— Подобные средства гарантируют достижение цели. В том-то вся и штука. Американская Мечта — это постоянно функционирующая химера, так сказать, бесконечный парад идей, которые мудрено уяснить, но крайне просто осуществить. Мечта конденсируется в тридцати-, шестидесяти-, иногда стодвадцатиминутные сгустки. Рецептура ее сводится примерно к следующему: спор решается пулей; вера должна быть не столько простодушной, сколько примитивной; человек вроде бы свободен в своих поступках, но при этом обязан слепо следовать библейской этике поведения, коей должны повиноваться все сферы так называемого шоу-бизнеса, в том числе и политика. Не хочу тебя шокировать, но религию здесь тоже причисляют к шоу-бизнесу.

— Ты и в самом деле меня шокируешь. Еще как шокируешь! Но я безмерно рад, что мы всерьез обсуждаем с тобой столь серьезные материи. Я бы сказал так: возражая тебе, можно очень многому научиться, — уютным голосом промурлыкал Старик.

Мистер Смит снова включил телевизор.

— Только не это! — встревожился Старик. — Хватит с меня телевизора!

— Ты же мне не поверил. Ничего, здесь больше сорока каналов. Наверняка отыщется и религиозный.

Смит нетерпеливо запрыгал по телеканалам. Наконец экран заполнился страдальческой физиономией некоего мужчины, который, похоже, отходил в мир иной: по лбу у него градом лил пот, перемешиваясь на трясущихся щеках со столь же обильными слезами.

— Похоже на религию, — пробормотал мистер Смит.

— Вовсе не обязательно. По-моему, это просто белая горячка, — добродушно отозвался Старик.

Тут страдалец обрел дар речи и громовым голосом осипшего от перегрузки органа проревел:

— Грех вводил и меня во искушение! — и всхлипнул.

— Так-то лучше, — удовлетворенно кивнул Смит.

Проповедник почему-то решил сделать паузу и держал ее неправдоподобно долго. Камера воспользовалась передышкой, чтобы показать паству: какие-то кругломордые очкастые дядьки, изборожденные морщинами тетки (все как одна сцепили пальцы у подбородка, готовые к любым ударам судьбы), молодые люди — в основном с ясными, открытыми лицами, но кое-кто не без скептического огонька в глазах.

— Грех вводил и меня во искушение, — нормальным голосом повторил проповедник, словно учитель на диктанте.

— Это уж как водится! — откликнулся из зала мужской голос.

— Слава Всевышнему! — подхватил другой.

Снова пауза — проповедник играл в гляделки поочередно со всеми присутствующими.

Наконец повторил еще раз, теперь уже шепотом:

— Грех вводил и меня во искушение.

— Да двигайся же ты дальше, — не выдержал мистер Смит. Проповедник возопил что было сил, потрясая перед собой пальцем:

— Сам Диавол побывал у меня в гостях!

— Врешь! — возмутился Смит и выдернул-таки руку из лапищи Старика.

— Лукавый предстал предо мной в час, когда миссис О'Бирал после дня, проведенного в неустанных трудах, стелила нам постель… Чарлин О'Бирал — святая женщина, вы все ее знаете…

— Чистая правда! — заволновалась аудитория. — Святее не бывает! Аминь! Аллилуйя!

— И я сказал ей: «Ступай к себе, дорогая, а ко мне на огонек заглянул старина Диавол. Я уж сам как-нибудь спроважу его за дверь». — Преподобный О'Бирал драматически умолк. Потом нежно молвил: — И миссис О'Бирал, не задав ни единого вопроса, удалилась. — Тут в голосе проповедника вновь пробудилась страсть.

— Я обернулся к Сатане, к этому старому интригану, я взглянул ему прямо в глаза и воскликнул — цитирую дословно: «Забери от меня Линду Карпуччи!»… Ведь у меня уже есть жена… Зачем мне нужна Линда Карпуччи, наполняющая краткие мгновения моего досуга греховными помыслами и плотским соблазном? Миссис О'Бирал родила мне шесть чудесных деток, от Джои О'Бирала-младшего до малютки Ла-Верны. Неужто я настолько безумен, что пожертвую благом, коим одарил меня, недостойного, Всемогущий? И из-за кого? Из-за какой-то Линды Карпуччи, которую сукин сын Сатана подсунул мне однажды вечерней порой? А моя драгоценная Чарлин как раз засиделась в часовне, надписывая конверты с посланиями, которые несут свет и спасение более чем ста народам планеты. — Голос преподобного дрогнул, перешел на всхлип. — Перефразируя слова Господа нашего, сказал я Лукавому: «Изыди, Сатана! Изыди и избавь меня от Линды Карпуччи!»

Зал разразился одобрительными криками и аплодисментами. Однако мистер Смит остался недоволен и сердито запротестовал:

— Лгун! Подлый, наглый брехун! Да я тебя в глаза не видывал! Какая еще Линда Карпуччи?

На экране преподобный О'Бирал раскланивался перед аудиторией, неотличимый от ведущего какой-нибудь телевикторины. Его губы беззвучно артикулировали: «Спасибо! Большое спасибо!»

— Это подлая провокация! — бушевал мистер Смит. — Немедленно отправляюсь туда! Сейчас же!

— Но у нас нет денег.

— К черту деньги!

— Нечем даже расплатиться за гостиницу.

— К черту гостиницу!

Молитвенное собрание на экране подернулось дымкой, и диктор сказал:

— Мы еще продолжим прямую трансляцию проповеди преподобного Джои О'Бирала из Храма Стеклянной Благодати, Университет душеведения, О'Бирал-Сити, штат Арканзас. А пока — реклама нашего спонсора, компании «Свистер»: «Мамочкин чудо-кекс».

— Вот и адрес, — обрадовался Смит. — Ты так и будешь тут сидеть? Мне что, отправляться одному?

— Подумай хорошенько, стоит ли. Таких проповедников, наверно, пруд пруди…

— Но этот пронзил меня в самое сердце. Я опорочен, оклеветан! А характер у меня импульсивный, сам знаешь. Не потерплю! Это ему даром не пройдет! Мистер Смит протянул руку, и Старик со вздохом взялся за нее.

Прежде чем они растворились в воздухе, Старик успел не без ехидства спросить:

— Значит, тебе не понравилось быть персонажем Американской Мечты? Пусть отрицательным, но очень важным, а? Что скажешь, старый интриган?

— У вас там все в порядке? — пропела из коридора горничная и, не услышав ни голосов, ни бормотания телевизора, заглянула в номер.

— Хм, чемоданы на месте, — пробормотала она. — Странно. Не видела, чтоб они выходили…

Включила радио, и заиграла легкая музыка, без которой совершенно невозможно заниматься уборкой.

— Гляди-ка, они и в постель не ложились, — удивилась горничная. — Каких только чудиков не носит земля…

С этими словами она включила и телевизор — решила немножко расслабиться. Уселась на кровать, зажгла сигарету и уставилась в экран.

Пронесясь теплым вихрем над скамьями (и сдув с голов прихожан пару шляп), Старик и мистер Смит приземлились прямо в центральном проходе Храма Стеклянной Благодати, весьма своеобразного архитектурного сооружения, стены которого состояли сплошь из радужных витражей. Свирепое южное солнце пронизывало стеклянную пестроту библейских сюжетов, окрашивая внутренность гигантского прозрачного шатра красно-желто-синими пятнами неистовой интенсивности.

Церковный хор состоял из джентльменов в зеленых смокингах и дам в старомодных вечерних платьях нежно-розового цвета. Они то чинно гнусавили гимны, то выдавали какой-нибудь заводной спиричуэл, ритмично пощелкивая пальцами и вихляя бедрами.

Потливый проповедник находился все там же, посреди сцены; после телеэкрана он казался каким-то неожиданно маленьким. Правда, лицо преподобного проецировалось на развешанные повсюду мониторы, так что можно было полюбоваться каждой капелькой пота.

— Я прерву проповедь, чтобы наш чудесный хор исполнил гимн. Сочинил этот гимн я, а вдохновил меня… сами знаете Кто.

Зал понимающе загудел, демонстрируя хороший условный рефлекс. В ответ на все эти «Аллилуйя», «Уж это как водится» и «Как не знать» преподобный О'Бирал заговорщически подмигнул, и с его чела прозрачными таракашками сорвались вниз новые капли пота.

— А было это, когда родился наш второй сын, Лайонел О'Бирал… Прямо здесь, в кампусе это произошло… Я написал слова, а музыку… музыку сочинила Чарлин О'Бирал!

Снова одобрительный рев, а на мониторах возникла рослая плоскогрудая особа с большими, как фортепьянные клавиши, зубами и пышным начесом. Особа тряхнула головой — отчего линзы ее стильных, а-ля бабочка, очков вспыхнули радужными искорками — и пропищала: