Раззадоренные агенты в других странах так увлеклись, что начали подключаться к игре. В союзники России Феликс Лагранж подкинул своих французских спекулатов, а Юнь Вэй — американских. Союзниками Германии Заносси Такака мастерски уговорила стать спекулатов из Японии.

Кончилось все тем, что о происходящем «за кадром» узнала Софи Калиостро. Ей показалось, что агенты потеряли не только совесть, но и чувство опасности и что азарт может пойти им во вред. Она вызвала всех до одного, отчитала и велела залечь на дно, потому что Фредерик Калиостро накануне предупредил ее о скором визите Мора в Берлин.

— Господа аналитики, провокаторы и манипуляторы, назовите ваши основные обязанности! Верно: заниматься деморализацией противника на дому. Вот это и является вашей первоочередной задачей.

Огорченные, разжигатели войны поутихли и, пока было время, озаботились тем, чтобы подвести под монастырь ответственных за все спекулатских военачальников.

— Ну кто же им виноват, дон Калиостро, что они так плохо учили историю? — не слишком натурально оправдывались Басманов и Лагранж перед своим шефом. — Вот жаль, что Фаине Палладе не удалось поучаствовать в вакханалии! Ей-богу, как провокатору, это Фанни понравилось бы!

— Ну уж нет! — запротестовал Калиостро-старший. — Тотализатор в особо крупных масштабах нам не нужен!

— А я уже хотел у нас опричнину ввести… — вращая цепочку на пальце, посетовал Оскар. — Не зря же ребята Стефании настроили у нас под Москвой концлагерей для своих приятелей… Тут капитуляция, Мор прилететь должен, они всё бросили, добро пропадает…

— Оскару очень к лицу была бы песья голова, шеф! — поддержал напарника Феликс.

— И к фамилии тоже! Майор Буш-Яновская была не против. А госпожа Калиостро взяла и всё нам испортила… Как теперь жить?

— С вами, ребята, конечно, весело, но дела не ждут, — усмехнувшись, ответил отец Дика. — Просто знайте меру. Отбой, до связи.

— Обязательно будем знать меру! — поклялся Басманов, косясь на голограмму Лагранжа.

— О-ля-ля! — закивал Лагранж голограмме Басманова. — Мы меру знаем! Вот еще несколько миллионов засранцев вытравим отсюда — и сразу станем знать меру! Будем тихими, законопослушными, начнем вечерами смотреть сериалы и гулять под солнечными зонтиками.

Они до тех пор считали, что папа Дика уже давно отключил связь, пока перед ними не развернулось полотно «Иван Грозный убивает своего сына».

— Это намек?.. — уточнил Феликс Лагранж, вытаращившись на своего коллегу из России.

— Это несомненно намек… — подтвердил Оскар Басманов.

— …намек продолжать в том же духе! — хором проговорили оба и продолжили в том же духе.

Теперь, когда идеолог первой войны в истории новой эпохи собрался прибыть на Землю, горстка одичавших спекулатов напряглась, чтобы изобразить хорошую мину при плохой игре. Из России им прислали декорации фасадов — настоящие постройки в Берлине раздолбали в перестрелках. Америка поддержала их запасами продовольствия — правда, бутафорского, из Голливуда. Китай расщедрился и пополнил недостачу в рядах не кем-нибудь, а «синтами», для чего их, никогда не державших в руках оружия и теряющих сознание при виде капли крови, обрядили в военную форму. Словом, проделали всё, кто во что горазд, и на том успокоились.

Стефания и Армана держались в среднем звене офицерского состава. С одной стороны, это давало им возможность быть услышанными. С другой — снимало всякую ответственность за содеянное. Недаром вся эта операция, спланированная правительством Содружества, носила название «Серый кардинал». Однако накануне прилета Мора Эвелина Смелова насторожилась. Стефании с Армане, несколько месяцев назад поморочивших головы спекулатов идеями «высшей расы» и избранности, велено было выхлопотать себе отпуск и убраться подальше от опасности, ведь непредсказуемому главнокомандующему вполне могла прийти мысль устроить чистку в рядах, и не исключено, что под метлу заодно со спекулатами попадут замаскированные агенты.

Синьорина Каприччо и фрау Зегенд отсалютовали госпоже Смеловой и направились просить об увольнительной.

— Я не могу вам отказать, — сообщил им ставленник Мора в штабе Берлина. — Вы зарекомендовали себя как лучшие офицеры и своей дисциплинированностью заслужили право на небольшой, заметьте: небольшой! — отпуск.

— Бессмертен Мор! — рявкнули в один голос оба образца дисциплинированности, щелкая каблуками.

Стефания с Арманой уже вовсю загорали на пляжах Красного моря, когда Мор наконец добрался до столицы Германии.

Жизнь Берлина замерла. Все проспекты, наскоро очищенные от обломков и покореженной техники, были перекрыты, а в час приезда высокого гостя снайперы заняли крыши всех уцелевших после войны небоскребов. Дрезденская картинная галерея по приказу новых бургомистров транслировала в небеса веками хранимые в запасниках шедевры художников Наследия, которые было видно на территории всей Германии. И под скай-трансляцию картины Арнольда Бёклина «Война» флайер главнокомандующего и огромная свита из охранников и приближенных влетели в город.

Выстроившиеся вдоль пустых дорог толпы спекулатов приветственно заорали и принялись размахивать желтыми флажками, петь гимн, скандировать бравые слоганы и прочая, и прочая. Всё напоминало бы обычный приезд какой-то «шишки», если бы на улицах Берлина (да и на Земле вообще) не отсутствовало два непременных общественных звена — дети и старики. Когда эвакуировались коренные жители, власти Содружества вывезли всех без исключения гражданских в отдаленные места Галактики. Ну а среди завоевателей детей и пожилых, само собой, быть не могло. И поэтому город смотрелся, мягко говоря, неестественно, как компьютерная игрушка средней руки или закрытая военная зона, потому что вместо стариков и детей рядом с жителями стояли тупыми болванчиками ничего не понимающие «синты» из Китая — все на одно лицо, да еще и разодетые в военную форму.

Несколько оголтелых приверженцев Мора построили своих солдат так, чтобы сверху на площади можно было прочесть составленные из них буквы: «Бессмертен великий Мор!»

От кутерьмы в двух районах города обрушилось несколько фальшивых русских фасадов, и ставленник главнокомандующего в Берлине бегал с выпученными глазами и недобрым словом поминал каких-то неведомых гастарбайтеров. Понять, кто это такие, не смогли даже лучшие дешифровальщики Содружества, однако достаточно было уже и того, что российскими декорациями задавило три взвода и четыре единицы техники. Архитектурные макеты не пощадили даже старших офицеров, которые не ожидали от них такого подвоха и попросту не успели, вопреки обыкновению, унести ноги из опасной зоны.

Напуганный чрезвычайным происшествием с липовыми фасадами, ставленник отловил кого-то из бургомистров и распорядился в срочном порядке убрать отовсюду муляжи голливудской пищи.

— Не хватало еще, чтобы господин главнокомандующий или кто-то из его приближенных у нас отравились! Всем головы долой! Убрать! — верещал он, умудренный опытом и не понаслышке знавший, что если уж пришла беда, то открывай ворота: коль скоро случился конфуз с одним элементом показухи, жди неприятностей и от другого. — И ко всем чертям списать этих бракованных «синтов»! Они даже приветствия орать не научились! Безобразие!

Но было поздно. Прямо среди честной толпы подпорченные «синты» начали выходить из строя. От перевозбуждения их заклинивало, они, искря глазами, падали, дымились, обугливались, а временами даже поджигали собой транспаранты. Мор со своего флайера не мог не заметить этого. Он приказал пилоту остановиться. Зависнув в воздухе, они с Адмиралом молча следили за творящимися внизу беспорядками: как «синтов» тушили, как утаскивали с глаз долой…

— Что с ними, Адмирал? — недоумевая, спросил Мор.

Тот развел руками:

— Вирус паранойи, как я осмелюсь предположить, господин главнокомандующий…

— Если бы я не верил своим глазам, я разжаловал бы вас за дезинформацию. Пусть командование проведет чистку в своих рядах и исключит всех идиотов.