Эта девушка, Верна, жила недалеко от города, сразу за Челмсфордом, в местах, где еще сохранилось фермерское хозяйство, и брат привез ее в Лоуэлл на лошади. Верне было шестнадцать, она была очень застенчива, но старалась проявить дружелюбие. Миссис Басс отвела ее к мистеру Уайтхеду, который с готовностью принял еще одну работницу. В ткацкой тоже имелась вакансия. И в какой-то момент Эммелине очень захотелось устроить так, чтобы свободное место заняла Верна, но потом пришло в голову, что лучше, чтобы она не знала мистера Магвайра. Иногда так хотелось поговорить о нем с кем-нибудь. И если Верна будет с ним незнакома, то можно как-нибудь осторожно рассказывать ей о нем, присочинив, например, что живет он в Файетте.

В ткацкой мистер Магвайр заговаривал с ней, только если она стояла в кружке других девушек. Она иногда украдкой посматривала в его сторону и раза два-три перехватила и его взгляд. Он смотрел очень сосредоточенно и внимательно, так что не замечал даже, что она его видит, а заметив, вздрагивал и рассерженно отворачивался, словно она была виновата в том, что он смотрит. Но все это было еще вполне терпимо.

А вот когда он перевел ее во второй ряд, чтобы поставить поближе к себе появившуюся в ткацкой новую работницу (так ему будет удобнее помогать ей), стерпеть такое оказалось труднее. Когда же она увидела, как он обращается с этой новенькой, обида перешла в настоящую муку. Мистер Магвайр разговаривал с девушкой (ее звали Луиза) чрезвычайно легко и шутливо, а она явно воспринимала это как знак особого к себе расположения.

Бессильное отчаяние волной захлестывало Эммелину. Так, значит, он такой со всеми! А эта Луиза даже и не хорошенькая! А знает ли она, что он женат, отец семьи? И если знает, то почему улыбается так, словно их уже связывает что-то особенное? Глядя, как они разговаривают, Эммелина кипела негодованием на Луизу, но потом целый день не могла смотреть и на Магвайра.

Ближе к вечеру она почувствовала, что он старается привлечь ее внимание, но притворилась, что не замечает этого. В конце концов он сам подошел к ней и, для вида возясь с челноком, сказал, чтобы она незаметно забыла что-нибудь в ткацкой и под предлогом забытой вещи вернулась после работы поговорить. Эммелина сразу повеселела. Вдруг он придумал, как им встретиться? И вечером, выйдя уже из ткацкой на лестничную площадку, воскликнула, что забыла теплую шаль, и со всех ног бросилась обратно в ткацкую. Мистер Магвайр тушил последние лампы.

– Ну а теперь скажи мне, в чем дело, – попросил он.

– Ни в чем. – Но Луиза вдруг встала перед глазами, и она с трудом удержалась, чтоб не расплакаться.

– Ты не больна. Ты красивее, чем… В общем, ты, безусловно, не больна.

– Нисколько. Я прекрасно себя чувствую.

– Значит, тебя что-то сердит.

– Нет, не сердит. Ведь вы имеете полное право делать все, что хотите, и разговаривать с кем угодно.

Сначала он просто не понял, о чем идет речь. Потом рассмеялся.

– О Господи! – выдавил он сквозь смех. – И вырасти не успела, а уже… – Он посерьезнел. – Ты ведь знаешь, что я хорошо отношусь ко всем девушкам. Верно ведь, Эммелина?

Она кивнула, не в силах взглянуть на него.

– А тогда прекрати эти глупости. Если хочешь меня ревновать, ревнуй к семье. Я принадлежу ей, и это делает невозможными наши встречи.

– Но вы говорили…

– Ну или во всяком случае почти невозможными.

Она наконец подняла голову.

– Посмотри на себя, – сказал мистер Магвайр. – Ведь ты удивительно хороша! Глаза от слез просто сверкают. А я слишком стар для всех этих глупостей. Мне ведь без малого сорок.

Слезы уже текли по щекам. Он стер их, нежно поцеловал ее – она прильнула всем телом. Но он сразу же мягко высвободился.

– Иди. А то девушки будут думать, куда ты пропала.

– Меня не заботит, о чем они думают.

– А тебя это должно заботить.

– Хорошо. Ради вас я буду заботиться об их мнении.

– Тебе нужно думать о своей репутации, – сказал он мрачно, – иначе ты просто погубишь себя.

– Пообещайте, что вы постараетесь как-то устроить свидание, – сказала она, изумляясь своей настойчивости и прямоте. Все это было как-то связано с Луизой, с чувством, что, если она не будет бороться, он найдет ей замену.

– Конечно, я постараюсь, – ответил он. – Ты что же, думаешь, мне самому этого не хочется?

Он стал тушить единственную еще горевшую лампу, а Эммелина, подхватив шаль, бегом спустилась с лестницы.

В эту пору она не грустила подолгу. Над всем господствовало чувство радости бытия, подобного которому она не испытывала и в Файетте. Ужасно хотелось, конечно, проводить время с мистером Магвайром, но не было ощущения, что без свиданий не вытянуть предстоящие месяцы в Лоуэлле. В ткацкой она подружилась с Луизой. Уверившись, что Магвайр относится к новенькой, как ко всем прочим, легко было разглядеть, какая же это славная девушка.

А в пансионе Эммелина стала неразлучна с Верной. Как только выдавалась возможность, обе старались оказаться вместе. Верна не раз повторяла, что Эммелина ей как сестра. У самой у нее было пять братьев, а вот сестры – ни одной. В письмах домой, ставших теперь гораздо более частыми, Эммелина рассказывала, что ни у Верны, ни у нее нет чувства разницы в годах и дружат они совершенно на равных.

Обе были румяно-хорошенькие, обе с отменным аппетитом. Часто, когда они прогуливались, держась за руки, по Мерримак-стрит, мужчины пытались заговорить с ними, но они не откликались на эти попытки. Эммелине были неинтересны такие ухаживания. Верну в Челмсфорде ждал жених. (Если бы его дела не пошли вдруг плохо, они сейчас были бы уже женаты.) Обеим девушкам, казалось, все под силу! Когда они отправлялись гулять в компании с четверкой подружек, те всегда первыми заводили речь о том, что, пожалуй, пора уже возвращаться. Вдвоем они часто проделывали весь долгий путь по Потакет-стрит, чтобы полюбоваться при луне грохочущими, пенящимися водопадами. В такие минуты, стоя неподалеку от внушительного дома на углу Школьной, Эммелина почти готова была рассказать Верне о себе и Стивене Магвайре. Удерживало сознание, что это и его тайна, да еще легкое сомнение, сумеет ли Верна понять все правильно. Раза два она даже попробовала заговорить о Магвайре, не упоминая, что ее герой женат, ирландец и живет в доме Элайи Стоуна, но неожиданно задача оказалась непосильной, и она больше не возвращалась к этой теме.

Единственное, что слегка омрачало жизнь в эти дни, да и то поначалу лишь сблизило ее с Верной, было резкое изменение отношения к ней миссис Басс. Хозяйка пансиона не только не покровительствовала ей больше, но стала вдруг относиться с какой-то подозрительностью и неприязнью. Если раньше она была озабочена, чтобы Эммелина как-то случайно и по неопытности не нарушила предписанных правил, то теперь пристально наблюдала за ней и Верной, предполагая возможность поступков, которые им и в голову бы не пришло совершить. Эммелине было не разобраться, когда же началась эта подозрительность: с появлением Верны или с тех пор, как миссис Басс узнала, что она уже на полном жалованье?

Они всегда старались вернуться с прогулок вовремя, так как чувствовали: стоит им раз опоздать, и миссис Басс сразу даст знать на фабрику о нарушении правил. Если прежде ей вечно хотелось, чтобы Эммелина ела побольше, то теперь, углядев как-то, что они с Верной, взяв с блюда мясо, оставили его пустым, она на весь стол заявила, что ей казалось, пор-р-р-ции хватит еще на несколько девушек. У Эммелины вдруг появилось почему-то отвращение к лососине. Раньше ей было просто непонятно, как это можно не любить хоть что-то из еды. А теперь даже запах рыбы стал неприятен, а при виде ее сразу хотелось убежать, что она и проделывала, если была не слишком уж голодна, а если оставалась за столом, то вместо рыбы ела картошку, капусту и хлеб.

– И с каких это пор вы, мисс, не желаете есть лососину? – спросила ее миссис Басс, когда это случилось во второй или в третий раз.