– Вы, конечно, считаете, что это несерьезно, – констатировала Грейс, направляясь к стенному шкафу, где хранилось все необходимое для уборки, – но ошибаетесь. Все очень серьезно. Очень. И вы увидите там много замечательных людей. – Стоя возле стенного шкафа и нашаривая метлу, она продолжала: – Я познакомилась в нашей группе с очень приятным мужчиной. Его жена перешла в царство душ с год назад. А он обаятельный.

Изабелла быстро подняла голову, пытаясь поймать взгляд Грейс, но та уже выходила из комнаты. С порога обернулась, но лишь на секунду, и по лицу было уже ничего не прочесть. Глядя в раскрытую дверь, через которую только что вышла Грейс, Изабелла попыталась осмыслить значение ее слов. Но затем мысли вернулись к Иану, к их странному, тревожащему разговору в Клубе искусств. Он опасался, что необъяснимые видения убьют его. Странное заявление, подумала она тогда и попросила пояснить, что именно он чувствует. Грусть, сказал он, тоску. «Когда это случается, на меня нападает чудовищная тоска. Описать ее невозможно, но в ней – дыхание смерти. Знаю, это звучит мелодраматично. Но так и есть – ничего не поделаешь. Извините».

Глава одиннадцатая

Изабеллу удручал вид заваленного бумагами письменного стола, но тем не менее ее стол никогда не бывал расчищен. На нем всегда громоздились горы – по большей части рукописи, ждущие отсылки на рецензирование. Термин «рецензирование» никогда не казался ей точно отражающим суть дела, но именно так принято было обозначать решающую для судьбы публикации фазу. Иногда слово и дело не расходились: один специалист беспристрастно знакомился с работой другого и выносил объективное заключение. Но Изабелла много раз убеждалась, что все происходит иначе: ведь статьи часто попадают на рецензирование к другу или врагу автора. Избежать этого почти невозможно: немыслимо разобраться в хитросплетениях вражды и зависти, нередких в научных кругах. Оставалось только надеяться, что чутье поможет ей распознать тайное недоброжелательство, которое скрыто за отрицательным отзывом, высказанным напрямую, а гораздо чаще – замаскированным. «Работа интересна и при определенных условиях может даже рассчитывать на некоторое внимание». Философы падки на злоречие, подумалось Изабелле, и в первую очередь те, что занимаются проблемами нравственности.

Сидя перед загроможденным столом, она пыталась разобрать хотя бы то, что лежало сверху. Работала усердно и, подняв наконец голову, увидела, что на часах уже двенадцать. На первую половину дня достаточно, а там посмотрим, решила она. Встав, расправила плечи и подошла к окну взглянуть на сад. Гвоздики на клумбе, тянувшейся вдоль ограды, горели, как всегда, яркими красками, высаженные несколько лет назад кусты лаванды тоже были в цвету. Взглянув на куртину под самым окном кабинета, она увидела, что кто-то недавно подкапывался под корни азалии и энергично выбрасывал землю кучками на край газона. Братец Лис, с улыбкой подумала Изабелла.

Видеть его доводилось нечасто. Братец Лис, как и каждый, кто обитает на чужой территории, соблюдал осторожность. Конечно, Изабелла не была врагом. Она была союзником, и он явно чуял это, находя вынесенные в сад куриные косточки. Однажды она увидела его совсем близко. Стремительно развернувшись, он кинулся прочь, но потом вдруг остановился, обернулся, и они посмотрели друг на друга. Взгляды скрестились на какие-то секунды, но этого Братцу Лису было достаточно, чтобы расслабиться и спокойно потрусить своей дорогой.

Она продолжала разглядывать вырытую зверьком землю, но тут зазвонил телефон.

– Ну и?.. – спросила Кэт, всегда начинавшая без предисловий. – Работаешь?

– Работала, – сказала Изабелла, разглядывая свой основательно расчищенный стол. – А что, у тебя какие-то предложения?

– Звучит так, словно ты ищешь предлога переключиться.

– Ищу. Я, правда, и сама решила передохнуть, но предлог будет кстати.

– Тогда слушай. Приехал мой итальянец. Томазо. Помнишь, я о нем говорила?

Осторожно! – скомандовала себе Изабелла. В свое время Кэт болезненно реагировала даже на тень вмешательства в ее дела, и слова приходилось подбирать так, чтобы их невозможно было истолковать превратно.

– Прекрасно, – воскликнула она. Трубка молчала.

– Прекрасно, – повторила Изабелла.

– Не хочешь ли прийти ко мне позавтракать? – спросила Кэт. – Он сейчас припаркует машину возле отеля и сразу вернется ко мне в магазин. Томазо поселился в «Престонфилд-хаус».

– А я не буду… лишней? – осторожно спросила Изабелла. – Думаю, вам приятнее позавтракать вдвоем. Зачем я вам?

– Не накручивай, – рассмеялась Кэт. – Мы вовсе не парочка. И ничего такого не ожидается. С ним весело, но не больше.

Изабелле очень хотелось спросить, совпадает ли эта оценка с ощущениями Томазо, но она прикусила язык. Решение не лезть с советами было серьезным, а этот вопрос уже мог быть истолкован как вмешательство в чужие дела. В любом случае, ей стало легче: у Кэт в мыслях нет заводить роман с этим гонщиком. Изабелла знала, что не годится судить о человеке по отрывочным сведениям – да и вообще судить с чужих слов, – но основания для беспокойства были весомы. Красавчик итальянец – как-то само собой разумелось, что он красив: все мужчины, с которыми Кэт встречалась, были красивы, – тяготеющий к старинным «бугатти», вряд ли окажется надежным, желающим вить гнездо человеком. Его цель – бить рекорды и разбивать женские сердца, подумала она и чуть не произнесла это вслух, но, к счастью, успела одернуть себя.

– Так ты придешь? – спросила Кэт.

– Если ты в самом деле этого хочешь, разумеется, – ответила Изабелла.

– В самом деле хочу. Специально приготовила салат. Плюс оливки. Твоего любимого сорта.

– Прекрасно знаешь, что я пришла бы и без этого. Поднявшись наверх, Изабелла осмотрела себя в зеркале. Сизо-серую юбку, в которой она любила садиться за письменный стол, дополняла – если слово «дополняла» не было в данном случае слишком торжественным – свободная вязаная жакетка кремового цвета с маленьким пятнышком чернил на левом рукаве. Нет, улыбнулась Изабелла, так не пойдет. Нельзя в таком виде знакомиться с человеком, интересующимся коллекционными «бугатти», да и вообще с любым итальянцем.

Она распахнула шкаф. Посмотрела на черное струящееся платье, купленное в бутике на Морнингсайд. Греховное платье, пронеслось в голове, греховное, ибо грех покупать такие дорогие тряпки. Сладкий грех. Она любила это платье и надевала его очень часто. Кстати, итальянки часто ходят в черном. Нет, это не годится, нужно что-то совсем другое. Если надеть вот этот красный кашемировый джемпер с высоким воротом, юбка сразу же будет выглядеть по-иному, а пара свободно висящих сережек со стразами довершит комплект. Вот! Кэт будет ею гордиться. Тетки Томазо, наверное, ходят под вдовьими покрывалами, и над верхней губой у них растут усики, а… Но она тут же оборвала себя. Мало того, что такие мысли неблагородны, они, скорее всего, неверны. Это в прежние времена итальянские тетушки отличались избыточным весом и лишней растительностью на лице, но все меняется, и теперь они, скорее всего, стройные, модные, загорелые.

Изабелла попрощалась с Грейс, которая ответила откуда-то из глубин дома, и вышла на улицу. Весь тротуар был, как всегда, уставлен машинами студентов из расположенного неподалеку Университета Напье. Это чудовищно раздражало соседей, но почти не трогало Изабеллу. А для студентов жители квартала были чем-то почти неодушевленным, привычным фоном, на котором проходила их жизнь, с вечеринками, долгими разговорами за чашкой кофе и… Мысли Изабеллы споткнулись. Чем там еще занимаются эти студенты? Ответ был известен. И в общем, почему бы им этим не заниматься, если они, конечно, делают это по-человечески? Изабелла была против беспорядочных связей, считая их издевательством над нашим долгом оберегать и уважать друг друга. Утоление сексуального голода на бегу, в спешке, недопустимо. Но и терпеть голод тоже не выход.