Что до Салтана, то дураку ясно, что все эти истории с подменой гонцов – туфта и пропаганда; на самом деле жену он закатал в бочку сам, закамуфлировав это для приличия как «перегибы на местах», ошибки оставшихся на царстве бояр. Если бы это было иначе, ткачиха с поварихой и Бабарихой по возвращении Салтана с войны были бы развешены на деревьях за госизмену и покушение на жизнь царицы и наследника. А вместо этого они до самого конца заседали в тронном зале в качестве чуть ли не главных государственных советниц, чей голос почти всегда оказывается решающим.

Почему он это сделал? Вероятнее всего, у него всё-таки вышел конфликт с Гвидоновой мамой, которая требовала от него супружеской верности, а он был бабник, пьяница и раздолбай – об этом нам рассказывают всю сказку, начиная от самой первой сцены, где он, будучи царём, занимается тем, что торчит у девок под окнами, и заканчивая финалом, где его несут «спать вполпьяна». Да и после возвращения с войны он, оставшись без жены, думает в основном о том, куда бы прошвырнуться, без конца допрашивая купцов и девок об одном и том же – «какое в свете чудо». Окончательным же штрихом к портрету сего самодержца является тот факт, что ни белка с изумрудами, ни богатыри Черномора его не заинтересовали – на вояж он решился только после рассказа про царевну-лебедь.

В итоге основной сюжет сказки свёлся к конкуренции двух дамских коллективов – Лебеди со свекровью против Бабарихи с ударницами производства – за благосклонность Салтана. Борьба эта была тем более драматичной, что каждая из сторон обладала чудовищными возможностями по управлению самой реальностью мира.

Ясно ведь, что баба Бабариха – тоже ведьма, и очень высокого класса. Иначе откуда бы она знала и про белку, и про богатырей, да и про саму Лебедь? И ведь это она всё время требовала убить муху (комара, шмеля) – Гвидона! Дикость ведь: вместо того, чтобы помогать укушенной, вся кодла гоняется за по дворцу за насекомым… Но бабка знала, что делала и против кого играла. Впрочем, Лебедь была не лучше, из раза в раз посылая Гвидона калечить несчастных девиц. И он систематически их уродовал – из чего понятно, что Салтан попросту сделал ткачиху с поварихой своими любовницами, и их надо было обязательно изувечить, чтобы они потеряли на него влияние. Бабку-то он, заметим, увечить не стал! Отнюдь не из гуманизма, как нам пытается представить Пушкин: просто Гвидону важнее было представить её в смешном виде, чем вызвать у царя к ней жалость.

Однако физическое противостояние – это только один аспект борьбы. Гораздо интереснее – борьба за контроль над пространством. Салтана всё время влекло к острову Буяну колдовским магнитом, и именно это бабка осознавала как главную угрозу. А потому она всё время расширяла его представления о реальности, указывая на «другие» чудеса, существующие в других местах мира. Лебедь же, в свою очередь, замыкала пространство на этот остров – как в лужицкой сказке про Крабата, где любая дорога от чёрной мельницы приводит в конечном итоге к ней же. И в этом переигрывала бабку: всё время оказывалось, что за чем бы ты ни отправился, ехать всё равно нужно на остров Буян.

Бабариха осознала своё поражение гораздо раньше, чем оно произошло де-факто: собственно говоря, в тот момент, когда окривела последняя из её протеже на ложе Салтана. Ничем иным нельзя объяснить её последний отчаянный жест – когда она пытается создать соперничество между отцом и сыном за Лебедь, указывая её в качестве очередного «дива», которое бывает «где-то за морем». Но и этот план терпит неудачу: Лебедь в ответ форсирует события, открывшись Гвидону и женив его на себе, причём на собственных условиях. Заметим, как она, ещё даже до того, как явиться во всей силе своей колдовской красоты, уже диктует Гвидону, «кто в доме хозяин»: вся эта телега про то, что «жена не рукавица» и т.д. Казалось бы: когда это Гвидон давал ей поводы сомневаться в своей лояльности? Разве что в том смысле, что он (неизбежная участь единственного сына у матери-одиночки) был патентованным маменькиным сынком. Из таких, собственно, и выходят послушные мужья – если, разумеется, удаётся вырвать чадо из-под материной опеки.

В итоге Лебедь полностью восторжествовала: мамаша отправилась в царство к папаше, Гвидон – наследный принц Салтанова царства – остался с ней на её территории и под «охраной» её родственников, по гроб жизни ей обязанный буквально всем. Занавес.

Сказка о золотом петушке – это на самом деле сказка про нашу Перестройку. Точнее – рассказ о «феминных» методах уничтожения военно-политического противника, которые задействуются тогда, когда он непобедим военными средствами.

Что такое «золотой петушок»? По сути, это система раннего оповещения о возможных военных угрозах, вроде системы ПРО. Обладая этой системой, Дадон мог позволить себе «царствовать, лёжа на боку»: при возникновении малейшей опасности он мгновенно получал предупреждение, собирал силы и наносил удар.

Кто такая «шемаханская царица?» Враг. Причём не просто враг, а враг онтологический, изначальный, эдакая Лилит – да к тому же ещё и имеющая власть над некоторым государством («царица»). Женский образ здесь имеет двоякий и даже троякий смысл. С одной стороны, она политический лидер враждебной державы – т.е. собственно враг. С другой – вполне конкретная женщина, обладающая, однако, абсолютной демонической привлекательностью. С третьей – «изначальное женское», как метафора объекта влечения, манка, «голые сиськи».

Какова была её игра?

Сначала, ещё до начала активных действий, она совратила и влюбила в себя учёного мудреца, автора и разработчика системы «золотой петушок». Тот, хоть и был импотентом (кастрат – это всё же преувеличение), лишь вдвойне мучался от тяги к женскому. Ср. действия Запада в отношении СССР: первой жертвой соблазна вывешенных на витрину западной цивилизации «голых сисек» пала научно-техническая интеллигенция, авторы и разработчики ракет и атомных бомб, более других падкие на плотское по известному закону компенсации.

Откуда мы знаем о том, что у неё был предварительный контакт со зведочётом? Очень просто: если бы этого не было, петушок не дал бы ложного сигнала (и не погубил бы тем самым армии наследников).

Первый ход «активной фазы операции» – это атака на будущее страны Дадона: истребление наследников и «цвета нации» в братоубийственной войне. Фактически, подрыв генофонда: страна остаётся без будущего, и, кроме того, в ней возникает проблема наследования, проблема передачи традиции. Опять же, это рассказ про наши 70-е и 80-е.

Следующий ход – совращение самого Дадона, т.е. политической верхушки, всё теми же «голыми сиськами». «Дадон» – это Горбачёв, соблазнённый и поехавший «за сиськами» в Шемаху/Женеву, и решивший привезти их прямо к себе в страну, чтобы иметь их на месте. Здесь «сиськи» – это уже не просто сиськи, а весь связанный с ними набор ценностей – демократия, свободный рынок, гласность, изобилие сортов колбасы на прилавке и, на вершине щастья – доступная порнография и дешёвые, практически легальные (т.е. крышуемые ментами) проститутки – собственно «сиськи». Именно это и ввез в страну Дадон вместе с собой в карете.

Дальше уже совсем просто: инициировать конфликт между властью (Дадоном) и научно-технической диссент-интеллигенцией (Звездочётом), за право на обладание «голыми сиськами» (царицей) – т.е. за право быть первоисточником распространения «истинных демократических ценностей» в нашей стране. Пара Дадон-Звездочёт – это буквально Горбачёв-Сахаров. Понятно, что в этом конфликте они истребляют друг друга, а вместе с ними и самую власть.

Результат очевиден: вакуум власти, хаос, анархия и резня в царстве Дадона (никак иначе в отсутствии наследников быть не могло). А царица, естественно, моментально исчезла – т.е. наши медоточивые друзья с их «горбиманией» и «novim mishleniem» снова стали теми, кем были – алчными соседями с собственными, отличными от наших интересами. А мышление, обслуживающее эти интересы, осталось какое было – «старое».