— С утра философствовать начнете? — спросила Ксантиппа.

— Не о философии я думал, Ксантиппа, а о крыше своего дома. Что, если я найму твоих сыновей, Сократ, чтобы они покрыли крышу дюралем? И им доход, и мне тепло зимой?

— Подумать надо, — ответил Сократ.

— Чё тут думать-то?! — раздался голос старшего сына Сократа, Лампрокла.

— Покроем за милую душу, — подтвердил и средний, Софрониск.

А младший, Менексен, сначала виртуозно помочился, направив, впрочем, струю немного в сторону, и лишь затем спросил:

— А можно будет ее потом снова разобрать?

— Конечно, можно! — обрадовался Критон.

— Тогда согласны, — заключил малолетка Менексен.

— Может, и на сандалии Сократу хватит, высказала вслух, видать, свои потаенные мысли Ксантиппа.

Лампрокл не успел сказать: “Чё народ-то смешить?!”, как с улицы позвали:

— Сократ, ты дома?!

— Дома он, дома, — ответила Ксантиппа. — Где же ему еще быть, как не дома?!

Во дворе появился почтальон с сумкой на боку, в застиранной хламиде, рваных башмаках и порванной соломенной шляпе.

— Гермес с приятным сообщением! — обрадовалась Ксантиппа.

— Повестка Сократу, — объявил бог. — Распишись в получении.

— В Собес, наверное? — предположила Ксантиппа, — Может, пенсию назначат?

Гермес с мрачным видом протянул Сократу повестку, достал стилос, вощеную дощечку и указал пальцем графу, где нужно было расписаться.

Сократ расписался и спросил:

— А что это ты, великий Гермес, не в золотых сандалиях с крылышками?

— Какие крылышки?! — почему-то вдруг озлился бог. — Почтовое ведомство в долгах по уши! За электричество плати, за аренду помещений плати! Зарплату шестой месяц не выдают! Народ письма перестал писать. Доходу никакого. Компьютеров этих вокруг развелось, как тараканов! Не работа, а одно мучение! Хоть увольняйся! А куда пойдешь? Безработица…

— Может, коммунизм объявят? — предположил Сократ. — Тогда уж совсем полегчает.

— Полегчает, жди! — не согласился Гермес. — Лучше я в какую-нибудь частную фирму подамся.

Присутствующие ничего не могли посоветовать богу, поскольку не располагали нужными связями в частном секторе. Да он, кажется, и не нуждался в этом. Давно, видать, уже все решил.

— Ну, я пошел, — сказал Гермес и зашаркал оторванными подошвами башмаков по земле.

— Заходи еще, благородный Гермес! — предложил Сократ.

— Это теперь уже вряд ли, — ответил бог и заковылял дальше.

Лампрокл тут же завел разговор с Критоном о драхмах, гвоздях, квадратных и погонных локтях листов дюраля. Софрониск с Менексеном то соглашались с кем-нибудь из них, то бурно протестовали.

— А повестка, — вдруг напомнила Ксантиппа.

— Что повестка? — удивился Сократ.

— Да что в повестке-то?

— А! — сообразил Сократ и развернул уже помятый листок. — Обычное дело.

— Не про пенсию? — еще на что-то надеялась Ксантиппа.

— Дайте-ка, я прочитаю вслух, — предложил Критон.

Сократ протянул ему повестку.

— Что это? — сам у себя спросил Критон.

— Где? — поинтересовался Сократ.

— Да в повестке?

Листок пошел по рукам, даже Менексен подержал его в руках, правда, вверх ногами, поскольку читать еще не умел. Дошла очередь и до меня. И вот что я прочел:

Диалектический Межеумович, славный Агатий

и мы- все

обвиняем Сократа в том-то и том-то, а также в этом.

И награда ему за всё — смерть.

И маленькими буквами ниже:

Явиться в суд немедленно.

— Ну, то что ты виноват в том-то и том-то, понятно. Но почему еще и в этом? — удивилась Ксантиппа.

— Да нет, — запротестовал Критон. — Понятно, что Сократ виновен во втором том-то и в этом, а вот почему еще и в первом том-то, не пойму.

— О чем вы?! — удивился я. — Как можно быть виновным в том-то и том-то, да еще и в этом?

— Можно, раз написано, — сказал Сократ.

— А как же защищаться, если обвинения столь расплывчаты и всеобъемлющи?

— Не защититься ему, — сказала Ксантиппа.

— Ни за что не защититься, — согласился и Критон. — Такого обвинения еще никому не предъявляли.

— Может, морду набить? — предложил Лампрокл.

— Межеумовичу — жалко, — сказала Ксантиппа. — К славному Агатию не подпустят.

— А нам-всем в принципе невозможно морду набить, — заключил Критон.

Я так и не понял, в чем же виновен Сократ.

— Однако, как дело ни обернется, а идти надо, — сказал Сократ.

— И в бане не помылся, — запричитала Ксантиппа.

— Там обмоют, если что, — остановил ее Сократ.

Сопровождать Сократа в суд вызвались все, забыв на время даже про крышу Критонова дома.

То ли сообщение какое по телевидению и радио передали, то ли слухи распространялись сами собой, но когда мы вышли на улицу, население окрестных домов уже направлялось к месту суда.

— А как же иначе, — пояснил Сократ, — ведь меня обвиняют они-все.

Постепенно улицы становились тесными. А тут еще, ближе к центру Сибирских Афин, раскопки начали попадаться. Но рабочие, побросав инструменты и экскаваторы, прямо в чем были, кинулись за нами. Лишь один почему-то замешкался, продолжая ковырять землю лопатой. Но он-то, оказывается, был не человек, а бог Гефест.

— Пошли с нами, — пригласил его Сократ.

— А работать кто будет? — спросил Гефест и остался на дне котлована.

— Видать, зима скоро ударит, — заключил Сократ, — раз теплотрассы начали разрывать.

Автомобильное движение на улицах уже давно прекратилось, потому что мы-все шли по проезжей части улиц. Ксантиппа начала отставать. Вот уже и малолетка Менексен потерялся в толпе. Разлучились и Лампрокл с Софрониском. Критон еще пытался держаться рядом, но было ясно, что надолго его не хватит. Лишь я не отставал от Сократа ни на шаг. И вот уже впереди показалась площадь всех Революций и Контрреволюций. И не пробиться бы нам дальше ни на локоть, да мы-все сообразили, что без Сократа празднество не состоится, и, поругиваясь и понося Сократа матерными словами, чуть потеснились.