Около 8 часов утра 17 ноября 1940 года осужденный 11 раз Лазарь Алькоба, родившийся в Лиссабоне 12.04.1905 года, холостой, был доставлен к директору тюрьмы «Альхубе», мужчине высокого роста, плотного телосложения, который сказал:
— Мне доложили, что вчера вы высказывали различныеугрозы.
Рот горбуна начал дергаться от нервного тика:
— Сеньор директор, я только защищался, когда мне заявили, что не освободят меня, потому что я будто быспособствовал бегству Жана Леблана.
— Я в этом убежден, Алькоба. Говорят, вы высказывали намерение обратиться к генеральному прокурору?
— Я обращусь к нему, сеньор директор, если меня немедленно не освободят. Я не знал, что Леблан убежит, используя мое имя и внешность.
— Послушайте, Алькоба, мы освободим вас сегодня. Лазарь широко улыбнулся.
— Наконец!
— Но не потому, что боимся вас, а потому, что на это есть постановление прокурора. Вы должны ежедневно отмечаться в полиции по месту жительства и не покидать Лиссабон.
— Понятно, сеньор директор!
— И не кривляйтесь так глупо, Алькоба. Вам уже ничего не поможет. Я уверен, вы скоро опять окажетесь у нас. Лучше всего вам и сейчас остаться здесь, такому человеку, как вы, надо постоянно находиться за решеткой.
В небольших кривых переулках старого города с его пострадавшими от времени дворцами в стиле рококо, обложенными разноцветными плитками домами горожан лежала тишина послеобеденных часов. На бесчисленных веревках сушилось белье. Деревья с разросшейся кроной росли на террасах, между ними открывался вид на реку, впадающую в океан.
На нее смотрел Томас из окна мастерской своего друга-пропойцы. Рядом с ним стояла Шанталь. Она еще раз пришла сюда, чтобы проститься с друзьями перед отбытием в Марсель. Шанталь была сильно взволнована, положив руку на плечо Томаса, она говорила: «Поедемте со мной, вы станете моим компаньоном. У меня для вас есть хорошее занятие, разумеется, не то, чем я занимаюсь. Здесь вы ничего не можете делать, но в Марселе вы значительно расширите возможности моей фирмы».
Томас качал головой и задумчиво продолжал смотреть на воды Тахе, стремящиеся в Атлантику. В устье реки стояло на якоре много судов, готовых к отплытию в далекие гавани. На лайнерах находились преследуемые запуганные люди, стремящиеся к спасению и свободе. У них были паспорта, визы и деньги. У Томаса ничего этого не было. Он вдруг почувствовал себя смертельно уставшим. Его жизнь вращалась по чертову кругу, из которого не было выхода.
— Ваше предложение делает мне честь, Шанталь. Вы красивая женщина, мне кажется, неплохой товарищ. — Онсмотрел на нее и улыбался. Женщина с обликом хищной кошки вдруг покраснела, как школьница. Она непроизвольно подергала ногой.
— Перестаньте говорить глупости.
Однако Томас продолжал:
— У вас доброе сердце. Но, видите ли, я был в свое время банкиром и хочу вернуться к этому занятию.
За столом, заваленным красками, кистями, бутылками, пепельницами с окурками, сидел трезвый Ренальдо и писал картину. Прислушавшись к разговору, он высказал свое мнение:
— Жан, в том, что говорит Шанталь, есть смысл. С ней вы доберетесь в Марсель, а там достать фальшивый паспорт легче, чем здесь, где вас ищет полиция, а что касается ваших других «друзей», то я уже о них и не говорю.
— Черт возьми, но я ведь приехал сюда из Марселя. Что же, все было напрасным?! — воскликнул Томас.
Шанталь заговорила жестко и агрессивно.
— Вы сентиментальный дурак, если не понимаете, что происходит. Вам не повезло. У всех в жизни такое бывает. Вам надо прийти в себя и получить хорошие документы.
С помощью Ренальдо я смогу достать документы и в Лиссабоне, — печально проговорил Томас. — Что же касается денег, то у меня в Южной Америке есть друг, я ему напишу. Нет, нет, оставьте меня, я выйду из положения сам. — Он не договорил фразу, так как во дворе раздались выстрелы, разорвавшие тишину. Шанталь слегка вскрикнула, художник выронил тюбик с краской. Все смотрели друг на друга. Внизу раздались встревоженные голоса, послышались крики женщин, плач детей. Томас открыл окно и выглянул наружу во двор. Люди толпились вокруг лежащего на асфальте человека. Он был горбат, лыс, маленького роста.
— Лазарь, Лазарь, ты слышишь меня? — Томас стоял перед ним на коленях. Кровь, пульсируя, выливалась из ран Алькобы. Несколько пуль попали в грудь и живот. Он лежал без движения, глаза были закрыты, только рот подергивался в нервном тике.
— Лазарь, — стонал Томас.
Горбун открыл глаза. Он узнал склонившегося над ним человека.
— Беги, Жан, быстрее, это предназначалось тебе, — чуть слышно проговорил он. Кровь хлынула у него изо рта.
— Не разговаривай, Лазарь, — просил Томас. Но горбун продолжал:
— Убийца назвал меня Лебланом, прежде чем выстрелил. Он принял меня за тебя.
Слезы текли из глаз Томаса. Слезы ярости и жалости.
— Молчи, Лазарь, сейчас приедет врач. Они сделают операцию.
— Уже поздно, — горбун посмотрел на Томаса и улыбнулся. — Жаль, малыш. Мы провернули с тобой такие дела. — Улыбка пропала, глаза закрылись. Когда Томас поднялся с колен от тела мертвого друга, толпа, окружавшая Лазаря, раздалась и он, плача, прошел через нее. Сквозь слезы Томас увидел Шанталь и художника. Быстрым шагом он направился к ним. С улицы подошли два полицейских и врач, который занялся убитым. Все присутствующие разом заговорили, обращаясь к полицейским. Томас вытер глаза и посмотрел на Шанталь. Теперь он знал, что, если не начнет действовать немедленно, будет поздно. В долю секунды, в мгновение ока решится егосудьба. Полицейские опрашивали свидетелей, которые рассказали, что последним разговаривал с убитым неизвестныйчеловек.
— Где этот человек?
— Туда пошел, — сказала одна старуха, указывая узловатым пальцем на вход во флигель.
Там стоял художник. Он был один.
В Пиренеях было холодно. Пронзительный восточный ветер господствовал в горной системе, отделявшей испанский Арагон от южной Франции. В предутренних сумерках 23 ноября 1940 года два одиноких путешественника продвигались в северном направлении. Мужчина и женщина. На них были горные ботинки, меховые шапки и куртки. Оба несли тяжелые рюкзаки. Впереди шла женщина. Никогда до этого Томас Ливен не ходил в горы по таким тяжелым, запутанным тропам. Чудовищным кошмаром, как все прошедшее за последние пять дней, казались ему эти предрассветные часы с их туманом и серыми тенями, через которые он вслед за Шанталь пробирался к границе Франции со сбитыми в кровь ногами, потертостями и волдырями.
Шанталь была выдающейся личностью, настоящим товарищем. В этом он убедился за прошедшие дни. Она знала Португалию и Испанию как свои пять пальцев. Она знала таможенников, пограничников, полицейских, проверяющих поезда, знала крестьян, которые предоставляли ночлег и еду, не задавая вопросов.
Ботинки, брюки, куртку, шапку купила Томасу Шанталь. Она же дала ему карманные деньги.
Из Лиссабона они поездом доехали до Валенсии. По пути дважды проверяли документы, и оба раза благодаря Шанталь все обошлось благополучно. Ночью пересекли границу Испании. Далее они проехали через Виго, Леон и Бургас. В Испании было больше полицейских, чаще осуществлялся контроль, но и здесь, к счастью, они избежали осложнений. Осталась последняя граница, и они во Франции. Ремни рюкзака больно натерли плечи. Ныла каждая косточка тела. Томас чувствовал смертельную усталость. Без мыслей, тупо он следовал за Шанталь. «Бедный Лазарь Алькоба… Кто его застрелил? Кто приказал это сделать? Англичане? Немцы? Теперь найдут для меня нового убийцу. Сколько мне осталось еще жить?
Мне, который пробирается через сумерки леса, как контрабандист, как преступник. Сумасшествие, идиотизм все это, кошмар, бред больного, и, к сожалению, это все кровавая действительность». Тропа стала более отлогой, лес остался позади, они вышли на полянку, на которой стояла хижина дровосеков. Следуя за, казалось, неутомимой Шанталь, Томас, волоча ноги, направился к строению. В это это время вблизи раздалось три выстрела. Молниеносно Шанталь оказалась рядом с Томасом. Она втащила его в хижину, и оба упали на солому. Затаив дыхание, онисмотрели друг на друга. Снова раздался выстрел. Еще один. Послышались мужские голоса.