Но в каких отношениях стоял Павел к первобытному кружку Апостолов? То обстоятельство, что он прямо Христом был призван, без всякого человеческого посредства, и сам по себе, по-своему, мог проповедовать о Воскресшем, равно как блестящий успех его деятельности ставят его апостольское достоинство выше всякого сомнения. Но при этом или выбор Матфия на место предателя (Деян. 1, 15 и д. ) нужно считать недействительным, или должно опустить и отвергнуть необходимость и символическое значение числа двенадцати, или, наконец, здесь нужно принять недостаточно уясненною особенность и независимость божественного домостроительства. Символическое значение в числе «двенадцать» ни в каком случае нельзя и не следует отвергать, потому что оно ясно выставлено Самим Христом (Матф. 19, 28 и Лук. 22, 30), еще и потому, что и в Апокалипсисе (21, 14) упоминается только двенадцать апостолов Агнца. Но если сказать, что число двенадцать обнимает собственно только апостолов для проповеди иудеям, а Павел есть тринадцатый, как самостоятельный Апостол, предназначенный на деятельность в мире языческом, то это уже и потому не совсем основательно, что, с одной стороны, Павел действовал также и между иудеями (сн. Деян. 9, 15), а с другой — Петр и Иоанн впоследствии времени действовали также между язычниками, как Павел. Да вообще-то двенадцать колен Израилевых представляют тип не одной какой-нибудь части, но всей Христовой Церкви. Оттого-то другие решились на несколько смелое и резкое предположение, именно: в выборе Матфия — видеть благовидную торопливость. В пользу этого можно привести 1) то, что выбор этот совершился до сошествия или излияния Святого Духа на апостолов, следовательно, прежде их озарения и боговдохновенности; 2) то, что он происходил без всякого повеления Христова, только по предложению Петра и при чисто человеческом посредстве; 3) что Матфий впоследствии нигде ни разу не упоминается, между тем как Павел — этот, призванный непосредственно Самим Господом, без ведома или не по мысли учеников, орган потрудился более всех других апостолов (1 Кор. 15, 10; 2 Кор. 11, 23). Но, с другой стороны, против этого включения Павла в число двенадцати говорит то, что он сам свое апостольское достоинство нигде не основывает на открывшейся в первенствующем сонме апостолов вакансии, вследствие предательства Иуды или вследствие мученической кончины Иакова Старшего, но производит его прямо от Христа и особенно в послании к Галатам противопоставляет его, как самостоятельное и однородное авторитету старших апостолов. Во всяком случае, так ли дело было или иначе, а весь ход призвания, положение и деятельность апостола Павла имеют нечто необыкновенное, чего нельзя ввести в механизм установленного порядка. Оттого-то он всегда и был главным авторитетом и представителем проявлений более свободного воззрения на Церковь, ее учение и жизнь.

Наконец, что касается хронологии, то из всех определений времени обращения апостола Павла, имеющих разницу в десяти годах (от 31-го, как Бенгель, до 41-го, как принимает Вурм ), нам кажется, больше всех имеет за себя то, которое относит это событие к 37 году по Рождестве Христовом (Апостол Павел. С. -Петербург. 1863 г., стр. 7).

О том, что обращение Апостола Павла нельзя объяснить естественным образом

Иннокентия, Архиеп. Херсонского.

Обращение Павла есть одно из необыкновеннейших событий, коими прославилась Церковь апостольская: посему-то св. отцы столь часто воспоминали о нем и с таким удовольствием углублялись в него размышлением. Оно служит утешительным примером для всех грешников, особенно тех, кои имели несчастие питать ревность по Боге, без рассуждения, и в то же время есть одно из самых ощутительных доказательств божественности христианской религии. Тем прискорбнее для сердца христианина, когда он находит, что в наши времена некоторые из так называемых христианских философов покушаются чудесное обращение апостола Павла изъяснить естественным образом. И пусть изъяснения их были бы действительно естественны: напротив, они столько принужденны, изысканны, нелепы, что едва ли бы могли заслужить одобрение от врагов Павловых — иудеев.

Весьма вероятно, так думают те, кои мудрствуют паче, нежели подобает мудрствовати, что Савл после смерти Стефана начал сомневаться в справедливости гонения, воздвигнутого на христиан. На пути в Дамаск сие сомнение еще более усилилось. «Что, — размышлял он, — если христиане невинны; если правда все то что они повествуют о Иисусе Христе, если сей Иисус, мною гонимый, есть действительно Мессия? Чего должны ожидать враги Его, чего должен ожидать я? О, если бы Он явился мне и уверил меня в Своей божественности! Я немедленно сделался бы христианином». Когда душа Павла наполнена была сими мыслями, вдруг нашло облако, ударил гром, и Савл, ослепленный молнией, повергся на землю. Поелику же иудеи почитали гром за некоторый вид божественного откровения, коего смысл изъясняли сообразно состоянию своего духа; то сие естественное происшествие было почтено Савлом за божественное откровение. Ему показалось, что он видит Самого Иисуса Христа и беседует с Ним, между тем как сия беседа была не что иное, как разглагольствование его с собственной совестью. Решившись вследствие сего явления обратиться ко Христу, он достигает Дамаска, вступает в сообщество с христианами и, узнав основательнее святость и чистоту их учения, принимает крещение.

Изъяснение сие, сколько ни стараются придать ему вид правдоподобия, никак не может быть соглашено с историческими сказаниями о Павловом обращении, основывается на недоказанных предположениях и опровергает само себя.

1. Несогласно с историческими сказаниями. а) Павел говорит (Деян. 26, 14), что он слышал голос, говорящий на языке еврейском: это непререкаемая черта действительного разговора с действительным лицом; ибо гром не может говорить ни по-еврейски, ни на другом каком-либо языке: это нелепость! С другой стороны, нельзя сказать, чтобы Павел размышлял сам с собою на еврейском языке: это также нелепость! б) Павел сказывает (Деян. 9, 7), что спутники его голос слышали, но никого не видали. Если под голосом разумеется гром, то слова: никого не видали, будут совершенно лишние, ибо кто, слыша гром, будет говорить, что это говорит какое-либо лицо? Если же голос, слышанный Павлом, был такого свойства, что в спутниках его должен был возбудить понятие о лице говорящем, то это верный знак, что сей голос был членораздельный, сходный с голосом человеческим. в) Павел весьма подробно описывает явление Иисуса Христа, замечает место и время, в который оно случилось; как бы не упомянуть ему и о том, что голос (Деян. 9, 3; 22, 6), говорящий с ним, выходил из облака? Напротив, он утверждает, что это случилось внезапно (εξαίφνης) в полуденное время, когда, то есть, небо было совершенно чисто и нельзя было ожидать подобного явления с неба, г) Когда удары громовые упадают близко к человеку, то в таком случае звук следует непосредственно за светом; но Павел увидел сначала свет, потом уже, павши на землю, услышал голос. Если же удар пал в довольном расстоянии от Савла, то не мог повредить его зрения. д) В 9, 7 Деяний говорится, что спутники Павловы голос слышали; а в 12, 9 написано, что они не слыхали слов Того, Кто говорил с Савлом. Таковое противоречие останется неразъяснимым, если под голосом будем разуметь гром. Ибо в таком случае: не слыхать, значит, просто не слышать, не ощущать слухом; но можно ли вместе и слышать и не слышать? Но сие противоречие исчезает само собою, когда голос, слышанный Павлом, принимаем за голос членораздельный; ибо спутники могли слышать звук слов и не понимать их значения: таким образом о них можно было сказать, что они и слышали голос и не слыхали.

2. Основывается на недоказанных предложениях. Мысль, что Савл перед путешествием в Дамаск начал колебаться в своей приверженности к иудейству, раскаиваться в жестокостях, оказанных христианам, есть произвольная догадка, противоречащая истории. Ибо в каком расположении духа он отправился в Дамаск? — Дыша угрозами и убийством на учеников Господних (Деян. 9, 1). Это ли признак человека, начинающего приходить в раскаяние? В продолжение путешествия не было случая переменить ему свой образ мыслей. Из вопроса, сделанного им Иисусу Христу: кто ты, Господи?  — видно, что он непосредственно перед сим совсем не думал, как предполагается, о Иисусе Христе. Иначе упрек Спасителя: что Ты Меня гонишь? тотчас пробудил бы в душе его мысль, что это Иисус, им гонимый.