске…

— Мы, по-видимому, его недооценили, — улыбнулась Хольт. — Биржевой тореадор.

— У меня есть приятель, работает в отделе экономических преступлений… — задумчиво произнес Ярнебринг.

— Вот и позвони ему, пусть придет прямо сюда.

— Блестящая мысль, Хольт! И тебе не придется мешками таскать эту муру на службу!

Его знакомый, к счастью, оказался не сильно загружен: он работал над одним налоговым делом уже семь лет, так что днем больше, днем меньше — разницы нет. Прокурорша не стала бы возражать, но он предпочел вообще ничего ей не говорить. Уже через час он сидел за кухонным столом в квартире Эрикссона и листал папки. Хольт занялась кофе, а Ярнебринг продолжал обшаривать кабинет.

— Кофе готов, — сказала Хольт, и в тот же момент детектив из отдела экономических преступлений захлопнул последнюю папку.