Значит, судьба Исвильды будет решена волей короля, а тот уж постарается пристроить знатную девушку. Останется позаботиться о ее безопасности, ну, и о безопасности Галиган, конечно. Куда теперь без него?

Орри рывком поднял Гарта и пока тот тер глаза спросонья, потребовал:

— Поклянись, что выполнишь мою просьбу.

— Ну.

— Не «ну», а поклянись!

— Ну, клянусь, — отмахнулся, желая вновь вернуться в горизонтальное положение и досмотреть сладкий сон, в котором первая красавица королевства Мауриссия Исбилд просит его взять ее в жены и признается в любви.

Орри отпустил друга и тот рухнул на лапник, но вместо сна — очнулся, сообразив, что только что поклялся неизвестно в чем.

— Чего надо-то? — сел, озадаченный.

— Ты не бросишь Исвильду и всеми силами позаботишься о ее безопасности, а так же присмотришь за Галиган. Ты поклялся, — ткнул в него пальцем Орри, напоминая, что клятва была дана — она нерушима.

— Не понял? Почему я должен заботиться о твоем брате и жене? Ты куда-то собрался?

— Пока нет, но все может быть.

— А можно без оговорок, но с объяснениями?

— Нет.

— Спасибо. Загадки с утра навевают мысль, что день превратиться в одну сплошную тайну, — вздохнул Гарт, потеряв всякий сон.

— Обещаю, он будет суетным и, возможно, кто-то из нас не доживет до заката. А тайн за гранью жизни всегда хватает, — бросил Лексинант.

— Как вы добры, — скривился Гарт, вставая.

— Общий подъем, — объявил Орри и пошел будить девушку.

Сел рядом с тоской и трепетом рассматривая малышку, такую безмятежную, трогательно-беззащитную во сне, что сердце сжалось от тоски и любви. Что с ней станет без него? Отталкнет ли, возненавидит, узнав, что он замешан в ее трагедии?

Вот и вся любовь, вот и все минуты счастья.

А впрочем, за все нужно платить и за это тоже. И когда она оттолкнет его, жить ему будет незачем. Потеря репутации, статуса, замка, да и жизни — пустяк по сравнению с одной, но самой невозможной, самой непереносимой потерей — сияния ее глаз, ее доверия, ее любви.

Нет, лучше сразу в руки палача и на виселицу, только б не видеть презрения и ненависти в глазах любимой.

— Ты была и ты любила меня, — прошептал, еле сдерживая невольные слезы сожаления. — Прости меня…

Исвильда открыла глаза от легкого прикосновения к ее щеке, увидела Орри и улыбнулась ему:

— Доброе утро.

Даган зажмурился на секунду: какое счастье слышать это незатейливое приветствие из уст любимой.

— Доброе, — подтвердил, хотя для него это утро скорее было злым.

— Пора?

— Пора, — повторил эхом, а взгляд не отрывался от лица девушки, стараясь запомнить ее как можно лучше. А впрочем, Орри итак никогда не забудет ее, как не забудет этих дней рядом с Исвильдой, что судьба по щедрости своей подарила ему.

— Что-то случилось? — озаботилась девушка, не заметив, а скорее почувствовав, что с Орри что-то неладно. Тот отвел взгляд: говорить сейчас сил не было и он малодушно промолчал, дав себе еще хотя бы час пусть видимого, но благополучия.

— Нужно ехать, — встал и помог ей подняться, обнял и зарылся в волосы лицом. `Еще один вдох, еще один выдох рядом с ней. Еще минута, час, сутки. Да простит меня Господь.

Настроение, конечно, было ни к черту и Орри молчал. Хмуро обозревал лесную чащу, стараясь не смотреть на товарищей, и все крепко прижимал к себе Исвильду, словно боялся, что это последние минуты близости, последний миг в его жизни, когда она еще рядом, еще его.

Исвильда молчала, но обеспокоенная его состоянием и каменным лицом, на котором лишь глаза, больные от печали, еще жили, еще мучились и мучили ее, то и дело пыталась завести разговор и выведать причину всех этих метаморфоз.

— Что с тобой?

— Ничего.

— Неправда. Я вижу, что-то серьезно угнетает тебя.

Не надо, прошу, не спрашивай, — взмолился Орри взглядом. Но тяни- не тяни, а трусливо бегать от трудностей, пусть таких ужасающих, он не привык. Вдохнул, припав губами к макушке Исвильды, и тихо прошептал:

— Я потребую развода.

А как иначе? Какое у него право оставаться ее мужем? Он предал, он виноват в смерти ее родителей и после оставаться мужем, пятнать своей репутацией? Нечестно. Подло.

Исвильда чуть с лошади не упала, услышав заявление Орри.

— Почему? Что я вам сделала мессир?

— Так нужно.

Нужно?

Кому? За что? Зачем?

Что он говорит?

Что за блажь или наоборот, это обдуманное решение?

Но, почему?

— Что я вам сделала мессир, за что вы так со мной? — прошептала, сраженная его желанием. В голове уже зрели вопросы и появлялись ответы: она не нужна Орри, она бесприданница, неуклюжая, некрасивая, трусливая, не может оставаться его женой. Женой благороднейшего человека, верного рыцаря, отважного воина, честного человека.

— Потешились, и будет? — спросила тихо, бледнея от дурных слов, что осмелилась бросить ему в лицо. Оррик помрачнел: вот как это выглядит. Вот какого она о нем мнения. А могла ли она подумать иначе?

— Я не достоин вас миледи.

— Чушь! — выдохнула горячо. — Как ты можешь?! Кто сказал, что пары нужно подбирать по определенным канонам?! Каким, Боже мой?! Что должно служить опорой браку?! Богатство, знатная родня, положение в обществе?! Оно создает семью, заставляет биться сердце чаще при виде любимого, а может, и сама любовь вырастает лишь на золоте?! И кто решает, кто чего достоин?! — она чуть не плакала.

— Вам не понравятся ответы, миледи, поэтому их лучше вам не знать…

— Вам не дадут развод!

Оррик грустно улыбнулся одними губами: топор палача решает любую проблему.

— Я виновник ваших бед, миледи. Я предал вас и вашу семью, поэтому не было бы нечестно и неправильно оставаться вашим мужем.

— Что ты говоришь?! Как ты мог предать?!

— Лемзи просил меня присмотреть за своей семьей…

— Но умирал ваш дедушка! Разве это не веское оправдание?! Вы не могли поступить иначе, бросить родного человека! Вы ни в чем не виноваты!

— Виноват.

— Нет!

— Не спорьте, Исвильда, я знаю, о чем говорю. Я не выполнил обещание данное другу, но того мало. Я еще стал причиной вашей трагедии.

Нет, ну, каков упрямец! — начала злиться девушка.

— Вы бредите, Орри! То, что вы говорите схоже с горяченным бредом! Я понятия не имею как вы могли бы быть виноваты в том, что на наш замок напали нелюди! И если уж на то пошло, обвините себя и в эпидемии чумы! А собственно, отчего нет?! Знаете, на что это похоже? На отговорку! Я неприятна вам, я вам омерзительна?! Я бедна, глупа, некрасива. Сейчас, пока мы здесь в лесу, среди деревьев и ваших товарищей, вояк, мне нет равных, но вы же едите ко двору, полному красавиц самого знатного происхождения! Вот в чем дело!

— Что вы говорите, Исвильда? Ничего подобного мне и в голову не приходило. В парче и в жемчуге, вы будите не менее прекрасны, чем в этом потрепанном наряде пажа. Для меня вы прекрасны в любой одежде, а уж ваше приданное, вовсе не волнует меня. Если уж на то пошло, то вы должны понять, что вы наследница Де Ли, достойны лучшей партии, чем какой-то нищий бастард…

— Не смейте! Никогда не смейте так говорить о себе! Вы самый благородный из всех законнорожденных!

— И все же, я ублюдок…

— Да плевать мне на это! — рассердилась девушка, забыв манеры.

— Вот видите, вы уже нахватались от меня дурных словечек. Что я могу вам дать кроме суетной жизни, массы проблем? Вы достойны безоблачной жизни в достатке и любви…

— Вашей любви, мессир! Более мне ничего не надо!

— Сейчас, миледи. Но пройдет месяц и вы возненавидите меня за то. А впрочем, боюсь это может случиться много раньше. Я случайно сказал Боз Данаг, что собираюсь к вам, и тот нанял людей чтоб устроить резню в замке Де Ли, — выпалил Орри решившись.

Исвильда закрыла рот, растерянная новостью.

— Причем тут ваш отец? Ничего не понимаю… У моего отца не было с ним трений, да и по-моему они знать друг друга не знали.