Алиса вздохнула, проводив ее виноватым взглядом: три недели уже прошло, а Люция

все в себя прийти не может — злится, бурчит всем недовольная, и смотрит, словно

Сталеску специально в тот тоннель ее затащила, физиономией в маховик сунула.

— Люсь, я тебе яблок принесла…

— Нужны мне твои яблоки, — фыркнула та, сев на постель к подруге спиной. —

Шла бы ты, откуда пришла.

— Слушай, Маликова, перестань дуться. Я-то тебе что сделала? В чем виновата? —

села Алиса рядом.

— Ни в чем. Так, до кучи.

— Не надо меня в чужую кучу, я в твоей обособленно. Ты вот дуешься на меня, а я,

может, последний раз к тебе пришла. Завтра увольнительная, а послезавтра…

тоннель.

— Опять? И пойдешь?

— А есть выбор?

— Выбор всегда есть, как и выход.

— Угу, — Алиса облизнула губы, искоса поглядывая на подругу. — Люсь, я…

посоветоваться хочу. Как раз насчет выбора. Есть три варианта: губа за отказ

выполнять приказ, потом трибунал и еще два года в полном дерьме со всеми

вытекающими… Второй — рапорт о переводе в СВОН. Тоже не климат для меня.

Передышка, ужин перед казнью. Ну, а третий… Вывести Стокмана из строя на пару

недель, а там еще что-нибудь придумается.

— Последнее в подробностях, пожалуйста, — воззрилась на нее Люция.

— Ты сможешь завтра в шесть утра на стреме постоять?

— Зачем и где? — все интересней и интересней — насторожилась Маликова.

Алиса вытащила из кармана две гильзы и патрон с красной полосой.

— Пугач, — скривилась презрительно Люция.

— Почти. Увечий, конечно, не будет, обожжет немного да форму испортит. Но смеха

будет на весь дивизион. Начнет сержантик оружие чистить, а гильза и выстрелит, и

дом его превратиться в арену для шоу. Заряд на полчаса фейерверка. А в гильзах

краска. Боек нажмет и весь квадрат лица, одежда и окружающие предметы будут в

фосфорной синьке. Недели две не смоет — проверено.

— Детство, — прошипела Маликова.

— Может быть. Но две недели мы выигрываем…

— Ты, — отрезала Люция.

— Хорошо — я, — вздохнула Алиса. — Две недели покоя — рай.

— Да даст он тебе после этого покоя, как же!

— Не будет же он с синей физиономией по дивизиону бегать? Возьмет отпуск,

отгулы, больничный, в конце концов.

— Ага, а потом за прежнее с новыми силами.

— Ну, не убивать же его? — загрустила Сталеску — данный вариант был бы

оптимальным, но категорически не подходил из морально-этических соображений.

Хотя… очень, очень хотелось Алисе плюнуть и на этику, и на мораль, особенно,

когда на лицо и спеленатую руку подруги смотрела.

Та о чем-то задумалась, с угрюмым выражением исподлобья глядя перед собой. План

Сталеску ей нравился в другом варианте, криминальном. И сердце радовалось от тех

кровавых картинок, что рисовало воображение: разбросанные останки Стокмана по

всему периметру холостяцкого жилья, или сам жив, но изувечен так, что и пластика

не поможет — рука в мойке, нога на люстре…

— Давай наоборот, — предложила очнувшись.

— Что наоборот? — не поняла Сталеску.

— Я подменю заряды. Мне до его домика сто метров. Никто не заметит, на меня не

подумает. А тебя в первую очередь потянуть могут. Составь алиби, с девчонками в

клозете покури, светись везде и весь день, чтоб на каждую минуту был свидетель.

Короче, давай свои патроны, — протянула здоровую руку.

— Люция, не надо тебе в это лезть. Одно дело покараулить, другое в дом офицера

вломиться.

— В том-то и дело, что мне уже хуже не будет, спишут, даже если возьмут. Но не

возьмут, у меня больше возможностей, чем у тебя. Время опять же не меряно. В

любую секунду к нему забегу, а потом на процедуры, и докажи, что я из лазарета

выходила.

— Принято… Примерно без двадцати шесть он выходит, чтоб размяться на плацу,

потом идет домой, приводит себя в порядок и на подъем в казарму, — сообщила

Алиса, вручая подруге гильзы и патрон. — Будь у его дома полшестого. Я подойду,

покараулю. Как будет возвращаться, свистну. Меняй заряды во всех пистолетах,

автоматах, что найдешь. Он аккуратист, оружие исправно чистит, авось до тоннеля

успеет повеселиться. Вставит после чистки обойму и… с Новым годом. Печалью

меньше.

— Угу, — кивнула Маликова, с отрешенным видом зажимая гильзы. — Завтра…

Она вышла на улицу и села на лавку. Настроение было отвратительным: Люция

вызывала острое чувство жалости, а ее угрюмость навевала мысль об окончании поры

дружбы и финише доверительных отношений. Думать об этом не хотелось, но думалось.

— Привет, — качнул ладонью Игнат, подходя к Алисе, и опустился рядом на

скамейку, — Скучаешь.

— Наслаждаюсь передышкой.

— Насчет рапорта не надумала?

— Нет, я уж как-нибудь по-пластунски до финишного окончания срочной. На

сверхсрочную дыхалки не хватит, и так нервы уже не к черту.

— А я слышал другое. Нервы-то у подружки твоей сдали. Как мордочку подправили,

так и….

— Тебя бы туда! — сверкнула глазами Сталеску.

— Ладно, ладно, не шипи, я ж не со злом.

— Тогда не лезь в душу и Люську не трогай…

— А то и мне фейс подправишь, да? — улыбнулся парень примирительно. Взгляд

кристально честный, чистый и доверчивый. Ангел в ботах!

Алиса фыркнула успокаиваясь.

— Гильзы-то пригодились?

— Ага, уже запаковала, отправлю домой с оказией, на память о светлых днях.

— Ну, и хорошо… Ладно, потопал я за фельдшером. Начсвязи что-то приболел.

Бывай.

— Ага, ага, попутного ветра вам в солдатские шаровары.

— Ох, и язва ты, — хохотнул парень, вставая.

Несмотря ни на что, Маликова не подвела. Сталеску лишь подивилась ее ловкости и

профессионализму по вскрытию дверных замков. Хотя после года практики по

вскрытию энергоблоков и банковский сейф ерундой покажется.

Девушка замерла на углу, чутко прислушиваясь к звукам, оглядывая местность.

Минуты текли на удивление быстро, прошло три, четыре, пять. На шестой Люция

выплыла из дома сержанта и, не взглянув на притаившуюся за углом подругу,

направилась в лазарет партизанскими тропами.