Едва он включил воду, в душ вбежал «синт» с большой коробкой красного цвета. Отобрав у Элинора намоченное белье, он унесся прочь, чтобы вернуться через минуту и перестелить кровать.

Монах растерянно стоял посреди каюты и не знал, что ему делать. Вскоре снова появился Антарес. Зил забился в угол, прижался к стенке, сполз и скорчился на полу, охватив руками ослабевшие колени.

— Как чувствуешь себя?

Фаустянин не ответил, молясь об одном: чтобы его не уничтожили сейчас за то, что он заболел.

— Я вижу, неплохо. Медбрат сказал, что ты чудесным способом самоисцелился. Ты действительно умеешь это делать?

Зил пожал плечами. Он действительно не знал, умеет ли самоисцеляться, потому что прежде ему этого не требовалось.

— Расскажи мне о том, почему у тебя появляется эта штука… Рана…

— Мне снится какой-то сон… Меня убивают… Если мне это снится, я просыпаюсь раненный, и вокруг всегда много крови…

— Ты не мог бы припомнить свой сон?

Юноша отрицательно покачал головой. Он помнил его во всех мелочах, но открываться этому человечку не хотел. Если он не рассказывал события сна даже своему отцу, то Антаресу не расскажет и подавно. Дипломат не внушал монаху никакого доверия.

— Ну, хорошо. Скоро будет гиперскачок. Приготовься, мы все проведем его во сне.

— Но я не хочу спать! Как же я усну?

— Об этом позаботится система.

Зил очнулся и ощутил незнакомый укол в груди. Это было связано с воспоминанием о Фаусте, о Хеала, об отце и братьях-послушниках. Ему показалось, что он никогда их больше не увидит…

Откуда-то сверху послышался голос Антареса:

— Если ты хочешь увидеть космос, то за тобой придут и проводят к обзорнику.

Элинор вскочил. Сейчас он увидит то, о чем он мечтал всю жизнь! Звезды, которые встречались ему лишь на старинных гравюрах, пятиконечные, красивые. Планеты. Черноту, не имеющую ни верха, ни низа…

И снова на пороге возник черноглазый «синт» в облегающей одежде. Он проводил Элинора к громадному прозрачному куполу — настолько прозрачному, что стекла почти не было видно, и казалось, будто ты висишь в черной пустоте.

Сердце Зила екнуло, замерло и сразу же резво заколотилось. Поскорее забиться бы в какой-нибудь угол, где есть надежные стены, потолок, пол. А здесь кажется, что диск под прозрачным куполом вот-вот оторвется от катера и вместе с людьми улетит в черную бездну. Но Элинор быстро справился с собой: ему почему-то не хотелось показывать своего страха перед маленьким человечком с въедливыми глазами.

— Ну что? — насмешливо осведомился Антарес.

Зил подошел к обзорному стеклу. Нет, они закрыты от черной бездны. И, пожалуй, надежно. Интуиция подсказала фаустянину, что этот холеный господин вряд ли стал бы рисковать своей жизнью.

— Это правда звезды? — не оглядываясь, спросил монах.

— Да.

— Они такие… маленькие… Я читал, что звезды в миллионы раз больше Фауста…

— Когда увидишь Тау — убедишься, что тебя не обманули…

Но пройдет еще некоторое время, прежде чем Зил увидит звезду, вокруг которой вращается Эсеф.

Она ослепит его своим сиянием. Элинору захочется раствориться в ее свете, как совсем недавно — во вкусе ароматного оранжевого напитка. Несколько минут он не сможет думать ни о чем — будет лишь стоять, раскинув руки и внимая в себя новый мир, теплый, до отказа насыщенный красками, звуками, жизнью.

Да, он мечтал об этом!

4. Невиданное создание

Эсеф был незначительно больше Фауста.

Потянув носом воздух незнакомой планеты, Зил учуял очень неприятный запах. Ветер доносил эту вонь волнами: иногда она исчезала.

— Проклятые пэсарты, — проворчал Антарес и раздраженно махнул рукой в сторону шевелящегося красного поля.

Присмотревшись, фаустянин обнаружил, что источником отвратительного запаха являются красно-бурые волосатые цветы, формой своей похожие на схематичные звезды. Все пять их лепестков непрестанно двигались, а внутренняя поверхность блестела, напоминая по цвету и структуре воспаленную слизистую у человека. Если кружащие над ними насекомые проявляли неосторожность, лепестки захлопывались, превращая цветок в бутон, а внутри этого бутона рождался звук, похожий на чавканье.

Элинор невольно поморщился. То, что ему удалось в свое время узнать о цветах, никак не совпадало с увиденным и услышанным. Но нужно надеяться, что это будет последним его разочарованием в мире Внешнего Круга…

Они с Антаресом быстро пересели в летательный аппарат и бесшумно поднялись в воздух. Элинор снова прижался к стеклу: он уже не так удивлялся непобедимому свету солнца и жаре, но ярко-синяя полоса, прочертившаяся вдали, привлекла его внимание. Эта полоса ширилась и, кажется, приближалась.

— Что это такое? — спросил он.

Все сильнее выгибался дугой горизонт, и синий цвет заливал теперь всю видимую поверхность планеты.

— Океан. Всемирный Океан, — сказал Антарес, считывая что-то с маленького приспособления и абсолютно не интересуясь происходящим за пределами флайера. — Так он здесь называется.

— Вода? — Элинор видел воду только в виде дождя и еще в виде речки. Но та речка была узенькой, глинисто-серого цвета.

— Так. Зил, слушай меня. Ты будешь жить в моем доме. Тебе предстоит делать то, о чем я тебе скажу. Выходить за пределы моего поместья в одиночестве я тебе запрещаю. Считай, что законы монастыря для тебя немного смягчились, а пространства — расширились. Ты должен постоянно находиться под рукой и являться по первому зову. Все понятно?

— Да, господин Антарес. А что мне нужно будет делать?

— Охранять одного… — посол замялся, окинул монаха взглядом с головы до ног, — одного человека.

Флайер опустился на землю, разрисованную ярко-белыми полосками.

Машину Антаресу подали прямо на взлетное поле. Посол затенил стекла автомобиля, чтобы назойливый свет не мешал работать. Элинор разочарованно отстранился от окна: снаружи ничего не стало видно.

Наконец автомобиль остановился. Водитель, тоже «синт», вышел наружу — открыть дверь пассажирам.

Антарес и его гость пошли по выложенной каменными плитами дороге к светлому дому в конце парка. Кругом, покачивая макушками и шумя сочно-зеленой листвой, высились незнакомые деревья.

Внезапно двери дома раскрылись, и на ступеньки выбежал народ. Элинор заметил, что все это искусственные существа — такие же, как слуги на катере, пилот флайера и водитель автомобиля Антареса. Но вот телосложение у половины этих «синтов» отличалось от привычного фаустянину. Проходя мимо них, выстроившихся вдоль дорожки и кланявшихся хозяину, послушник с любопытством разглядел одно из таких «нестандартных» созданий.

На этом «синте» было надето что-то вроде короткой, подпоясанной белым кружевным фартучком рясы очень странного фасона. Бедра существа, едва прикрытые подолом, казались шире нормальных человеческих. Но больше всего послушника удивили небольшие вставки в районе груди: под синей тканью топорщилось два холмика. Ну и мода! Элинор усмехнулся. Неужели они считают, что это красиво?

— С возвращением, господин Антарес! — наперебой говорили «синты».

— Максимилиан! С возвращением, дорогой! — вдруг раздался высокий мелодичный голос.

Элинор вздрогнул. В проеме распахнутых дверей стоял… стояло…

Юноша не понимал, кто это. Оно являлось человеком, не «синтом». При его появлении слуги замолчали, словно по команде. Оно было во всем светлом: в белых облегающих брюках и серебристо-кремовой блузке, небрежно завязанной под грудью. Под грудью?..

При ярком свете Тау тонкая узорчатая ткань просвечивала насквозь. Да и кроме этого узла блузку ничего не удерживало на теле существа. И то, что Зил принял у «синта» за нелепые вставные «холмики», у звонкоголосого чуда оказалось частью тела. Упругие, тяжелые, покачивающиеся в такт ходьбе полушария магнитили взгляд, и еще под воздушно-серебристым орнаментом одежды было видно нежно-розовые маленькие бутоны, которые…