— В нашем доме я буду от нее на той дистанции, которую она хочет.

— Но она так не хочет. Если это произойдет, это не значит, что она исчезнет навсегда, вовсе нет. Это просто значит, что в настоящий момент она поступает так.

— Не знаю, как мне удастся выжить, но это мои проблемы.

— Ну, мы завтра утром встретимся здесь, что бы ни случилось.

— Она уже уехала?

— Нет, я ее сейчас приведу. А потом мы сможем сесть и спокойно поговорить.

— Ладно, это худшее, что со мной могло сейчас произойти. У меня не осталось никаких вариантов.

— Нет, остались, мы завтра встретимся и обсудим варианты.

— Она сказала, когда собирается это сделать?

— Я предложил ей уехать как можно быстрее, раз уж она себя так чувствует, — помолчав, ответил терапевт.

— Хорошо, но мне нужна хоть какая-то поддержка.

— Этим мы с вами и займемся.

— А что в остальные двадцать четыре часа — двадцать три? Когда вокруг реальный мир, понимаете, — сняв очки, Генри начал всхлипывать, вытирая глаза ладонью. — Я как ребенок, простите меня, ладно?

— Любому было бы трудно.

— Знаю. Но другие как-то улаживают свои дела.

— Я говорю не о других, я говорю о вас. Для вас наступил тяжелый период.

Терапевт начал буквально загонять мужчину в угол комнаты. Тот метался, а терапевт ненароком становился на его пути так, что мужчина постепенно оказался в углу. В течение нескольких минут он казался слегка сошедшим с ума, а затем ограничение свободы движений позволило ему собраться.

— Я думаю, если ей требуется больше пространства, — заговорил муж, — я могу дать ей это в нашем доме. Просто, когда она дома…

— Это то, что вы хотите, Генри, но сейчас вам вряд ли удастся заставить жизнь идти по-вашему. Но, как вы говорили, у вас есть план, что надо делать.

— Да, но у меня нет вариантов, вы же видите. Сейчас у меня просто нет вариантов. Это просто катастрофа, по всем направлениям. С этим я еще не сталкивался, — пока он это говорил, он был физически загнан в угол. Растерянный вид сменился задумчивостью и более человеческим выражением лица.

— Что вы имеете в виду?

— То, как все будет без нее, понимаете. Если я потеряю и работу, и ее. Я знаю, что сейчас я не в том состоянии, чтобы найти работу. И тогда я ничто.

— У вас есть я, Генри, — сказал терапевт, жестом предложив сесть. — Я помогу вам выкарабкаться.

— Но я живу двадцать четыре часа в сутки, — сказал муж. Его поведение изменилось, и он уже казался вполне нормальным. — Я ценю, что вы — кстати, вы мне чисто по-человечески нравитесь, жена знает. Но как я уже сказал, в данный момент, если это произойдет, это выше моих сил…

— Я схожу за вашей женой, — предложил терапевт и вышел из комнаты.

Вернувшись через несколько минут, терапевт и жена сели. Терапевт обратился к жене:

— Я рассказал Генри о том, что вы чувствуете, и о решении, которое вы приняли, чтобы создать между вами некоторую дистанцию. Я не знаю, сколько это продлится или как пойдут дела. Это зависит от множества вещей.

— Я не знаю… не знаю как, — и муж заплакал, с упреком глядя на жену. Жена тоже начала плакать.

— Прости меня, — снова заговорил муж. — Ты знаешь, то, что происходит, я не нахожу ответа…

— Вы не находите ответа на что? — спросил терапевт после краткой паузы.

— Я могу обойтись без секса с ней. Могу предоставить тебе больше места в доме. Только останься. Пусть в доме будет кто-то, к кому я могу возвращаться по вечерам, — и он снова заплакал.

— Вы можете сказать Генри, где вы будете? — обратился терапевт к жене.

— Да, у отца.

— Мне не надо твоей жалости, мне твоя любовь нужна, — воскликнул муж. — Я в безвыходном положении.

— Хорошо, — заметил терапевт. — Один выход у вас есть.

— Какой это?

— Вы можете понять, что между вами просто существует расстояние, ваша жена уехала на какое-то время в другое место. Понять, что вы знаете, где найти ее.

— Это уход от проблемы. Мне это ничего не дает. Все, это конец всему.

— Генри, — сказала жена, — я думала, что мы сможем жить вместе, пока развод не закончится, но так не получается.

— Почему не получается?

— Потому что это как… как с матерью, которая должна отпустить своих детей. Быть с тобой мне все тяжелее и тяжелее. Как сегодня утром, это просто болезненно. Ты подошел, обнял меня, и я чувствую, что сама тебя обнимаю. Я к тебе неравнодушна. Но когда ты уехал, я поняла, что это неправильно. Вся ситуация неправильная. Мне хочется быть любимой, и все, что ты сейчас делаешь… целуешь меня, обнимаешь, — она вздохнула.

— Я думаю, ты хочешь мне сказать, что не только решилась на развод, но и проведешь его, живя у родителей. Продашь дом, отдашь мою долю или что там, мне совершенно все равно. То есть начнешь новую жизнь, как только захлопнешь за собой дверь. Но при этом пытаешься создать у меня пустые надежды, просто чтобы я не умер, раздавленный.

— Знаете, а это вы ей зря приписываете, — вступил терапевт.

— Мне так не кажется.

— Однако именно это вы и делаете. А теперь давайте, Генри, расставим по порядку то, что вы наговорили, — терапевт повернулся к жене. — Итак, вы намерены отправиться к маме и оставаться там до конца развода? — она кивнула, и терапевт продолжал: — Хорошо. Вы намерены повесить на дом объявление о продаже, продать его и отдать Генри его долю, о которой он не желает и слышать? Я правильно изложил? — дождавшись кивка, он продолжил: — В ваши намерения входит лишить его всех надежд? Кстати, я не знаю, что он под этим подразумевает.

— Надежд на примирение, — сказал муж. — Надежду на то, что развод затухнет еще до окончательного решения.

— Существует ли вероятность примирения до окончания бракоразводного процесса при условии, что он изменится?

— Я не верю, что он может действительно измениться, — ответила жена.

— То есть вы говорите, что он должен продемонстрировать вам свои изменения в течение некоторого периода времени.

— Именно так. Причем длительного.

— Хорошо, а как продемонстрировать? — спросил муж. — Другими словами, ты говоришь о длительном периоде времени уже после развода, продажи дома, всего остального.

— Да, возможно. Да.

— Хорошо, а до развода? Если ты уедешь к матери, чего ты от меня ждешь?

— У тебя есть над чем подумать: Декстер и Анабель.

— Забудь об этом, — заявил муж. — Я — пас, забудь об этом, я не смогу с ними видеться после развода, вот так я чувствую.

— Ладно, можете чувствовать, что хотите, — возразил терапевт, — но у вас все еще есть Декстер и Анабель.

— Этого не достаточно.

— Подождите, — напомнил терапевт. — Два дня назад вы изъявили готовность проводить время с детьми и всячески выказывали желание быть им отцом, что, собственно, и было частью требований вашей жены.

— Это отдельная проблема, — возразил муж. — Я так себя и видел, и делал это, но мне сейчас и подумать об этом трудно. Когда тебя нет в доме, а я приезжаю и забираю их, нет, после твоего ухода мне это просто не по силам.

— Значит, ты говоришь, — гневно спросила жена, — что после моего ухода для тебя все кончено. Они тебе до лампочки.

— Я не играю на твоих чувствах, — сказал муж. — Я знаю, как только ты уйдешь, ты будешь оформлять развод. Дом уйдет, дети, после этого мне все до лампочки. Все. После тебя — пустота. Это конец. Все, точка, — он обернулся к терапевту. — Я собирался просить у вас профессионального совета, или транквилизаторов, или что там. Я бы попробовал, но с ней. Я буду это делать, но с ней. Завтра брошу пить, хорошо, но мне нужна причина. Я имею в виду, что мне нужно хоть что-то. Хоть какое-то облегчение.

— Хорошо, сейчас ваша жена сказала, что это не только ваша проблема. Вы должны привыкнуть ко многому, но и ей придется привыкнуть ко многому. У вас есть сын, симпатичный мальчишка, у вас есть дочь, очень активная, чувствительная девочка. Вы им будете очень нужны, — так как муж попытался перебить, терапевт остановил его: — Позвольте мне закончить. Вы собирались у меня просить профессионального совета, а сейчас пытаетесь посоветовать мне. Ваша жена тоже считает, что вы очень значимый человек и абсолютно необходимы детям. Я предлагаю вам не пить, не принимать таблеток, и пусть ваша жена делает то, что собралась: пакует вещи, берет детей и отправляется к родителям. А завтра вечером сходите куда-нибудь вместе поужинать.