И еще я впервые в жизни увидел плачущую Джоконду. Никакие уставы на свете уже не могли заставить ее спрятать истинные чувства. Трое подчиненных, Чез, Марчелло и Витторио, как-то неловко, словно извиняясь перед окружающими, пытались загородить ее собой, и хуже всего было Чезаре.
Рядом со мной тихо переговаривались рыжеволосая Полина Буш-Яновская, Фаина Паллада и Оскар Басманов. После смерти Феликса квадро-структура Фреда Калиостро осталась неполной.
— Несчастная семья, — сказала Полина. — Все погибли…
— Да, — вздохнул Басманов. — Из Лагранжей не осталось никого…
Тут вмешалась Фанни:
— Джоконда считает, что Луис — сын его покойного брата Доминика. Но Феликс так и не успел опознать погибшую…
— Мать Луиса? — переспросил Оскар.
— Да.
— Но как-то можно отыскать тех, кто ее опознает? — Полина понизила голос.
Фанни развела руками.
Потом, после панихиды, я видел, как Фанни подошла к Дику, молча обняла его и отвела в сторону; как они о чем-то разговаривали, а после вместе сели в подъехавший к ним автомобиль Калиостро-старшего. Это был последний раз, когда я видел их.
Мне очень захотелось проведать Эфия. Он пережил с нами войну, однако так и не понял ее смысла — если в войнах вообще есть смысл. Клеомедянин теперь проходил интенсивное обучение и был на седьмом небе от счастья. Он признавался, что и мечтать не смел среди своих сородичей о том, что будет жить в таком мире.
— Ты все еще кладешь книги под подушку?
Эфий стеснительно кивнул. Мы засмеялись. Он до сих пор верил, что если положить книгу на ночь под подушку, ее содержание через сон попадет прямо в голову и всё запомнится. Разубедить в этом его не смог даже Хаммон. Эфий уже знал, что так не будет, но все равно продолжал в том же духе. На всякий случай.
— Ты куда-то едешь, Кри, — (он называл меня Кри).
— Да. Еду.
— Это правильно. Одна места сидеть скучна. До встречи, Кри.
— Будь здоров.
— Буду. И ты будь. Злые духи нет.
— Нет.
Клеомедянин радостно засмеялся:
— Злые духи нет! Но коза, — добавил он, со значительностью воздевая палец, — коза всё равно поклонный зверь!
— Священное животное, — подсказал я, обнимая бывшего пастуха на прощание.
— Священное животное, да! Будь здоров! Злые духи нет!
Кивнув, я отступил за дверь. Если бы мне знать тогда!.. Но совершенно точно, что судьба есть судьба и сделанного не воротишь. Даже машина времени породила бы бесчисленное множество альтернативных реальностей, которые и без нее множатся каждое мгновение, с каждым поворотом головы или шагом любого из нас, жителей этой Вселенной. Однако я ничего не знал и не хотел знать о тех «я», поддавшихся соблазну и ушедших в параллельный мир вероятностей, снявших с себя всякую ответственность и молча возложивших ее на плечи какого-нибудь отряда, который в итоге отправили с Фараоном. Возможно, там, в альтернативном Нью-Йорке они, эти «я», счастливы и строят свою жизнь так, как считают нужным. Может быть, кто-то из них стал вместилищем для жалкой душонки Мора, Желтого Всадника из кошмаров наивного фаустянского монаха Зила Элинора. Мы сами ежесекундно творим свое завтра.
Я предупредил Тьера, что мне будет нужно отлучиться. Он не возражал. У нас в Лаборатории накопилось много работы, но он пошел мне навстречу.
Через полчаса я уже взял билет на самолет до Каира. Назначенный день вылета — 21 марта. То есть завтра.
Сумка быстро заполнилась самыми необходимыми вещами, но мне было надо еще кое-что, главное. Получить его я мог у единственного человека, и там же мне предстояло пройти через последнее, самое трудное прощание.
Такси привезло меня к гостинице.
— …Я так рада, господин Элинор!..
Последняя фраза наконец добралась до моего сознания. Я отстранился от Луиса и взглянул на «синта».
— Что, Нинель? Прости, я тебя прослушал.
— Я говорю, что госпожа Бароччи распорядилась оставить няней Луиса меня. Хотя ей предлагали на выбор самые лучшие модели специализированных роботов — из Инкубатора! Знаете, что она сказала? «Нинель прошла с нами всё, и я хочу, чтобы она оставалась у Луиса и дальше». Я так благодарна ей за доверие, господин Элинор! Ох! Вы вот только что слышали? Прямо сейчас? Луис сказал первое слово! Он смотрел на вас и сказал вам…
— Молчи, Нинель! — оборвал ее я. Мне было бы невыносимо услышать это еще раз, тем более в ее исполнении. — Я рад за тебя и согласен с госпожой Бароччи, но можно ли попросить тебя оставить нас с Луисом вдвоем?
— О, конечно!
Она с умилением хохотнула, сделала малышу ручкой и выскочила за дверь.
— Прости, Луис. Вот видишь, получается так. Если бы я смог опекать тебя, то попросил бы, чтобы тебе присвоили фамилию Лагранж. Это славная фамилия, ты гордился бы ею по праву…
— Я попрошу, — ответила Джоконда, которая, беззвучно возникнув в дверях, слушала меня. — Ты прощаешься. Значит, тебе рассказали. Я так и знала…
Джо произносила это с неподвижным лицом, будто ее парализовало, и глядела поверх моего правого плеча, как «смотрят» слепые люди. Мне нечем было возразить. Она опустила голову и подошла к нам. Луис радостно, всем телом, запрыгал у меня на руках и потянулся к ней.
— Ты был бы последним, кто узнал о происхождении Фараона. Я позаботилась об этом. Кто проговорился? — рука Джо сжалась в кулак.
— Я сам догадался… Почти сам…
— О чем теперь говорить! Хотя нет! Я сейчас сообщу госпоже Смеловой… нет, господину Калиостро…
— Джо!
— Да! И тебя никуда не отпустят!
— Джо! Не надо меня пугать громкими именами. И ты сама знаешь, что не сделаешь этого.
Она взяла мальчика и посмотрела на меня почти со злостью.
— Час назад я разговаривала с ОПКР, ходатайствуя, чтобы Луиса отдали на воспитание тебе. А ты от него отрекаешься, да?
Я промолчал, понимая, что перечить ей сейчас бессмысленно, как любой взволнованной женщине. Джо заметалась по комнате, и Луис, поначалу просто удивлявшийся ее тону — он привык к тому, что ее голос мурлыкающе-ласков и мелодичен, — теперь заплакал.
— Ты его пугаешь, Джо.
Джоконда поцеловала малыша и позвала няню. Луис тянулся к нам, однако умелая Нинель быстро переключила его внимание на себя, а мы с Джо вышли в гостиную комнату номера.
— Я знала, что если ты узнаешь о Хаммоне, то сотворишь черт знает что!
— Всё будет правильно, снова встанет на свои места.
— Только… какой ценой? — она с болью посмотрела мне в лицо; ее рука дрогнула было в невольном желании коснуться меня, но велением рассудка Джо подавила его.
— Пусть это будет не цена, а подарок. Ты могла бы считать так? Человек ведь может сделать подарок тем, кого любит?
— Подарок, а не жертву!
— Это не жертва. Никто не погибнет.
— Поехали, — решительно сказала Джоконда.
Я не понимал, куда она везет меня, пока не увидел издалека бруклинские развалины.
В небе уже проступил смутный серпик месяца, а подмороженная почва похрустывала под колесами автомобиля.
Вскоре Джо остановилась, и мы шли пешком ровно до того места, где год назад меня прошил смертельный луч.
— Это было здесь, — сказала она. — Я просто не успела. Чуть-чуть не успела.
— О чем ты?
— Об этом…
И у меня в руке оказался пульт для создания купола ОЭЗ. То, что я собирался выпрашивать у Джоконды хитростью.
— Пусть он поможет тебе хотя бы теперь.
— Ты догадалась?
— Да, но слишком поздно. Я не думаю, что он спасет. ОЭЗ может просто не включиться в том мире — и тогда всё. Но ты ведь за ним пришел к нам…
— Я хотел попрощаться. С Луисом, с тобой…
— Так прощайся.
Она отвернулась, чтобы я не увидел ее слез. Сделала вид, что разглядывает едва видимый в сгущающихся туманных сумерках контур сломанного моста и тусклые огни далекого города. Мне стало неловко. Я не думал, что она догадается, не предвидел, что привезет меня сюда, отдаст пульт и скажет эти слова. Я вообще придумал себе другую, как показывает жизнь, Джоконду. Приучил себя о многом не то что не говорить, а даже и не думать. Но сейчас промолчать было нельзя. Джоконда была именно такой, какой ее знало мое сердце.