— Пока не болят. — мурлыкнула я.

— А магия как?

— Отвратительно. — Я тяжело вздохнула. — Все силы идут на лечение. Я сейчас слаба, как котенок. — И мурлычу, когда за ушком чешут, также. — Но, если надо, могу отрезать путь силы и магически буду в порядке недели через две, а колдовать смогу через пару дней. Понемногу. Но тогда я не выздоровею.

— А если так, когда выздоровеешь?

— Не скоро.

— Понятно. — Я повернула голову и посмотрела на Ворона. Тот мрачно смотрел на огонь.

— Ворон, если надо, я в состоянии сидеть на лошади.

Золотокожий перевел взгляд на меня и улыбнулся. Рука его глубже закопалась в волосы и снова повернула голову набок.

— Лежи уж.

— Не люблю я людей подводить. — Хмуро заметила я. — Да и нелюдей тоже.

— А ты и не подводишь. Успокойся.

Легко сказать, но трудно сделать. Тем более, что я была не просто слабой, а абсолютно беспомощной. От этого чувства было в свое время нелегко отвыкнуть, а привыкать к нему снова совсем не хотелось. Самоедство — вещь занимательная. Я и не заметила, как пришла Ирбис. Белый зверь вбежал в пещеру и рык вырвался из видоизмененного горла.

— А я дров нашла! Немного правда. — Снежный барс скинул груду обломков и встряхнулся. Во все стороны полетели куски слежавшегося на шерсти снега.

— Ирбис! — рявкнули мы втроем. Мне-то хорошо — я спряталась в одеяла, а парням досталось.

— Ой! Простите! — прошептала оборотень. — Я нечаянно…

— За нечаянно бьют отчаянно. — Мрачно пошутил Шакал, отряхиваясь.

Большой зверь только фыркнул и завалился на бок рядом со мной.

— Айри, ты как? — Оборотень стрельнула глазами по мне, Ворону, и руке, которая перебирала мне пряди, и весело сощурилась.

— Пока помирать не собираюсь. — Я проигнорировала двусмысленность вопроса и сделала невинное лицо. — Мазь еще действует, так что ничего не болит.

Ирбис перевела взгляд на брата. Из-за любопытства пришлось снова менять положение, но золотокожий только загадочно ухмылялся.

Шакал наконец-то отложил меч, а то неизменное «вжик-вжик» последние два часа начинало уже раздражать. Зашипело положенное на угли мясо. Все замолчали.

— Айри?

— А? — хитрый взгляд Ирбис не предвещал ничего хорошего.

— Расскажи что-нибудь!

Все трое уставились на меня предвкушающими глазами.

— Я ничего не знаю!

— Да ладно тебе!

— Да не знаю я, что рассказать!

— Расскажи… — ребята задумались. Периодически перемежая молчание междометиями:

— А… нет не очень (бормотание).

— Может? Тоже не подходит (озабоченное хмыканье).

— О! Нет…

Наконец Шакал выдал осмысленную фразу:

— Ты знаешь, — медленно проговорил он. — Мне всегда было интересно, как устроены миры. В смысле, все знают, что их много, и что между ними можно перемещаться, и все.

— Что о них можно рассказать?

— Ну… мы всегда видим миры изнутри, а какие они снаружи не знаем…

— Вы не знаете теории происхождения миров?! — Тут я просто выпучила глаза от изумления.

Трое моих спутников отрицательно замотали головами.

— Что ж. Такие пробелы надо пополнять. — Я нехотя поднялась с колен Ворона и оперлась на стену. Пошевелила пальцами, не зная с чего начать.

— … Рассказ это искусство, милая. Рассказывать красиво не сложно. Заставить слушателей почувствовать рассказанное неимоверно трудно. Надо знать, с чего начать, и когда закончить. Так, чтобы рассказ захватил слушателя с первого мгновения и оборвался, оставив незаконченные мысли. И тут у тебя есть преимущество. Какое?

— Магия? — Поколебавшись, спрашиваю я.

Учитель довольно улыбается и прищелкивает клювом.

— Именно. А точнее иллюзии. Иллюзия это художественно искусство мага. Покажи, что ты рассказываешь, если это история, рассказ, доклад, не важно. Всем запомнится твоя красивый голос, звучащий из-за тумана. Озвучь самые страшные моменты детской страшилки и дети будут дрожать под одеялами и навсегда запомнят, что водяника из колодца злить нельзя или что ночью в лесу живут голодные зубастые волки. — Над ухом глухо щелкнули зубы и я не вольно вздрогнула. Учитель улыбнулся. — Далеко не все маги обладают искусством иллюзий. Это как талант художника — есть или нет. Честно, милая, я никогда не понимал, в чем тут сложность. Для меня это так же обычно, как и дышать. Я использую иллюзии, не вдумываясь в то, что я делаю. Но объяснить это можно… как проектирование своих мыслей на пустое пространство или поверхность. Мысли должны быть четкие, ты должна знать, чего ты хочешь…

Учитель — мастер иллюзий. Его голос можно было слушать часами.

— Представьте себе огромное пустое пространство. — В пещеру натянуло белого иллюзорного тумана. — Когда-то существовал один единственный мир. — Между нами повис большой синий шар. — Никто не знает, сколько он просуществовал, может миллиард, может сотни миллиардов лет. Никто не знает, кто там жил. Может люди. Может драконы, эльфы, оборотни. Нов один миг мир взорвался, разлетелся на сотни, тысячи осколков. — Взрыв сотряс пещеру, мои спутники невольно отшатнулись. — И из этих осколков начали образовываться новые миры. Они или росли, или оставались маленькими, закрывались или наоборот, ловили из окружающего пространства любую пыль. — Разлетевшиеся осколки начали кружиться по пещере, постепенно округляясь и замедляя ход. Наконец они остановились, представляя собой много хрустальных шаров, сверкавших разными огнями. — Их образовалось очень много. Некоторые расположились гроздьями. Некоторые поодиночке. Мы, кстати, находимся в Тистинской грозди миров. Она насчитывает около пяти десятков миров. И мало кто из живущих тут путешествовал за ее пределы. Переходя из мира в мир мы на некоторое время, определяемое нашей силой, вспарываем ткань пространства, в том месте, где соприкасаются две вселенные. — Память подкинула картину которая тут же отразилась на иллюзии: Шакал, раскинувший руки, а перед ни высокий столб голубой клубящейся дымки. Северный ветер треплет волосы, обдувая безымянный остров в океане, усеянный костями давно умерших. Видение сверкнуло и исчезло, подчиняясь рассказу. — В таких местах ткань пространства истощается и дает возможность ее порвать. В других местах он невероятно прочна и разрыв ее в другом месте грозит уничтожением мира. Бывали такие могущественные маги, которые разрывали миры. Пустота междумирья высасывала такие миры, как яйцо, оставляя только пустые скорлупки. А высосанные миры переродились в пещеры, которые разрослись и охватывают сейчас большую часть междумирья. Есть такие миры к которым кроме как по пещерам Бьярни, как их еще называют, не пройти. Там царит вечный мрак, а те маги и существа из уничтоженных миров… они, по крайней мере многие, до сих пор живы, превратившись в чудовищ, которым место только в междумирье. — Некоторые из шаров вспыхнули и исчезли в маленьких взрывах, растаскивая в разные стороны иллюзорные осколки. А потом из некоторых из них образовались отростки, быстро охватившие большую часть миров. — Есть вселенные, наверно есть, этого никто не знает, до которых не доходят даже пещеры. Расстояние между такими мирами настолько велико, что Бьярни не чувствуют их. — Изображение резко уменьшилось и в другом конце пещеры вспыхнул звездочкой закрытый мир.

— Пещеры могут чувствовать? — Ирбис. Глаза блестят и широко распахнуты.

— Предположительно да. Неизвестно ни одного туннеля или каскада пещер, который ведет в тупик.

Я замолчала ненадолго, а потом решительно развеяла иллюзию. Мои спутники удивленно заморгали и требовательно посмотрели на меня.

— Все. — Я развела руками. — Лекция закончена.

— Ну! Айри, расскажи еще что-нибудь!

— Ребят, даже если б хотела, не могу. Сил нет.

Все моментально потупились и спешно завели новый разговор. На совершенно глупую тему. Постепенно, правда, он перетек в нормальное русло.

Знаете, вести долгий неспешный разговор, под аккомпанемент гулкого ветра и треска углей, глядя на рождающиеся и помирающие языки пламени потрясающе. Не остается ничего лишнего, с людей слезает вся шелуха, очищать которую можно годами. Именно в таких разговорах узнаешь людей.