Встала и качнулась: ого!

— Товарищ лейтенант?

— Проветрюсь. Сидите.

На улицу вышла, головой замотала: ууу, как земля кружится!

Из рощицы Гаргадзе вырулил, поклон ей отвесил:

— Вечер добрый, Леночка.

И тоже улыбается, галантен — как не в чем не бывало. Чудеса! — рассмеялась девушка, а Отар порадовался. Руку выставил:

— Торжественно приглашаю вас прекрасная Елена на вечер, посвященный полученным нами, среднему комсоставу, заслуженным наградам!

Витиевато. Лена на пол фразе запуталась. Забавным показалось — засмеялась и взяла его под руку. И пошла с ним в темноту, слабо соображая куда.

Гриша выглянул, затянулся самокруткой, вслед паре поглядывая с прищуром:

— Саня? — позвал.

— Ну? — подошел тот.

— Пойдем-ка прогуляемся? — указал подбородком в сторону силуэтов Саниной и Гаргадзе.

— Понял, — бросил тот и пошел следом, сунув руки в брюки.

В штабе тоже отмечали. Миша на стол метал, Семеновский и Грызов терпеливо ждали, а майор за женой пошел — темнеет уже, а ее нет.

В блиндаже тоже нет. Разведчики гудели, увидев комбата, дружно поднялись, вытянулись, пытаясь быстро запрятать спиртное.

— Лейтенант ваш где? — бросил Санин.

— Так… проветриваться ушли, — протянул Замятин.

— Давно?

— Даа… минут десять… наверное.

Мужчина обвел их недовольным взглядом и вышел. Огляделся, начиная всерьез беспокоиться за Леночку.

— Вы Елена Премудрая и Елена Прекрасная в одном лице, — заливался соловьем Гаргадзе, решив, что время для мести наступило. Девушка явно была пьяна и если с умом и напором действовать, то прославит он ее на весь батальон. Майора не боялся — не знал, что Лена его жена, решил, что у того тоже губа не дура, только повезло больше, из-за погон.

Лена засмеялась на его сомнительный комплимент. Он взял ее за руки, попытался обнять и тут же с Лены слетел хмель, веселость исчезла — отпихнула разозлившись. Отар опять к ней:

— Ну, чего ты ломаешься? — схватил и отлетел на траву — Лена не думая кулаком в лицо ударила. Губа вдребезги и позор — девчонка расквасила!

Отар вскочил, разозлившись, к ней кинулся и тут же был схвачен за плечо Васнецовым.

— Неприятности ищешь, лейтенант? — дыхнул дымом табачным, в лицо поглядывая, как ни в чем не бывало.

— Отставить рядовой. Кругом марш!

— Зря ты это, — вздохнул Чаров.

— Под трибунал захотели?!

— Мы? — дружно удивились мужчины.

— Нее, — заверил Саня. — Мы тебя как раз от него спасаем.

— Пошли вон! Завтра же на вас будет написан рапорт!

— И на тебя, — заверил Васнецов. — Аморальное поведение. Приставал к жене комбата.

— Не первый раз! — выставил палец Саня.

— Точно, — кивнул Гриша. Отар оторопел:

— Какой?…

— А Елена Владимировна, — указал на девушку Григорий. — Санина. Если дебилам не понятно — жена майора Санина, — сказал спокойно и вдруг рыкнул. — Усек?!

Гаргадзе отступил и вдруг развернулся, стремительно зашага прочь.

— Все. Отшили навеки, — хлопнули в ладони друзья, повернулись к девушке и застыли.

Лене резко стало плохо. Как только Гаргадзе коснулся, ее как накрыло — ярость, ненависть, брезгливость. И казалось — фриц это. Ударила и сползла по стволу березы от внезапной боли внутри. Сидела, зажимая грудину, ртом воздух хватала и таращилась в темноту, а видела заскаленную докрасна железку, которая приближается и приближается. И девушка точно знала — сейчас будет больно, невыносимо больно.

А потом взрыв — Лена вздрогнула, вжав голову в плечи.

— Мать твою, — протянул Чаров, глядя на нее.

— Крындец нам, — согласился Васнецов, видя, что Лена не в себе. Вздрагивает, шарахается, то грудину зажимает, то уши.

— Чего делать будем?

— ХЗ.

Санин услышал голоса и приметил пролетевшего Гаргадзе. Пошел по его стопам в обратном направлении и наткнулся на разведчиков.

Те его шаги услышали, вытянулись, спешно воротнички поправляя:

— Товарищ майор!…

— Где ваш лейтенант?

Мужчины сникли и расступились, Санин ворот рванул, увидев Лену. Она сидела, обняв колени и качалась, что-то шептала, глядя перед собой стеклянными глазами. Напоили, понял сразу. Завтра лично их прибьет!

— Она же контуженая, идиоты! — процедил и к ней подошел. Присел, в глаза заглядывая, а в них ничего — пустота. Щеки дотронулся и как пружину сорвал — по руке получил и в лицо кулак полетел, насилу увернулся. Девушка не видела, кого и куда бьет — просто била, с остервенением, что-то выкрикивая сквозь зубы.

Николай перехватил ее руки, поднял рывком и зажал своими. К себе жену крепко прижав, зашептал:

— Тихо, Леночка, тихо. Все хорошо, все хорошо.

Немного и она затихла, но дышала тяжело, прерывисто и вздрагивала.

— Сваливаем, — бросил Васнецов другу и оба бесшумно скрылись в темноте.

Санин гладил ее по голове, успокаивая, но она не слышала, она воевала:

— Гранаты… Костя упал… Гранаты надо…

Взрывы, слева справа меж сосен — отделение партизан окружают.

— Саня уходи!… Немцы… Лезут и лезут, лезут и лезут…

— Нет немцев, Леночка…

Чей это шепот? Кто с ума сошел?

— Вот же!… Костю ранили!…

— Нет, Леночка, нет…

— Саня, обойму!…Больно… больно…

— Где больно Леночка?

— Руки… пить… если до стены доползти… она влажная…

Николай чуть не взвыл — сил не было слушать. Встряхнул девушку:

— Очнись! Лена! Посмотри на меня! — сжал лицо ладонями, заставляя посмотреть на себя. Девушка моргнула и как пелена с глаз упала:

— Коля? — растерялась. Отстранилась, огляделась, ничего не понимая: ни немцев, ни взрывов, ни воронок, ни Дрозда, ни ребят, ни камеры.

— Что это было? — пролепетала.

— Пить тебе нельзя.

— Я же пару глотков…

— Совсем нельзя.

Она видела, что он сильно расстроен и сжалась от стыда:

— Прости.

Николай головой качнул:

— Я просто прибью кого-нибудь из твоего отделения.

Обнял ее и повел в штаб.

Если в ближайшее время он не отправит Леночку домой, то, наверное, поседеет и с ума сойдет от переживаний за нее.

У дома умыл ее водой из бочки:

— Ты как?

— Нормально, — а смотреть в глаза стыдно.

— Мише скажу, чая крепкого заварит, выпьешь — легче станет.

— Да, — покосилась на него. — Прости? Я не знаю, что нашло, не знаю…

— Испугалась?

— Да… А если снова повторится? Я с ума схожу? — она даже побелела от этой мысли.

— Нет, просто совсем нельзя пить.

— Да… Да.

— Пойдем?

— Куда?

— Домой.

— До дома пешком километры и километры, Коля.

— Я про этот дом. Политрук пришел, капитан, девочки связистки. Миша патефон нашел.

— Танцы? — усмехнулась. — А ничего, что там, за линией!…

— Леночка, не начинай, — прищурил глаз, сел рядом и уткнулся подбородком ей в макушку. — Я знаю, что ты чувствуешь. Но мы в армии. Будет приказ — в бой, пойдем в бой, а пока приказа нет, нужно наслаждаться затишьем. Оно слишком редкое, родная. Бывало неделями из боя не выходили. Отдых и солдату нужен, иначе ни черта он не навоюет.

— Дурею я с этой тишины, Коля. Тем более знаю, там за линией немецких траншей — ребята, там Саня, там люди, которых в этот момент…

— Лена, — сжал ее. — Не надо, пожалуйста. Я не ребенок и все понимаю, но пойми и ты — мы в армии, а не в отряде партизан.

— Ты имеешь что-то против партизан? — уставилась на него недобро. Мужчина понял, что спирт еще поиграет с ней злую шутку. Уже играет. И как ее выводить?

— Посиди минуту, хорошо?

Лена кивнула, забыв, о чем говорила, уставилась в траву под ногами.

Николай в дом зашел и на ординарца сразу наткнулся:

— Николай Иванович! Где ходите?!…

— Чай завари. Крепкий. Мы на улице, вынесешь, — покосился на двери в комнату — за ними слышались гудение голосов, Утесов хрипел, выдавая: "Ах, Андрюша, нам ли жить в печали?".