Богохульное слово прозвучало. А богохульство есть наитягчайший из всех грехов, поскольку это оскорбление наивысшего из всех существ - Бога Всемогущего. Лютер поведал об этом Штаупицу, на что тот ответил: "Ich verstehe es nicht!" - "Я этого не понимаю!" В таком случае не был ли Лютер единственным в мире, кто испытывал подобные страдания? Неужели сам Штаупиц никогда не подвергался такому испытанию? "Нет, - ответил тот, - но я полагаю, что вы упиваетесь им". Он совершенно определенно подозревал, что находит удовлетворение в своих сомнениях. Ободрить его Штаупиц мог лишь напоминанием о том, что кровь Христова была пролита во оставление грехов. Но Лютер был слишком поглощен картиной Христа-Отмстителя, чтобы утешиться мыслью о Христе-Искупителе.

Штаупиц попытался найти какое-то действенное средство, способное исцелить этот пребывающий в сомнениях дух. Он распознал в Лютере человека, в котором сочетались нравственная честность, тонкое ощущение религиозных проблем и необычайная одаренность. Невозможно было понять, почему столь неотвязно и остро он мучается сомнениями. Ни обычная логика, ни утешения не помогали. Однажды, беседуя под грушевым деревом в саду августинского монастыря (Лютер всегда с теплотой вспоминал эту грушу), викарий сообщил брату Мартину о том, что ему следует учиться для получения докторской степени, что он должен проповедовать и возглавить кафедру библейских исследований в университете. Потрясенный Лютер привел пятнадцать доводов в пользу того, что он не может на это согласиться. Все вместе эти доводы говорили, что он просто не выдержит такого объема работы. "Ничего, - сказал Штаупиц, - у Бога много работы для умного человека на небесах".

Потрясение Лютера было вполне понятным, поскольку сделанное Штаупицем предложение казалось не просто смелым, но безрассудным. Назначить молодого, находящегося на грани нервного срыва под тяжестью неразрешенных религиозных проблем человека преподавателем, проповедником и наставником для больных душ! Штаупиц фактически говорил: "Врач, исцели себя, исцеляя других". Должно быть, он почувствовал в Лютере здоровую основу. Будучи ответственным за исцеление душ, Лютер вынужден будет ради их блага от угроз обратиться к обетованиям, и благодать, которую он станет призывать на других, распространится также и на него.

Штаупиц также знал, что Лютеру поможет и предмет, который ему предстоит изучить. Предложенную ему кафедру библейских исследований ранее возглавлял сам Штаупиц. Есть искушение представить дело так, будто он ушел в отставку, чтобы ненавязчиво побудить своего пребывающего в смятении брата к исследованию основной Книги его религии. Можно лишь удивляться тому, почему эта мысль не пришла в голову самому Лютеру. Причина же этого не в недоступности Библии, но в том, что Лютер изучал тот курс, который был ему предписан, а Библия не воспринималась как вершина богословского образования.

Тем не менее всякий, кто стремится раскрыть тайну христианства, неизбежно приходит к Библии, поскольку христианство основано на том, что происходило в прошлом,- на воплощении Бога во Христе в определенный момент в истории. Это событие отражает Библия.

Соприкосновение с Евангелием

Лютер погрузился в изучение и толкование Писания. 1 августа 1513 года он приступил к чтению лекций по Псалтири. Осенью 1515 года Лютер читал курс по Посланию Павла к Римлянам. Послание к Галатам стало предметом исследования в 1516 - 1517-е годы. Эти исследования оказались для Лютера его дорогой в Дамаск. Третий важнейший религиозный кризис, который избавил его от сомнений, был подобен тихому, слабому голосу по сравнению с землетрясением первого кризиса, случившегося во время грозы под Штоттернгеймом, и пламенем второго потрясения, которое охватило Лютера, когда он служил свою первую мессу. No coup de foudre - третий кризис не был вызван ни небесными явлениями, ни религиозной церемонией. И произошло это третье потрясение не в страшную бурю на пустынной дороге и даже не перед святым алтарем, но в одной из келий башни августинского монастыря. Проблемы Лютера оказались решены во время исполнения повседневных обязанностей.

Библия Лютера

Первые свои лекции он прочел по Псалтири. Здесь уместно упомянуть о его методе подхода к Псалтири и к Ветхому Завету в целом. Для Лютера и для его времени это была христианская книга, предвозвещавшая жизнь и смерть Искупителя.

Вне всяких сомнений, речь шла о Христе, когда, читая 21-й псалом, во втором его стихе Лютер увидел слова, произнесенные умиравшим на кресте Христом: "Боже мой! Боже мой! Для чего Ты оставил Меня?" Что это должно означать? Совершенно очевидно, что Христос ощущал Себя оставленным, покинутым Богом, забытым. Христос также был Anfechtungen - искушаем. Сам Христос испытал полную оставленность, которую, по словам Лютера, невозможно было вынести и десятую долю часа и не погибнуть при этом. Отвергнутый людьми. Он был отвергнут также и Богом. Насколько же больнее осознание этого ранило Его, чем плети, шипы и гвозди! В Гефсимании кровавый пот выступил на теле Христа, чего не случилось даже на кресте. Нисхождение Христа в преисподнюю было не чем иным, как ощущением отчужденности от Бога. Христос перенес те же страдания, что и Лютер, или, точнее, Лютер пережил страдания, через которые прошел Христос. Подобное пережил и Альбрехт Дюрер, изобразивший себя в образе Мужа Скорбей.

Но отчего Христу надлежало познать такое отчаяние? Лютер хорошо знал, по какой причине отчаяние охватывало его: он был слаб в присутствии Всемогущего; он был запятнан в присутствии Святого; он оскорбил своим богохульством Бога-Вседержителя. Но Христос не был слаб; Христос не был запятнан; Христос не богохульствовал. Тогда почему такое отчаяние должно было страшной тяжестью обрушиться на Него? И единственный ответ мог заключаться в том, что Христос взял на Себя все наши беззакония. Безгрешный "ради нас стал грехом" и до такой степени отождествил Себя с нами, что разделил и наше отчуждение. Бывший воистину Человеком, Он так полно ощущал Свою общность с человечеством, что вместе с людьми ощутил отделенность от Всесвятого. Сколь иным представал теперь Христос! 1де же, в таком случае. Судия, Который, восседая на радуге, готовится судить грешников? Он - воистину Судия. Он должен судить - подобно тому, как истина судит заблуждение и как свет судит тьму, - но в Своем суде Христос страдает вместе с теми, кого Ему предстоит осудить, поэтому Он ощущает и Себя объектом осуждения. Судия на радуге предстал Отверженным на кресте.

Из этого и возникала иная картина Бога. Бесстрашный является также и Всемилостивейшим. Гнев и любовь соединились на кресте. Злодеяния греха нельзя ни отвергнуть, ни простить; но Бог, желающий не погибели грешника, но чтобы тот обратился и жил, обрел примирение в муках горькой смерти. Суть не в том, будто Сын Своей жертвой умилостивил гневного Отца; и не в том, что Господь Своей самоотверженной благостью возместил нашу несостоятельность. Главное же, что неким непостижимым образом в полном одиночестве оставленного Христа Бог смог примирить мир с Собой. Это вовсе не означает, что тайна разрешилась. И сейчас густая мгла временами окутывает Бога. Возникает ощущение, будто существует два Бога: непостижимый Бог, пути Которого неведомы; и Бог, Который раскрыл нам Себя во Христе. Он и сейчас всепоглощающий огонь, но цель Его горения состоит в том, чтобы очищать, исправлять и исцелять. Перед нами не Бог праздных капризов, поскольку крест еще не последнее слово. Тот, Кто отдал Сына Своего на смерть, также и воскресил Его. Он воскресит вместе с Сыном и нас, если мы вместе с Ним умрем во грехе, чтобы иметь возможность восстать к новой жизни.

Кто способен это постигнуть? Философии тут недостаточно. Лишь верою можно проникнуть в столь высокую тайну. В кресте есть неразумность, скрытая от премудрых и рассудительных. Оставьте разум. Он не способен уяснить, что "Бог скрывает силу Свою в слабости, мудрость Свою в неразумности, благость Свою в суровости, справедливость Свою во грехе, милость Свою во гневе".