Раздавшийся в ответ гулкий смех исходил, казалось, со всех сторон одновременно.

— Интересно, может ли один из членов Братства быть сестрой?! Нет, не подумай, будто я сомневаюсь в твоих словах — за свою жизнь я повидал немало всяких чудес. Твоя храбрость заслуживает награды, а моя тайна — единственное, что у меня осталось. Жаль все же, что я не встретил тебя, когда был полон жизни и огня! Когда-то я хотел превратить палубу своего корабля в самый веселый ад на земле, но теперь я думаю, что там было бы еще веселее, будь у меня на борту такая дьяволица, как ты! Ну, слушай, я расскажу тебе, где я спрятал то, что вы ищете…

Чтобы преодолеть расстояние в сорок семь миль, им понадобился целый день и добрая половина ночи. Ехали они в скрипучей двухколесной повозке, запряженной старой клячей с проваленной спиной и раздутым брюхом, которая едва плелась. От жесткой скамьи ягодицы и бедра Энн немилосердно ныли, и она не раз жалела, что они не отправились в путь на кече[5] или каком-нибудь другом судне, однако им нужно было покинуть Спаниш-таун, не привлекая к себе внимания. Разумеется, нормальный экипаж, запряженный парой лошадей, был бы не в пример удобнее и быстрее, однако кошельки и денежный пояс Константайна были, по-видимому, не такими неисчерпаемыми, как тот мифический котел, который он искал, поэтому им пришлось довольствоваться малым.

Кристиан Сотби не раз говорил, что плантация «Дербишир» представляет собой характерный пример стремления местных землевладельцев взвалить управление своим имуществом на посредников, а самим прохлаждаться в Лондоне. Плантации сахарного тростника близ устья Блэк-ривер действительно быстро хирели, не принося никакого дохода своему владельцу, и ничего удивительного в том не было. Управляющие на плантациях сменялись чуть не каждый сезон, но все они оказывались либо пьяницами и лентяями, либо откровенными ворами, заботившимися прежде всего о собственном кармане и эксплуатировавшими рабов с невиданной жестокостью. В конце концов владелец «Дербишира» все же вернулся на Ямайку с твердым намерением привести свои дела в порядок, но по несчастливому стечению обстоятельств он появился на плантации в самый разгар восстания рабов. Гарнизон близлежащего городка мог бы восстановить порядок в считанные дни или даже часы, однако этому помешал разбойничий рейд шайки маронов, спустившихся с нагорья Кокпит, и солдаты были очень заняты, стараясь оттеснить бандитов в места, которые и они сами, и их противники называли Страной Смотри-в-Оба. Восстание рабов увенчалось полным успехом. Незадачливый владелец «Дербишира» был убит, его просторный дом и поля сожжены, а чернокожая часть собственности разбежалась, пополнив собой разбойничьи шайки в непроходимых центральных районах страны.

Погибший хозяин «Дербишира» не оставил завещания, и теперь, тридцать лет спустя, его постаревшие наследники оспаривали права на заброшенное поместье в суде лорда-канцлера, а это означало, что тяжба может продлиться еще несколько десятилетий. Между тем землетрясение, разрушившее Порт-Ройяль, захватило не только восточную оконечность острова. Пусть немного, но оно все же изменило и береговую линию возле залива Голодного Брюха, и русла нескольких притоков Блэк-ривер, в результате чего большая часть плантаций превратилась в соленое болото. Местные жители считали окрестности «Дербишира» проклятыми землями, и не было ничего удивительного, что Черная Борода решил спрятать захваченное сокровище именно там.

Слева от дороги, которая представляла собой глубокую, заросшую сорной травой колею, тянулась узкая полоска пляжа. По залитому беглым лунным светом песку сновали крабы, похожие на скрюченные призраки каких-то горбатых карликов. Бесшумно парившие над заливом летучие мыши-рыболовы, странно похожие на темных молчаливых чаек, время от времени бросались вниз и тут же взмывали в небо с добычей в зубах. На суше их собратья гонялись за рассыпанными среди неподвижной листвы созвездиями крупных светляков. Неумолчному шороху прибоя вторили свадебные трели лягушек и немузыкальный визг копулирующих в тростниках ящериц. Казалось, все живое вокруг жрет или совокупляется, и Энн захотелось проделать и то, и другое или — еще лучше — просто завалиться спать, как, несомненно, поступило большинство жителей Спаниш-тауна, но она не могла сделать это по той простой причине, что сейчас была ее очередь править лошадью, и Константайн, передав ей вожжи, задремал, положив свою светловолосую голову на ее широкое плечо. «Он доверяет мне, — не без удивления подумала Энн. — Мне, которая могла бы свернуть ему голову, как цыпленку, или перерезать горло и забрать его дорогую одежду и те несколько медяков, что у него еще остались! Черт меня возьми, я ведь делала вещи и похуже, и он это знает. Знает, и все же… Так кто же был прав: Мэри, которая клялась, что, в сущности, я не такая уж плохая, или отец, считавший меня исчадием ада?»

За зарослями тростника и мангровой рощей замаячила в темноте группа сандаловых деревьев. Позади них вздымался над зарослями чертополоха и борщевика обгорелый остов усадьбы «Дербишир» — обрушившиеся стропила, покосившиеся колонны, рассыпающаяся труба дымохода, которую и велел им искать Черная Борода… или говорившая его голосом матушка Пейшнз.

От голода у Энн так громко заурчало в животе, что Константайн, которого не беспокоили ни визг гекконов, ни вопли лягушки-быка, зашевелился и поднял голову.

— Мне еще никогда не приходилось слышать, чтобы подобный звук исходил от женщины, — сказал он сиплым со сна голосом. —

Впрочем, меня это не особенно удивляет. Как свидетельствует наука, мужчины и женщины устроены практически одинаково, так почему — твой желудок должен быть менее голосистым, чем мой?

Энн рассмеялась и, вручив ему вожжи, пригладила свои рыжие спутанные волосы.

— Близкое знакомство — конец вежливости, — проговорила она. — Или ты смеялся надо мной, когда называл «госпожой»?..

Константайн протер глаза и достал из кармана футляр из слоновой кости, в котором хранил очки.

— Иногда, моя прекрасная амазонка, слушая вас, я забываю, что вы неграмотны, серьезно ответил он. — Во всяком случае, свои мысли вы выражаете не просто точно, но и изысканно.

Энн откашлялась и сплюнула.

— Честно говоря, я получила кое-какое образование, только никакой пользы оно мне не принесло. Мой отец был стряпчим в Белфасте; меня он прижил со служанкой, и его карьере пришел конец. Ему пришлось перебраться в Новый Свет, в Чарльстон. Там он отдал меня в школу, да и сам кое-чему учил, но с тех пор я уже многое забыла. Впрочем, до сих лор я неплохо читаю и вполне способна разобраться, что на самом деле скрывается за некоторыми твоими «благородными» выражениями. — Энн бросила на Константайна быстрый взгляд. — Если мы выберемся из этой передряги живыми и невредимыми, тебе придется подарить мне книгу про пиратов, которую написал этот твой капитан Джонсон. Я хочу ее прочитать: признаться, мне очень интересно, что этот тип сделал с моим добрым именем, Кстати, как ты думаешь» что он будет делать, если я приеду в Лондон и встречусь с ним во плоти?

Константайн рассмеялся.

— Знаешь, Энни, твоя способность удивлять меня так же нескончаема, как нескончаема способность океана вызывать у меня морскую болезнь, хотя должен сказать откровенно, что первое неизмеримо приятнее второго.

Энн в восторге с такой силой хлопнула своего спутника но спине, что его очки соскочили с носа и приземлились к нему на колени.

— У тебя здорово подвешен язык, Тоби. Придется мне быть поосторожнее: ты, того и гляди, разобьешь мое девичье сердце. — Она не глядя подобрала очки и снова водрузила ему на нос. Будь сейчас день, она, пожалуй, захлопала бы ресницами в притворном смущении, но в царящей вокруг полутьме Константайн вряд ли мог по достоинству оценить ее способности к лицедейству.

Ему, впрочем, было достаточно и одних слов. Запрокинув голову, он посмотрел на небо и сказал: