Изменить стиль страницы

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Аргонавты спасены

Ясон завернул голову в плащ и впал в глубокий сон, из которого его вывело внезапное и знаменательное видение. Явились три женщины с козьими головами, держась за руки и ласково улыбаясь ему, и обратились к нему:

— Ясон, сын Эсона, перед тобой — Козьеглавая Триединая Богиня Ливии, мы высоко ценим благочестие, которое ты проявил, совершив возлияние чистой водой. Твои товарищи по невежеству принесли нам воду, смешанную с вином, опьяняющий напиток, которого мы не можем выносить. Тем не менее можешь им сообщить, что все, кроме одного, выберутся отсюда. То есть все, кроме человека с раздвоенным языком, который должен умереть здесь, потому что в чем нет страха смерти и потому что он почитает Аполлона, а не нас, а также, потому что прилетевшая издали аистиха предупредила его однажды, что он найдет свой конец в Ливии.

Ясон скромно смотрел в сторону, когда с ним говорила Богиня — или Богини. Он спросил:

— Сударыни, что мы еще должны сделать, чтобы спастись?

Богиня, теперь ставшая одним существом, ответила:

— Только надеяться. И когда вы вернетесь в вашу родную страну, не забывайте меня, как забывали прежде. Рычу ли я вам, как львица, блею ли, словно коза, кричу ли, точно ночная птица, ржу ли, словно кобыла, помните: я — все та же Триединая неумолимая Богиня — мать, дева, нимфа; и вы можете одурачить не заслуживающего доверия Небесного Отца, Аполлона с мышиными глазами, корноухого Ареса или даже пройдоху Гермеса с витым жезлом, бога вестников, но никто и никогда не обманул меня и не избежал наказания за попытку обмануть.

Тут между Богиней и Ясоном поднялся туман, а когда он рассеялся, Богиня исчезла, и Ясон глядел на большой желтый лунный диск. Затем он снова уснул, и сон его был удивительно спокоен. Проснувшись, он вскочил и закричал своим товарищам:

— Аргонавты, мы спасены! Сама Триединая Богиня явилась мне в видении и пообещала нам всем жизнь — всем, кроме одного из нас!

Над озером занималась заря, яростно великолепная, что предвещало еще один жаркий день. Один из аргонавтов, оказалось, что это Меламп, открыл свое изнуренное лицо, подняв плащ, и ответил хриплым голосом:

— Не нарушай наш последний сон, Ясон, своими криками. Смотри свои сны, если желаешь, а нам оставь наши.

Ясон зашагал дальше и нагнулся на Линкея, которого разбудил, рассказав свой сон. Линкей моргал и глядел на него, все еще не понимая, что же такое Ясон ему сказал. Затем вскричал:

— Взгляни, взгляни! Протяни руку и скажи мне, что ты видишь на расстоянии трех пальцев от правой руки вон на том песчаном холме?

— Ничего, — ответил Ясон.

— А я вижу человека, скачущего на желтовато-бурой лошади, — закричал Линкей, — он приближается к нам.

Его громкие слова разбудили человек двенадцать. Они сбежались всклокоченные с безумными взглядами. Ни один из них никакого всадника не увидел.

— Это мираж, — печально провозгласил Эвфем.

Но вскоре те из них, кто лучше видел, различили небольшое облако пыли в отдалении, а вскоре и всадник стал хорошо виден, он окликнул их на языке, которого никто не понимал. Навплий сказал:

— Это тритон из племени Авсениев, судя по его белой одежде, дротикам с красоными кисточками и хохолком надо лбом. Может это озеро Тритонид к югу от Гедрументуму?

Эхион хотел обратиться к всаднику с цветистой речью, но Автолик удержал его, сказав:

— Благородный сын Гермеса, не думай, что я желаю посягнуть на твое право вестника представлять нас. Но твое поразительное красноречие может сослужить службу только тогда, когда те, к кому ты обращаешься, понимают диалект греческого, пеласгийского или фракийского; перед дикарями тебе выступать без толку. Позволь мне на этот раз быть нашим представителем. В Синопе я хорошо освоился со всеобщим языком глухих и немых.

Автолик двинулся вперед. Он подошел к тритону, схватил его за правую руку и обнял; затем жестами изобразил, что пьет, указав на свои пересохшие губы и распухший язык, и начал в нетерпении оглядывать горизонт.

Тригон понял. Он точно так же изобразил, что пьет, неопределенно махнул рукой в сторону пустыни и протянул руку для подарка. Автолик кивнул в знак согласия, и тритон указал на бронзовый треножник с позолоченными ножками и сиденьем, лежавший неподалеку, царь Алкиной преподнес его Ясону с тем, чтобы Ясон по возвращении подарил его святилищу в Дельфах.

Автолик дал ему понять, что отказывается расставаться с треножником, но пообещал, что тритон получит его, как только принесет им воды. Натянув воображаемый лук и трижды выбросив вперед руки с растопыренными пальцами, тритон показал, что вода — в тридцати полетах стрелы. Затем он вытянулся в полный рост, расправил грудь, напряг мускулы, прорычал, как лев, и принялся бить по камню воображаемой дубиной. Затем пошевелил пальцами, изображая струящуюся воду, склонился и принялся с жадностью пить, издавая звук, который был несомненной попыткой воспроизвести греческие слова: «Священные змеи!»

Аргонавты переглянулись в изумлении и воскликнули в один голос:

— Геркулес!

Тригон кивнул и повторил: «Геркулес», затем сердито воззрился на них, снова энергично воскликнул: «Священные змеи!» и разразился смехом.

Они похлопали его по спине и в нетерпении последовали за ним к воде. Когда они туда добрались, причем и довольно скоро, до чистого источника, вытекавшего, клокоча, из-под розовой скалы, то они обнаружили, что поблизости в пустыне валяются обломки скал, отколотые недавно ударами какого-то мощного орудия, несомненно — окованной медью дубины их товарища Геркулеса. О, как они пили, как пили из этого сладостного, восстанавливающего силы источника!

Затем один сказал другому:

— Геркулес спас нам жизнь, то был Геркулес!

И впоследствии они действительно узнали, что Геркулес, плывя к острову Гесперид, чтобы раздобыть священные апельсины, был вынесен на берег не так далеко от этого самого острова. Его, как их теперь, одолела жажда, но он, вместо того, чтобы сдаться смерти, зашагал в пустыню, ища нюхом воду, подобно льву, и как только почуял слабый ее запах, начал колотить по скале дубиной, пока наружу не хлынул источник. Теперь следы зверей вели к источнику со всех сторон, и тритон выразительными жестами объяснил, что это за звери: а именно — крохотный большеглазый, прыгающий тушканчик, шакал, который поедает падаль, дикобраз с гремящими иглами и великолепный берберийский баран.

Автолик дарами и обещаниями уговорил тритона вернуться с ними в лагерь. Там он показал ему «Арго», спросив, можно ли вывести корабль из озера и вернуться в море. Тритон уверил их, что это возможно, поскольку узкая река выбегает из озера в нескольких милях к востоку, и что «Арго» уже находится в извилистом русле, которое сообщается с этой рекой. Автолик надавал ему брошей и серег, которыми с радостью пожертвовали все аргонавты, и пообещал также превосходный красный плащ, если тот поможет им отсюда выбраться. Это его удовлетворило, и он испустил громкий крик — нечто среднее между свистом и воплем. И немедленно из-за небольшого голого холма в полумиле от них, как по волшебству, высунула хохластые головы большая орава почти нагих тритонов и бегом помчалась к аргонавтам.

Линкей вскричал:

— Клянусь лапами и хвостом рыси, что я свалял дурак! Вчера в полдень я видел мужчин и женщин, сидевших на корточках на том холме, но принял их за мираж.

Эти тритоны или авсенсии были троглодитами, жившими в глубоких пещерах под землей, с небольшими, точно у лисьих нор, отверстиями вместо окон и дверей. Никто, проходя по этому холму, и не догадался бы, что стоит над населенным городом, ибо они — люди робкие, и редко осмеливаются показаться чужеземцам. Их вождь из предосторожности прискакал в лагерь аргонавтов совсем с другой стороны и как бы издалека. Авсенсии, равно как их соседи махлии (которые носят хохол сзади, а не спереди) почитают Триединую Богиню на древний лад. Они не вступают в брак, но сочетаются равно со всеми, исключая некоторые степени родства; и каждые три месяца на собрании племени любой, родившийся к тому времени мальчик отдается под опеку мужчины, состоящего с ним в определенном родстве, на которого тот, как все решают особенно сильно походит. Женщины проявляют большую независимость духа; они носят оружие и ежегодно решают, кому быть жрицей Луны, вступая в яростную схватку между собой, в которую не вмешивается ни один мужчина под страхом изгнания. Для авсенсиев, как и для всех прочих народов Двойного залива, Солнце — не благодетельное божество, но безжалостный тиран; и они проклинают его каждое утро, когда оно восходит, и бросают в него камни.