Как целая группа учеников едина в своем Учителе, так и всё Братство едино в своем Господе. Члены его могут свободно обсуждать между собою какой-либо вопрос, но это похоже на то, как если бы в одном уме представлялись разные аспекты вопроса и противопоставлялись один другому; и в то же время постоянно ощущается наличие огромной, почти ужасающей ясности, уверенности, которую ничто и никогда не может поколебать. Тем не менее, всё же каким-то образом происходит так, что приветствуется каждое предложение, и чувствуется, что всё Братство чутко и охотно ждёт вклада каждого индивидуума в обсуждаемый вопрос. Здесь, на земном плане, нет ничего, что можно было бы сравнить с этим сознанием; прикоснуться к нему — это значит прийти в соприкосновение с чем-то новым и необычным и в то же время невыразимо удивительным и прекрасным, с чем-то не нуждающимся ни в доказательствах, ни в сравнениях, но утверждающим свою принадлежность к более высокому и неведомому миру.

Хотя индивидуальности так необыкновенно погружены в это сознание, они то же время они чётко отделены одна от другой, ведь для всех важных решений необходимо согласие каждого из братьев. Правление Царя абсолютно, но он считается и со своим обширным советом и в каждое мгновение готов рассмотреть любую точку зрения, высказанную любым из членов Братства. Однако эта великая правящая группа весьма отличается от земных парламентов. Стоящие выше других на ответственных постах не выбирались на них, и их не назначала какая-либо партийная организация. Они заняли свои места в силу более высокого развития и большей мудрости. Никто не сомневается в решении тех, кто стоит выше, потому что он знает, что они действительно выше, обладая б`ольшим прозрением и большей способностью решать. Для этих Сверхлюдей нет и не может быть ни тени принуждения, заставляющего их одинаково думать или действовать, но доверие к их могущественной организации столь совершенно, что немыслимо, чтобы в конце концов между ними было расхождение. Только в подобном Братстве при подобном Царе мы можем вполне понять прекрасное изречение в одной из молитв Англиканской Церкви: "В служении Ему — совершенная свобода".

В подобной организации, конечно же, не должно быть возможности каких-либо бед или неудач, но поскольку человечество слабо, и не все ещё члены этого великого братства стали сверхлюдьми, неудачи иногда всё же случаются, хотя они и очень редки. "Великие падали, будучи уже даже на пороге, не осилив бремени ответственности, и не смогли пройти", как сказано в "Свете на пути". Лишь достижение степени адепта обеспечивает полную безопасность. Посвящающий говорит кандидату, что раз он вступил в поток, он спасен навеки; но хотя это и так, он все же может в весьма серьезной степени замедлить свой прогресс, если уступит одному из тех искушений, которые всё ещё усеивают его путь. Обычно под спасением навеки подразумевается уверенность в продвижении вперед с теперешней жизненной волной, в том, что человек не будет отсеян в "судный день", который наступит в середине пятого круга, когда Христос, сошедший в материю, решит, какие души смогут, а какие не смогут быть доведены до финального достижения этой цепи миров. Вечного осуждения нет. Как сказал Христос, оно может быть лишь эоническим; есть люди, которые не могут следовать за этим веком, или заветом, но они пойдут за следующим, точно так же, как ребенок, который слишком туп для того, чтобы идти за своим классом, будет хорошо чувствовать себя в предыдущем и, возможно, будет в нем первым.

Когда же случается такая печальная и ужасная вещь — какого-либо рода падение среди посвященных, то через всё это обширное сознание пробегает дрожь страдания, ибо отделение одного члена от остальных походит на настоящую хирургическую операцию, рвущую всем струны сердца. Лишь с крайним сожалением отделяет Братство от себя своего члена, и даже тогда заблуждающийся брат не отсекается окончательно, как бы далеко он ни отпал. Когда-нибудь, где-нибудь, каким-то образом он вернётся, ибо есть связь, которая не может быть разорвана, хотя мы и мало знаем об утомительном пути испытаний и страданий, который он должен будет пройти, прежде чем снова слиться с остальными.

"Голос Безмолвия остается в нём, и как бы он ни уклонился от пути, в один прекрасный день он снова зазвучит, разрывая его на части, и отделит его страсти от его божественных возможностей. Тогда, будучи сопровождаем болью и отчаянными криками оставленного низшего я, он вернётся."[29]

Иные отпадают лишь ненадолго, из-за какого-нибудь выброса чувств, которого Братству невозможно терпеть. Тогда, в точности как Учитель, который может бросить временную завесу между собой и заблуждающимся учеником, Братство находит необходимым создать вокруг одного из братьев, который потерпел неудачу, нечто вроде изолирующего кокона. На сбившегося с пути обращается вся сила Братства, так что, если это вообще возможно, оно не даёт ему перейти границу. Но иногда, даже несмотря на всю силу, которую было позволено применить Братству законом кармы, его член всё же отказывается оставить своё мелочное личностное отношение, замешанное на воображаемом ущербе, обиде, или чём-либо ином, и вот тогда Братству приходится на время отгородить его, пока он не научится лучшему.

Формула посвящения оставалась неизменной на протяжении веков, но в ней есть некоторая гибкость. Обращение посвящающего к кандидату всегда одинаково, насколько дело касается его первой части, но почти всегда имеется вторая, личная, часть, состоящая, в сущности, из наставлений тому кандидату, который проходит через посвящение. Она обычно так и называется личной частью. Мне приходилось видеть примеры, когда создавался образ злейшего врага кандидата, и у последнего спрашивали, как поступил бы он с ним, готов ли он вполне простить его, и помог бы он даже этому столь низкому существу, если бы оно оказалось на его пути. Иногда задаются вопросы касательно работы, уже сделанной кандидатом, и тех, кому он помогал, иногда приглашают выступить вперед и свидетельствовать об этом. Далее я прилагаю отчёт о посвящении.

Поскольку праздник Весак пришёлся в этом (1915) году на утро 29 мая, для посвящения кандидата была выбрана ночь 27 мая, и всем нам было наказано быть наготове. В данном случае посвятителем был Господь Майтрея, и потому церемония проходила в его саду. (Когда ритуал совершает Учитель Морья или Учитель Кут Хуми, тогда оно обычно происходит в древнем подземном храме, вход в который расположен возле моста через реку между их жилищами). Там было большое стечение адептов — присутствовали все, чьи имена нам известны. Великолепный сад был в полном расцвете: кусты рододендрона пламенели малиновым цветом, а воздух благоухал ароматом ранних роз. Господь Майтрея сидел на своем обычном месте, на мраморной скамье, кольцом окружающей большое дерево перед его домом, а Учителя собрались полукругом справа и слева от него, на сиденьях, расставленных для них на травянистой террасе, над которой мраморная скамья возвышается на несколько ступеней. Однако владыки Вайвасвата Ману и Махачохан тоже сидели на мраморной скамье по обе стороны от специально воздвигнутого резного трона, обращенного лицом в точности к югу и называемого Престолом Дакшинамурти.

Кандидат вместе с представлявшим его Учителем стоял на следующей ступени террасы у ног Господа, а позади и ниже стояли другие ученики, посвящённые и непосвящённые, и несколько привилегированных зрителей, которым было дозволено видеть большую часть церемонии, хотя в известные моменты завеса золотистого света скрывала от них действия главных фигур. Кандидат, как всегда при посвящении, был облачён в белую льняную одежду, а Учителя были большей частью одеты в белый шелк с широкой каймой великолепной золотой вышивки.

Над собравшимися парил большой сонм ангелов, наполняя воздух нежными переливами мелодии, которую они, похоже, каким-то таинственным и тонким образом извлекали из аккорда кандидата — сложную ткань звуков, выражающих его качества и возможности. Это пение продолжалось в течение всей церемонии, образуя как бы тонкий аккомпанемент ко всем сказанным словам, и мешая им не более, чем тихое журчание ручья мешает музыке щебетания птиц, а в некоторые моменты ритуала разрастаясь в торжественную кульминацию. Эта музыка делала сам воздух звучащим, и голоса говоривших не тонули в нем, а напротив, приобретали более богатое звучание. В каждом случае музыка эта основывается на основном аккорде посвящаемого, сплетает из него вариации и фуги, выражая способом, непостижимым на земле, всё то, чем он есть и чем будет.