19

ВЕДЬМА ИЗ ВУКИ

День мне нравилось начинать в саду. Я пропалывала грядки, подрезала деревья и кустарник, и это мне давало возможность соприкоснуться с землей, из которой я черпала силу и спокойствие. Час или два я ощущала внутреннюю целостность, которую невозможно почувствовать в суете двора, и старалась восстановить душевное равновесие, всегда исчезавшее, когда уезжал Ланс. В такое время я всегда мысленно переносилась в Джойс Гард и надеялась, что бретонцу там ничто не угрожало.

– Миледи!

Крик внезапно расколол тишину и нарушил окружавшую меня атмосферу спокойствия. Я резко повернулась и вгляделась в фигуру человека, который, точно пьяное пугало, шатаясь, брел по тропинке. Одежда была разодрана, ужасная гримаса исказила лицо.

– Мордред? Мордред, что случилось? – воскликнула я, когда он, запнувшись, остановился передо мной.

Юноша так жадно хватал ртом воздух, что все его тело сотрясалось. Обуреваемое неизвестно какими демонами, лицо осунулось и было искажено, в тени впалых глазниц дико блестели глаза. Борода, его юношеская гордость, растрепана и в грязи, все лицо и руки в ссадинах.

– Так это правда? – выкрикнул он. Леденящее предчувствие закралось в душу. Я сделала ему навстречу шаг.

– Что правда?

– Что король Артур – мой отец.

Вокруг все затихло. Даже земля замерла и перестала дышать. Я потянулась, чтобы взять его за руку, но кисть безжизненно повисла на полдороге, и, скованная ужасом, я смотрела на приемного сына.

«Только не это, – умоляла я, – все что угодно, только не это». Но мое молчание было достаточно красноречивым, и он бросился прочь, как будто, убежав от меня, мог ускользнуть от правды. Но внезапно повернул обратно и от горячей мольбы перешел к обвинениям.

– Вы ведь знали, – прошипел он и двинулся на меня. – Отвечайте, миледи, вы знали!

Молодая сильная рука схватила меня за запястье, и, прикусив губу, я склонила голову, признавая правду. Потом какое-то мгновение мы глядели друг на друга, затем он ослабил хватку и отшвырнул мою руку.

– Но почему? Почему, во имя всего святого, вы не сказали мне об этом? – слова поднимались из самых глубин его души, точно кипящее молоко, переливающееся через край горшка. – Вы знали и все же позволили мне продолжать пытаться понравиться такому человеку. Жить по невозможным меркам. Заслужить уважение короля, который сам хранит позорный секрет. По крайней мере, вы должны были предупредить меня, что это безнадежно. Почему, миледи… почему вы этого не сделали?

Я ошеломленно покачала головой. В самом деле, почему? Много лет назад, когда я узнала о происхождении Мордреда, я то же самое спросила у его отца. Но как я могла позволить, чтобы ребенок, которого я считала своим сыном, сделал такое ужасное открытие, а я не сумела смягчить удар?

– Я… – слова замерли на языке. На глаза навернулись слезы. – Каждый раз казалось, что время еще не пришло. Я пыталась… Нет, неправда… не совсем… Я хотела, чтобы ты узнал, но не знала, как это сделать.

Мордред слушал слова, но по его лицу было видно, что он не понимал их смысла. Правда зашвырнула его в темную яму. Он смотрел сквозь меня, но, как человек, одолеваемый кошмаром, видел лишь собственный ужас. Когда он вновь заговорил, отчаяние лишило его голос всяческого выражения.

– Я не хотел ей верить, пытался убить, когда она насмехалась надо мной. Целую ночь гонялся по лесу. Мы прятались друг от друга в темноте, прислушивались, кидались в стороны, преследовали друг друга в чаще и зарослях и в святых рощах. Перед самым рассветом она скрылась от меня в пещере.

На этот раз мне удалось взять его за руку ладони были холодны как лед.

– Кто, Мордред? Кто рассказал тебе об этом?

– Ведьма из Вуки. – Он начал клацать зубами, крупная дрожь сотрясла все тело. – Открыла мне правду, почему так ненавидит меня король. Сначала был голос из чащи, но он преследовал меня, пока я ехал по дороге… «Там, где нельзя, он побывал, тебе отцом порочным стал. Порочный плод отвратительного союза – вот ты кто. Даже боги презирают тебя». Порочный – вот как она меня назвала Порочный… – Слово нестерпимым упреком себе повисло в воздухе.

Проклиная про себя старуху, я растирала руки Мордреду, стараясь их согреть. Его лицо побелело, и, застонав, он опустился на скамью. Я лихорадочно позвала на помощь. С Инид мы завернули юношу в одеяла, и Грифлет отнес его в мою комнату.

Когда мы уложили сына в постель и потеплее закутали, псарь спросил:

– Вы хотите, чтобы я посторожил?

Я покачала головой, радуясь, что могла доверять и ему, и Инид, зная, что больше об этом в доме никто не узнает.

– У него тяжелейшее потрясение. Самое лучшее для него – крепкий сон и горячий бульон.

Мордред проспал большую часть дня, а я сидела рядом и снова видела мальчика, который любил наблюдать за полетом золотистых орлов, обожал рассказы о Троянской войне и так боялся тайн лесных чащоб. Чистый ребенок, переданный моим заботам, был открыт для будущего, но попал в западню страшной тайны отца.

Снова и снова я вспоминала прошлое. Что можно было сделать, чтобы заставить Артура увидеть в Модреде мальчика, остро нуждающегося в отце, а не извечное напоминание о его постыдном поступке? Наверное, мужчины не так человечны, как женщины, и не было способа отвести руку судьбы от сына и отца.

К вечеру худшее осталось позади. Кошмарный сон сменился более спокойным пробуждением. Юноша лежал и смотрел на меня пустыми, печальными глазами, но их, как утром, уже не раскалывал мучительный ужас.

– Вам понадобится комната, – тихо проговорил он, разглядывая в окне молодой месяц, который, словно в колыбели, возлежал на вечерних облаках.

– Обо мне не беспокойся, – быстро ответила я, не желая отсылать его из этого спокойного гнезда. – Я пользуюсь королевской спальней, даже когда Артур в отъезде.

Он поднялся на локте и поморщился, то ли услышав имя отца, то ли от синяков на теле.

– Нет, миледи, я беспокоюсь не о вас, а о себе. Есть вещи, с которыми придется привыкать жить, и делать это лучше вдали отсюда. – Он сел в кровати, слабо улыбнулся и взял меня за руку. – Не стоит больше говорить об этом… Но прежде, чем мы предадим это дело забвению, я хочу, чтобы вы знали: вас я ни в чем не виню. – На мгновение в его голосе послышалась нежность. – Вы мне подарили лучшее детство, о котором только можно мечтать, стали мне замечательной матерью. Моргауза… – Мордред запнулся на имени. – Память о ней осталась в далеком прошлом и померкла во мне. – Он едва пожал плечами. – Но у меня к вам просьба. – Губы юноши сжались в плотную холодную линию, и он крепче стиснул мою руку. – Не говорите ничего королю. Я не хочу облекать в слова то, что он оставил невысказанным. Я никогда не заговорю об этом первым. Зачем? И прошу вас хранить мою тайну, как вы хранили его.

Темные глаза напряженно смотрели на меня. В них не было ни гнева, ни упрека, одна мольба. Чувствуя вину и печаль, не задумываясь о последствиях, я дала клятву.

– Ну, с этим покончено, – Мордред откинул одеяло и стал искать сапоги. – Надо ехать за Синриком, а то он решит, что с дороги меня утащили гоблины. – Его голос стал ломким, каким раньше не был.

Я смотрела, как он встает и потягивается, и думала, как он похож на отца. У двери юноша обернулся и улыбнулся насмешливой улыбкой:

– В конце концов, кому-то надо хранить честь двора короля Артура.

Ах, Мордред, если бы мы тогда преодолели пропасть, вытащили на свет потаенную муку, покончили с бессловесной враждой. Ни тебе, ни Артуру такой шаг не дался бы легко, но, по крайней мере, мы бы не дошли до этого.

Но у меня не хватило мужества отказать тебе в просьбе. А дав клятву, я загнала себя в тупик и в любом случае – проговорившись или сохранив молчание – становилась соучастницей твоего предательства… А ведьма из Вуки смеялась в своей пещере.

Через две недели вернулся Артур, приехал уставший, но счастливый. Неделя на дороге пропылила его с ног до головы.