"Первое моё воспоминание — Учитель К. Х., который выглядел так, как раньше я никогда его не видел. Он всегда сияющ, но сейчас он был более чем сияющ, и здесь я не могу подобрать слов, чтобы описать это его великолепие, которое я воспринял своим первым проблеском нирванического сознания. «Великолепный» и «сияющий» — бедные слова, вот слово «ослепительный», пожалуй, выразит это несколько лучше, потому что на мгновение я был ошеломлён. Мне почти что хотелось закрыть от него своё лицо, и всё же я не мог отвести от него взгляда, настолько безмерно великолепно он выглядел — он уступал лишь Царю, как я понял позднее, хотя в тот момент большей славы я не мог и представить.
Мне пришлось воззвать к своей смелости. Я почувствовал, что он как бы сказал мне: "добро пожаловать в новое царство, которое ты должен научиться покорить". Его властью моё сознание раскрылось, и я ступил как бы через порог нирваны. Слова и фразы, какими бы прекрасными и величественными они ни были, почти что кощунственны, когда ими пытаются описать условия нирваны. Даже первое слабое касание переживания этого возвышенного уровня сразу же делает переживания прочих планов незначительными, за исключением разве что нахождения в присутствии Единого Посвятителя. Я помню свой первый проблеск буддхического сознания, имевший место в связи с принятием меня в ряды Великого Белого Братства, и до сих пор вспоминаю, как дивился я виду Учителя в его буддхическом проводнике, и мне памятно то удивительное чувство единства со всеми вещами, которое я переживал в последующие дни — я чувствовал вместе с деревьями, и цветами, рос вместе с ними, страдал вместе с ними и радовался. Помню я также и то, как отбросил своего векового товарища — каузальное тело, и между предыдущим моментом и последующим моментом проблеска нового царства был живительный контраст.
Но в этот раз Учитель выглядел как кто-то такой, кого я никогда не знал раньше, облачённый в великолепие царства, в которое я вступал, как маленький ребёнок. Меня охватило новое сознание, и мой мир моментально наполнился новыми, необычными, великолепными ценностями. Всё стало иным, совершенно иным, хотя и оставаясь при этом тем же самым. Моим глазам открылась новая божественность, новое значение, новая цель. Это превзойдённое и восславленное буддхическое единство — ещё более чудесное; каким-то удивительным образом это прежнее состояние влилось в ещё более широкое и огромное. Это даже что-то более истинное, чем единство, что-то более реальное. Это кажется невозможным, и тем не менее, это так.
Какова же природа того, для чего даже буддхическое великолепие является лишь ограничением? Я вынужден пользоваться словами, а слова, похоже, являются в этом самой слабой стороной. Я могу лишь сказать, что это — великолепие трансцендентального Света, море света, который есть образ вечности самого Бога. Я оказался лицом к лицу с незапятнанным зеркалом его силы, отражением его благости. И это зеркало, отражение — бесконечный океан света, частью которого я стал (хотя в каком-то смысле я ею уже был) в путём того, что можно назвать апофеозом всех единений, пережитых поочерёдно на более низких планах. Братство — во внешнем мире, единство — в мире буддхическом, в нирване же — свет превосходящий.
Этот трансцендентальный свет ближе к Реальности даже в сравнении с буддхическим единством, которое до тех пор казалось мне самым изумительным фактом в мире. Свет — начало, свет — путь, свет — будущее. "Да будет Свет", сказал Бог, и был свет, и свет неописуемый. Прекрасен свет мира, но он лишь слабое отражение торжествующего (пожалуй, это прилагательное будет тут уместно) света этих областей Реального. Таков свет Солнца, прежде чем он спустился в те формы, в которых мы его знаем. Это свет, очищенный от формы, свет который есть жизнь формы. Это вечно сущее "свидетельство бессмертия", будущее в настоящем, и всё же Вечное. Это апофеоз и суть того света, что знаком нам. Всё великолепие самой удивительной зари (а я чувствую, ничто не может быть удивительнее совершенной восточной зари) приходит к великолепному плоду и совершенству в том полдне, который — нирвана.
Бог есть Свет, свет — Бог, человек — свет, всё есть свет — новый смысл получил древний египетский призыв: "Ищи свет, следуй за светом. Воспринимай его и учись быть единым с божественным светом во всех вещах". Глядя теперь на мир, я вижу его в понятиях света. Бог-Свет находится в проявлении в человеке-свете, камне-свете, дереве-свете, существе-свете. Всё есть свет — ослепительная слава в центре, переведённая в цвет при излучении к периферии. Ослепительное великолепие повсюду — божественный свет — сияющее семя будущности всякой индивидуальной вещи в каждом царстве. И это семя света расщепляет свою белизну (похоже, это не то слово, но слово «светлота» представляется несколько неуклюжим) на цвета радуги.
В каждом царстве природы семь великих путей цвета, в начале пути лишь потенциальные, в конце его раскрываются в великолепные плоды. Алмаз, рубин, изумруд, сапфир — короли минерального царства — достигли высшего совершенства своих цветов. Но и на дне его существуют столь же великолепные красоты, медленно высвобождаясь из своего заточения эволюционным процессом, пока не выйдут на свободу, столь же прекрасные, как драгоценные камни. И так же обстоит в каждом царстве. Свободный вновь заточается, чтобы достичь ещё большей и более великолепной свободы.
Купаясь в спокойно стоящей молнии, а именно с ней можно сравнить нирвану, я воспринимаю молнии, находящиеся в заключении во всех вещах. Вижу свет, который ещё тускл — это дикарь, яркий свет — это развитый человек, свет, который само великолепие — это сверхчеловек, Учитель. Я вижу повсюду цвет — он в процессе трансмутации, восславления, превосхождения. Черноты, в смысле антитезы свету, нет нигде. Бог сказал "Да будет Свет" и был свет, и свет повсюду. Его свет сияет даже в нашей тьме.
Что такое нирвана? Божественный свет. Я коснулся, лишь на мгновение, его нижних пределов, его плотнейших слоёв. Здесь, на земле, я не могу даже мысленно представить его великолепие, но по возвращении он оставил мне новое восприятие Реальности. Я стал на один шаг ближе к реальному. В мире существует более тесное братство, чем я полагал раньше — более глубокая тождественность, более великолепные источник, путь, цель. Повсюду и во все времена есть посланцы божественного солнечного света. Каждый цвет повторяет его слово и его голос. Каждая форма дышит его назначением. И я, пылинка в солнечном свете, всё же являюсь его частью, и глядя вверх на Солнце, я вижу знак своей собственной божественности, воплощённое обетование и моего конечного достижения. Как наш Господь есть Солнце, так и все мы такими будем, ибо он повелел так.
Свет — это язык, мысль, облачение и проводник. Одна вспышка света сообщает нам, внизу живущим, целую философию.
Свет — Воля Солнца, Мудрость Солнца, Любовь Солнца. В книгах пишут, что нирвана — это блаженство, но даже побывав в самой крайней её области, у самых границ, я понял, что это нечто бесконечно большее. Один лишь взгляд, и все вещи стали как будто совсем новыми, внутри меня и вовне. Я остался, хотя и совершенно изменился, а всё вокруг меня как бы проходит переоценку. Даже теперь всё значит для меня гораздо больше, чем раньше. Каждый предмет, в каждом царстве природы, кажется мне больше тенью реальности, чем реальностью, поскольку я чувствую, сколь слабы и неадекватны должны быть все отражения этого Света. И всё же в равной степени верно, что каждый предмет более реален, чем я думал раньше. Я увидел те возможности, которые как в тюрьме, заключены в форме, и я воспринял тени. Я увидел раскрывающееся великолепие Вечного Света и ощутил Реальное. Все прочие миры в сравнении с этим нирваническим миром — миры теней. И всё же в силу этой нирваны они стали для меня более реальными мирами, так как я увидел печать назначения, данного Богом всем вещам, и стал относиться к ним с куда большим почтением, чем раньше.
Философы говорят о чистом Бытии. Похоже, я почувствовал, каким оно должно быть — не потому что соприкоснулся с ним, но лишь потому что соприкоснулся с тем, что несколько менее лишено чистого Бытия, чем любые из состояний сознания, до сих пор мною пережитых.