Дождливым вечером вскоре после Самхейна из путешествия к святилищу вернулся Гарет. Мы только что кончили ужинать, когда он вошел в зал, промокший до нитки, стуча зубами и роняя капли воды с длинных волос. Я бросила на него взгляд и тут же распорядилась, чтобы он отправлялся сушиться, а поварихе приказала приготовить ему горячую овсянку.

Но юный воин опустился передо мной на колени и стыдливо склонил голову:

– Ваше величество, я не сумел найти Ланселота. – Он поднял глаза, и я готова была поклясться, что вместе с каплями дождя по его щекам струились слезы. Я сочувственно положила руку ему на плечо. – И поскольку задача не выполнена, – продолжал он, – я не могу оставлять у себя брошь. – Он вложил мне в ладонь голубую заколку из Мота и, хотя я пыталась настаивать, что он ее честно заслужил, не захотел меня и слушать. – Это дело чести, ваше величество, – проговорил он, совсем как Гавейн.

– Ну ладно, – вздохнул Артур. – Бретонец рано или поздно найдется.

– Но есть более приятные новости. – Голос Гарета зазвучал веселее, когда он с благодарностью принимал у поварихи дымящуюся миску с кашей и устраивался у очага. От жара огня от его одежды повалил пар, и юноша окутался дымкой, но он вовсе не обращал на это внимания, и его глаза загорелись от возбуждения.

– Мой брат Агравейн живет теперь в святилище, а тетя Моргана лечит его от кошмаров прошлого.

Агравейн – темноволосый, симпатичный сын короля Лота. Он хитроумен и уклончив, тогда как Гавейн открыт, ленив и влюблен в себя, а Гахерис работящ, жесток и надменен по сравнению с Гаретом, который сама искренность. И хотя юноша был явно взволнован известием, я смотрела на него и недоумевала, неужели он не понимал, каким злобным был его старший брат. Живя с Ланселотом в Джойс Гарде, он не был при дворе, когда умерла Моргауза, не видел этого ужаса.

Артур пронзительно посмотрел на Гарета и принялся покусывать кончики усов:

– Так Агравейн у Морганы? И она излечила его от приступов ярости?

– Да, милорд, – молодой воин так и светился. – Я провел с ним несколько вечеров, и, за исключением одного-двух нервных срывов, он кажется совершенно здоровым.

– Я и не знал, что он уехал с Оркнейских островов. Как давно он живет в святилище? – нахмурился Гавейн. Все это представлялось сомнительным.

– Попал туда несколько недель назад. Какие-то друиды нашли его на границе. Он заблудился, был напуган и казался вовсе не в себе. Они подобрали его и привели в святилище. Неизвестно, как долго он бродил по лесам, прежде чем попал на Черное озеро.

Мы с Артуром переглянулись – оба подумали о Пеллиноре, но не сказали ни слова.

– Агравейн не помнит ни имени, ни прошлого, – поражался Гарет. – Но если ему пришлось пройти пешком всю Шотландию, скрываясь от пиктов и добывая пищу в диких лесах, немудрено и свихнуться. Но верховная жрица восстановила его разум и излечила тело, и теперь никто бы не сказал, какие он перенес страдания. Не зря люди почитают ее и зовут величайшей в стране врачевательницей.

Я прикусила губу, опустила глаза и ждала, как Артур отнесется к новостям. Но, против ожидания, он не пришел в ярость, а, стиснув зубы, молча смотрел на огонь.

Мне стало зябко, и я плотнее закутала плечи пледом. Потеря надежды на возвращение Ланселота всколыхнула старую притихшую боль, а весть о приезде Агравейна вызвала пронзительный ужас. Вполне вероятно, что Моргана настроит его против нас или даже заставит попытаться захватить трон.

После покушения Морганы на жизнь Артура король запретил ей покидать святилище без нашего разрешения, таким образом надеясь изолировать ее в озерной долине среди гор. Но даже издалека жрица сумела заполучить в святилище Агравейна – именно того оркнейца, который меньше всего заслуживал доверия. Я стала сомневаться, что было хуже: наблюдать, как она беспрепятственно бродит по стране и подстрекает крестьян, или беспокоиться о том, какое новое предательство она готовит в своей берлоге, укрытой на берегу Черного озера.

Я все сильнее и сильнее чувствовала присутствие этой женщины и взмолилась, чтобы она не испортила нашего пребывания в Регеде. За много лет это был мой первый приезд домой, и я хотела насладиться зимой среди людей родной страны.

12

РЕГЕД

Фергус, огромный рыжеволосый ирландец, отдал свою дочь Бригиту моему отцу в залог мира, мы обе – и она и я – в то время были еще девчонками. Теперь он облысел, обзавелся животом, и, когда смеялся, лицо бороздили морщины. С отеческой гордостью он смотрел на ирландских волкодавов, разлегшихся у огня.

– От того щенка, что я подарил вам на свадьбу? Подумать только!

Артур улыбнулся в ответ и принялся рассказывать, какой знаменитой боевой собакой стала Кабаль.

– Самая храбрая из всех, что были у меня: училась всему быстро, отличалась беззаветной преданностью – несколько раз спасала меня во время саксонских войн.

От сознания того, что и он внес свой вклад в безопасность верховного короля, ирландец просто расцвел. Засунув большие пальцы рук за пояс брюк, он откинулся на кожаную спинку стула, явно наслаждаясь обстановкой, в которой очутился. Для человека, обитавшего в круглой мазанке, наш крепкий римский дом с подогреваемыми полами и фресками на стенах казался верхом роскоши.

Той зимой псарь был не единственным нашим гостем. К нам приходили грубо одетые люди, предводительствуемые вождями в шотландских юбках и ворсистых меховых плащах. Весь разрисованный татуировками посланец пиктов проделал путь с самого севера Шотландии. И несчетное количество купцов, торговцев, а иногда и священники являлись засвидетельствовать свое уважение в большой дом в Карлайле.

– Я постоянно думаю, – говорил муж гостям, когда они с кружками эля устраивались у пылающего огня, – постоянно читаю свод законов Теодорика, и мне начинает казаться, что мы должны завести нечто подобное и у нас: законы, на которые человек мог бы положиться, где бы он ни жил в Британии. Не говоря уже о налогах: каждый лорд решает этот вопрос со своими людьми – но ведь необходимо еще поддерживать мир, блюсти правосудие…

И наши гости в зависимости от их характера или рассеянно кивали головами, или заинтересованно что-то спрашивали, или высказывали собственные мысли. После многочисленных попыток осуществить наш план было отрадно видеть какую-то положительную реакцию с их стороны.

– Я их цивилизую, – сказал как-то ночью муж, протягивая руку ко мне под одеялом. – Если уж я сумел укротить самую известную озорницу Регеда, то смогу обратить в свою веру и мужчин.

– Не слишком ли ты рассчитываешь на мою кротость? – ответила я. – Эта страна управлялась не одной независимой королевой. – Мы принялись препираться и подтрунивать друг над другом, как молодожены, пока все не кончилось любовью, и мы лежали друг подле друга в полном изнеможении. Я не могла поделиться с мужем целой вселенной чувств, но постель с ним мне всегда доставляла удовольствие.

Когда позволяла погода, мы устраивали вылазки в соседние городки и на фермы, где я выросла. Расположенный далеко на севере, Регед избежал опустошений, которым подвергался юг, перед тем как Артур утихомирил саксов в битве при горе Бадон. Озера с крутыми водопадами, укромные долины, городки в Пеннинах,[11] такие, как Эпплби и Киркби Тор, и даже фермы вокруг Карлайля в то время процветали.

Нескончаемый поток путешественников пересекал большой каменный мост через Иден: они везли товары и вести в беспокойные королевства за Стеной и возвращались со шкурами, новостями, а иногда и с серебряным крученым обручем на шею, выменянным где-то по дороге. Став центром торговли, город благоденствовал, в его стенах каждую неделю устраивались базары, куда фермеры свозили свои товары. В нем был даже храм, и Винни тут же познакомилась с епископом.

– Он замечательный человек, – сообщила она мне, – и будет рад, если вы почтите своим посещением его приход.