– А если я соглашусь, каковы гарантии, что ты поступишь так, как обещаешь? – Я ухватилась за последнее, надеясь хоть что-нибудь выторговать в сделке.

Госпожа озера откинула голову и окинула меня высокомерным взглядом:

– Я – дочь своего народа и никогда не лгу, – объявила она, и фраза прозвучала, как в устах Гавейна. – Конечно, – добавила верховная жрица и поднялась на ноги, – если не хочешь, поступай как знаешь. Но тогда мне нужно спешить к Мордреду. Он ждет моего ответа.

Я собрала последние капли силы и достоинства, которые во мне еще остались, и поднялась, чтобы взглянуть родственнице прямо в лицо. Так мы стояли друг против друга, и неприкрытый страх и неприязнь разделяли нас. Наконец я кивнула головой.

– Я уйду в монастырь на Чилтерн-Хиллз, – отчетливо и медленно проговорила я, и мир сжался вокруг меня.

– Хорошо. Отречение начнешь писать немедленно, а как только кончишь, отправишься в святую обитель, – распорядилась верховная жрица. – Мой защитник тебя проводит, чтобы убедиться, что ты добралась… благополучно… – Моргана помолчала и уперлась глазами в золотой обруч на моей шее. – По праву это должно принадлежать мне.

– Это свадебный подарок Игрейны, – возразила я и машинально потянулась рукой к торку. Но верховная жрица меня опередила: рванула перевитые золотые жгуты, которые с незапамятных времен символизировали свободу. Они смялись, потеряли форму и, оцарапав мне кожу, соскочили с шеи.

Не сказав больше ни единого слова, Моргана повернулась на каблуках и вышла прочь, а я осталась стоять, где стояла, женщина, лишенная и прошлого, и будущего.

Итак, свершилось. То, что я считала делом дипломатического торга, обернулось личной местью госпожи озера. А сделка, которую я заключила, чтобы спасти жизнь Артура, стала соглашением, которое погубило мою собственную жизнь.

Я размышляла, узнает ли он о последнем даре моей любви?

37

КАМЛАНН

С сухими глазами я стояла у единственного входа в монастырской стене, а помощник Морганы воспользовался рукоятью меча, чтобы дотянуться до молотка.

Дверь была прочной, дубовой, обшитой металлическими полосами. На высоте головы в нее было врезано окошечко, благодаря которому узнавали посетителя. Из него-то и высунулась в ответ на наш стук молодая скромная послушница. Но она не располагала властью нас пустить, и мы ждали, пока она не сбегает за старшей монахиней. Вопросам безопасности здесь уделяли самое пристальное внимание.

Когда в монастыре решили, что угрозы мы не представляем, оттуда долго слышался скрежет металла о металл – это отпирали замок.

– Ах, вы хотите видеть аббатису, – отозвалась сестра, когда я спросила Бригиту. – Как мне передать, кто к ней пришел?

– Гвенхвивэра из Регеда, – ответила я. – Скажите, пришла Гвенхвивэра.

Монахиня критически меня оглядела, остановив взгляд на меховой оторочке плаща и мягких сапогах. Но такую одежду могла носить любая благородная дама. Даже если она меня и узнала, то не подала виду. Не было смысла нарушать покой святой обители, объявляя, кто я есть или, вернее, кем я была.

Послушница убежала за моей молочной сестрой, а я ждала, и сердце было готово вырваться из груди. Карлик Морганы демонстративно встал между мной и дверью и принялся постукивать по ладони рукояткой верховой плети. Наконец в конце коридора возникло движение, раздался звук направляющихся в нашу сторону шагов.

В комнату ворвалась Бригита – головной покров летел за ней по воздуху, рыжие волосы прядями выбились из-под него.

– Хвала Пресвятой Матери, это ты! – воскликнула она и так радостно заключила меня в объятия, как будто больше не надеялась увидеть.

Я прижалась к Бригите, благодарная за поддержку и добрый прием. Мне некуда было больше идти, нечего больше делать, и внезапно я почувствовала себя совершенно опустошенной.

– Инид ждет во дворе, – пробормотала я. – Та, что вышла замуж за Герайнта.

– И ты, и твои спутники всегда здесь желанные гости, – ответила настоятельница, но я заметила, как похолодели ее глаза, когда она посмотрела на карлика.

– Я здесь для того, чтобы проследить, что ваша новая подопечная устроена надлежащим образом, – объявил помощник верховной жрицы. – И тут же отправлюсь в Лондон, как только вы ответите согласием на ее просьбу – на всю жизнь поселить ее в вашей обители.

– На всю жизнь? – Бригита отстранилась от меня, ее морщинистое лицо выражало изумление.

– Да, я пришла искать здесь приют. Я дала обещание провести остаток своих дней с тобой. – Язык должным образом выговаривал слова, но у меня не было ни малейшего желания их произносить.

Бригита долго и пристально смотрела на меня, потом повернулась к карлику:

– Можете сказать своей госпоже, что мы о ней позаботимся.

Значит, она помнила и знала, кто привез меня сюда, и я ответила ей благодарным взглядом.

– Пойдем, сейчас мы тебя устроим. – Бригита послала монахиню за Инид, коротко кивнула на прощание карлику и повела меня в гостевую комнату.

– Ходили слухи, что ты умерла и что тебя уже похоронили! Не представляешь, как я рада, что ты здесь, живая и здоровая!

В гостевой комнате она спросила, не нужно ли распорядиться принести поднос с едой, но я настолько измучилась и устала, что в ответ только покачала головой.

– Тогда отдохни, поспи, – посоветовала молочная сестра, снимая с меня сапоги и подавая ночную рубашку.

Я забралась под простое шерстяное одеяло и, укрывшись с головой, в изнеможении погрузилась в глубокий сон без сновидений.

В последующие две недели я не ощущала времени, дни мне казались сновидением наяву, в котором реальность размывалась и теряла границы. Монахини хоть и жили за крепкими стенами, но вести о событиях во внешнем мире просачивались и к ним. Беженцы, потоком устремившиеся на север, встревоженные священники, вечно занятые служители церкви и даже жена фермера, которая доставляла в монастырь молоко и сыр, – все приносили крупицы информации, и я внимала им, как будто они были посланцами Бога.

Много говорили о высадке Артура в Дувре, так же, как и о смерти Гавейна. Дерзость верховного короля, сошедшего на берег на территории союзных племен, сыграла ему на руку, потому что Мордред не побеспокоился о том, чтобы усилить расположенные вдоль Саксонского побережья войска. А среди тамошних поселенцев многие стояли на стороне Артура. Поговаривали, что после первых стычек войска Мордреда обратились в бегство, но что произошло дальше, никто не знал.

– Мы каждый день поминаем его в своих молитвах, – успокоила меня Бригита. – А теперь включим в них и тебя с Инид.

– И еще Мордреда, – попросила я. – Молите Бога-Отца, чтобы он передумал.

– Может быть, уместнее будет молиться Сыну, – колко изрекла Бригита, и я улыбнулась, согретая ее остроумием, которое поддерживало меня все мое детство. Уж если мне суждено было провести остаток дней в тюрьме, я радовалась, что меня заперли здесь.

День за днем я находилась словно в трансе, надеясь на облегчение, которое могло так никогда и не наступить, а тем временем участвовала в повседневной жизни монастыря. Поскольку я была некрещеной, то не ходила с сестрами к всенощной службе, хотя часто просыпалась и слушала, как колокол поднимает их с постелей.

Мой сон был наполнен кошмарами, и я часто просыпалась – старые страхи принимали новые непредсказуемые ужасные формы. Вместо отца в пламени костра танцевала я, но нигде не могла отыскать Ланселота и избавиться от опасности. Иногда меня начинало преследовать лицо умирающего Гарета или являлась Моргана и смеялась над моим разбитым сердцем. Но намного мучительнее и чаще представал кошмар, в котором в битве погибал Артур. Он не давал мне покоя каждую ночь.

Я жила в монастыре почти уже две недели, когда вместо жены фермера молоко принесла его дочь и поспешила на кухню, чтобы рассказать свежие новости: воины собирались на равнине, там, где река делает петлю.