Тут тиран Леон мгновенно прозрел, заплакал от счастья и установил в полисе Пердячинске подлинную демократию под своим, однако, покровительством.

Что тут началось!

Пердячинские парни побросали наземь погоню за славой и богатством, окружили Пифагора, оттеснив меня на периферию Космоса, и давай его спрашивать. Со всех сторон посыпались вопросы, и особенно, конечно, усердствовали оптовые торговцы.

— Что такое число?

— Как связаны число и вещь?

— Что такое предел и беспредельное?

— Почему это, Пифагор, столь фундаментальную роль играет у тебя противоположность чета и нечета?

А один даже спросил:

— Почему это Единица не является числом?

Я хоть и находился на самом краю Космоса, так что любой толчок мог сбросить меня в Хаос, все же отчетливо видел, что Пифагор попал в переделку и так просто его пердячинские парни, да и девки, появившиеся в несметном количестве, не отпустят.

Хорошо хоть, философ догадался и для начала молча установил меры и весы. А пока все их, эти самые меры и весы, подозрительно рассматривали, разглядывали, нюхали и пробовали на зуб, начал говорить.

— Ни на один из этих вопросов вы не сможете ответить сами себе, — важно подтвердил Пифагор и тем самым сбил оптовые цены на рынке, а за ними и розничные поползли вниз, — если только будете рассматривать мое учение как главу из арифметики, а общее физическое и космологическое учение брать вне связи с моим учение о числах. Это так.

Тут цены качнулись и поползли вверх, особенно на оливковое масло, потому что мудрец Фалес скупил-таки весь урожай маслин и маслодавильни и теперь являлся монополистом на рынке ценных бумаг. А кто мешал другим сделать это?

— Да, я говорю, что все имеет число, — величаво продолжил Пифагор. — Ибо без последнего невозможно ничего ни понять, ни познать, ни купить, ни продать. Природа числа есть то, что дает познание, направляет и научает каждого относительно всего, что для него сомнительно и неизвестно.

Тут пердячинцы бросились снова переписывать ценники.

— В самом деле, если бы не было числа и его сущности, то ни для кого не было бы ничего ясного ни в вещах самих по себе, ни в их отношении друг к другу. Число прилаживает все вещи к ощущению в душе, делает их таким образом познаваемыми и соответствующими друг другу по природе закона о налоге с прибыли, сообщая им телесность и разделяя, полагая отдельно понятия о вещах беспредельных и ограничивающих.

Тут пердячинский оптовый, розничный, муниципальный, колхозный и прочий и прочий рынок рухнул под тяжестью мыслей, инфляции и нестерпимой жары. Кто что почем продавал и покупал, понять было невозможно, да и ни к чему это мне было. Надо было спасать любителя мудрости Пифагора, которого уже почти что затолкали и затоптали. Я начал пробираться к любимцу богов, сообразив в этой мешанине товаров и человеческих тел, что число понимается Пифагором как принцип правильного, понимающего видения. Число как бы разделяет мир, делает его членораздельным, логичным, отчетливо различимым.

Но в этой свалке числом, видно, и не пахло. Пробиться к Пифагору было нелегко. И тогда я крикнул, что было силы:

— Курс доллара обломился!

Этого оказалось достаточно, чтобы ввергнуть пердячинцев в осмысленно-бессмысленную деятельность по выяснению финансовых вопросов и разрешению экономических проблем. Да и сам правитель Леон вовремя опомнился, отменил подлинную демократию и учредил умеренную тиранию с элементами коммунизма для тех, кто искал справедливости на всеобщем рынке.

Ну, а мы тем временем продолжили свои странствия, во время которых Пифагор попытался упорядочить свои мысли.

— Все происходящее в мире управляется определенными числовыми соотношениями, — сказал мне Пифагор. — И задача философии состоит в том, чтобы вскрыть эти соотношения.

— Вскрывай, конечно, — разрешил я.

Дело в том, что старик до сих пор все еще не приступил к примерке штанов, и без измерения, то есть числа, здесь, как я понимал, было не обойтись.

А толчком к такому образу мыслей послужили некоторые элементарные закономерности из области музыкальной акустики. Мною в одном ночном баре, где мы коротали ночи, пережидая затяжные сибирские дожди, было установлено, что при одновременном колебании двух струн на балалайке гармоническое звучание получается лишь в том случае, когда длины двух струн относятся друг к другу как простые числа. Вот я и сделал вывод, что аналогичные соотношения должны существовать везде. При этом немалую роль играет эстетический элемент. Наличие числовых соотношений, управляющих миром, как мне казалось, есть и свидетельство мировой гармонии.

Глава двадцать пятая

Когда Пифагор прибыл на Алтай и появился в Зареченске, он расположил к себе весь город как человек много странствовавший, необыкновенный и по своей природе богато одаренный судьбой, ибо он обладал величавой внешностью и большой красотой, благородством речи, нрава, да и всего остального. Сначала, произнеся долгую и прекрасную речь, он очаровал старейшин, собравшихся в Совете, затем, по их просьбе, дал наставления юношам, после них детям, собранным вместе из всех школ, и, наконец, женщинам, когда и их созвали, чтобы его послушать.

Дела зареченцев в это время шли неважно. Отражением этого упадка было отсутствие зареченцев среди олимпийских победителей на двух последних Олимпиадах. Но в год приезда Пифагора, зареченский атлет Милон одержал свою первую победу в беге. А затем еще семь подряд. Этот подъем духа зареченцев, несомненно, возник из-за влияния в городе Пифагора. Слава Пифагора была настолько велика, что все юноши хотели стать его учениками, а их отцы предпочитали, чтобы они больше общались с ним, чем занимались собственными делами. Молодые ученики Пифагора и стали основной силой пифагорейского сообщества, распространившего свое влияние сначала в Зареченске, а затем и за его пределами.

Борьба против тирании и постоянные столкновения с демократией — вот основные характерные черты политики Пифагора. Пифагорейский союз являлся аристократической гетерией, организованной Пифагором на чужбине, да еще и среди демократических обществ.

Политическая цель Пифагора состояла в том, чтобы создать новую аристократию — образовать господство лучших посредством религиозного союза и воспитания в философской школе. Именно союз Пифагора и внушил впоследствии Платону его идеал государства, управляемого философами. Но замысел Пифагора оказался на первых порах более практичным и осуществимым. Пифагору удалось на деле сплотить могущественную умственную аристократию, в состав которой вошли выдающиеся политические деятели, ученые, философы, врачи, атлеты, подобно Милону. Даже женщины допускались в этот союз. Как же без женщин? Никак…

Пифагор считал, что для человеческого общества нет зла хуже безначалия, и для спасения общества необходимо существование правителей. От правящих требуется просвещение и гуманность, человеколюбие и безудержное взяткобрательство, а от управляемых — не только повиновение, но и почтение к старшим, к правящим, почитание партийных богов и отечественных беззаконий, почитание родителей и правителей и умеренное взяткодательство. Вот нравственная основа любого нормального общества. Но для того, чтобы достойно и успешно делать свое государственное дело, правящие должны быть действительно лучшими людьми — не по рождению, а по доблести, силе разума, по развитию своих способностей и добродетелей, короче, по партийному списку, поскольку список лучших составлял сам Пифагор. Я-то, конечно, в число лучших не попадал ни разу. Может, тут бобы виноваты, а может, Пифагор просто не принимал меня всерьез. Да я и не стремился, хотя мы много времени проводили вместе, отдаваясь всецело исканию истины и заботы о совершенствовании, о гармоничном развитии своих духовных, умственных и физических сил.