точку на жизни Гнездевского поставила. Согласитесь, как бы там ни было, но

именно такой финал справедлив. Должна же Фемида хоть раз снять повязку? А если

вы о сообщниках, соучастниках… Так я сама решила сама и сотворила. Да и не

знала, что буду делать, пока капитана не увидела. Не думала даже…А тут лицо

его, ухмылка… заклинило что-то в голове. Взяла и убила. На автомате. Без

малейшего сомнения. И даже на суде не покаюсь.

— Какой суд, Лиса? — вздохнул Горловский. — Ты агент. Офицер. Трибунал светит.

— Пусть.

- `Пусть'. Ладно, лейтенант, проверю я твой ящик и показания. По голове за

преступления гладить не стану, но и наказывать сильно… Короче, отдыхай, время

покажет, — встал полковник.

— А что с Бэф? — забеспокоилась Алиса.

— С Бэф? — улыбнулся Горловский: ах, как она его сочно — Бэф! — Хм. Отдыхай.

И ушел, не ответив.

Лесс легла на постель, прикрыв глаза рукой: пусть думают, что она спит. Сама же

осторожно оглядела периметр бокса, выявляя устройства слежки, соображая, как

помочь Бэфросиасту. Как он попался, дело третье. После, если доведется

встретиться, узнает. Сейчас его вытащить нужно — не из жалости или иных чувств.

Нет. Всего лишь принести таким образом извинение за свою несдержанность. Да,

только лишь. И ничего больше. Разные у них теперь пути, разные дороги. Каждому,

кто что заслужил. Ему свободу и небо, ей землю и прах. Только б до окна путь

вожаку расчистить, и тогда проблема решена. Об остальном лучше не думать. Не

тревожить душу. Боли ей хватит на всю оставшуюся жизнь. Существование. Но как-нибудь.

Зная, что с друзьями Варн все хорошо, и Бэф не мучается в клетке, не играет роль

подопытного кролика, живет вольно и счастливо.

Не человек? И да, и нет. Не ей судить и не людям. Может, и доживет Обитель Варн

до тех светлых времен, когда человек перестанет видеть лишь то, что ему нравится,

научится понимать и принимать многообразие разумных форм. Пойдет на дружеский

контакт…

И о чем я думаю? — усмехнулась Алиса: человек не всегда способен понять себя,

куда уж другого, тем более, иного. И если уж пойдет на контакт с Варн, то с

автоматом и базукой. На всякий случай, для успокоения собственной души. Чтоб

загнать инакомыслящих в рамки привычных стандартов, для простоты общения, а не

получится, тем же способом избавиться от проблемы, состричь очередью всю

неординарность по гланды. Кто же захочет думать, что это его проблема, а не

оппонента. Не человек, значит, низшее существо. Следовательно, либо слушайся и

повинуйся, либо оставайся мифом и не высовывайся.

Логично. Потому, что привычно.

Алиса вздохнула: `а сама-то разве иначе мыслю? Бэф с асфальтом сровняла, а за

что? За свои мысли. За то, что мне подумалось, а ему и в голову не приходило

сделать… Как же он попал сюда? Неужели за мной полетел?

Разве это сейчас главное? Важно найти способ вытащить его, освободить.

Оптимальным вариантом было бы попросить о встрече с графом и получить высочайшее

разрешение… Но так ей его и дали! К тому же кто может сказать, сколько Лиса

еще проведет часов, дней в боксе под присмотром медперсонала? Придут через сутки

и отконвоируют в камеру. Все. Если Бэф будет сидеть, как птица в клетке, то она,

как змея в террариуме. Видит око и зуб точит, а крыльев нетути.

Придется рискнуть. Впрочем, что она теряет? Сто бед, один ответ.

Алиса решила не мудрить: изобразить контуженную на весь состав мозговых файлов и

открыто пройти по коридорам, наплевав на камеры слежения. План здания однотипен.

Хорошо б Бэфросиаста держали на первом этаже, а не на минус первом, втором,

десятом. Еще лучше, если не в лаборатории, куда Лисе не просто будет пробраться.

И совсем хорошо, если сойдется и то, и другое, помножится на третье — штиль во

всем учреждении.

Авось?

Алиса встала и толкнула двери бокса — не заперто. Взгляд прошел по поверхностям

столов и мониторам. Скрепка, острый электронный карандаш незаметно глазку камеры

перекочевали в руку девушки. Еще шаг, поворот дверной ручки. Удивительное

везение, и эта дверь не заперта. Впрочем, везение ли?

Сталеску осторожно выглянула в коридор: светло, тихо, пусто. `Замечательно.

Будем считать, что звезды снизошли до помощи. Вперед'.

Горловский сидел в кабинете и внимательно изучал досье Рицу:

— Примечательная личность, ничего не скажешь.

И задумчиво уставился перед собой: ему-то, что от графской примечательности?

Ну, любит Рицу Венецию, два раза в год, как на дежурство, летит в лежащий на

воде город, чтоб покормить голубей на площади Сан-Марко. Здорово. И что? Какое

отношение данная странность имеет к криминалу и тем паче к вампиризму?

Ну, кобелек, эротоман. Но даже не извращенец. Никаких вульгарных историй,

особенных пристрастий и экспрессивных изысков. Ни тебе посещения элитных

борделей, групповых случек, случайных связей с инфантильными юнцами и жеманными

гермафродитами. Только женщины и только такие, что и полковник бы не устоял,

отдался бы без размышлений. Агнешка одна, что стоит. Богиня.

Да, можно понять Игната. Смириться с потерей подобной кудесницы, себя не уважать.

А что еще? Прискорбное равнодушие к спортивным состязаниям. Уклонение от любых

вызовов на бой. Зато прямо-таки патологическое пристрастие к живописи и музыке.

Тоска! Оперы, кантаты, симфонии. И хоть бы один рок-концерт посетил или поп-фестиваль!

Биография? Стандарт, чуть разбавленный флером аристократизма: рауты, балы,

фешенебельные клубы. И ни тебе бурных юношеских эскапад, мутных родственников,

афер. Папаша почил вместе с мамашей, оставив отпрыску колоссальную сумму для

благополучного проматывания. Но и это мимо. Ни тебе шика и блеска, кутежей и

попоек. Скромность, но не жадность. На собственный комфорт и женщин денег не

жалеет, но и не усердствует. Милые безделушки дамам, себе самый лучший номер

самой презентабельной гостиницы. Милашкам цветы, себе рубашечку от Гуасон.

А женским обществом далеко не злоупотребляет, наоборот, вроде и пренебрегает. С

Агнешкой три года, до нее француженка Рене Сули — пять лет. Марина Керри —

четыре года. И ни на одной не женился. Вообще не был женат и, судя по всему, не

стремится.

Друзей — никого. Знакомых — много. Всех проверить не один год уйдет. Все в

большинстве своем влиятельные люди из его же круга.

Полковник потер подбородок: у него складывалось впечатление, что кто-то водит

его за нос. Второй раз он изучает досье графа и второй раз у него возникает

ощущение недоговоренности, мутности автобиографии этого знатного щеголя. Словно

спряталось что-то от глаз, как второе дно у озера. И знаешь — есть, а

подтвердить нечем. Даже эхолокация не помогает.