— А вы зато не похожи на Ленина? Вы вовсе не Ленин!

— А кто же я?

— Вы лысая свинья.

— Однако вы тоже лысый. И весьма похожи на меня. Полемику можно вести более интеллигентно. Если вам так хочется быть этим идиотом — Лениным, будьте им. А я стану гегемоном, пролетариатом.

— Прекрасно! Вот мы и нашли общий язык. Теперь нам остается только осуществить революцию, экспроприировать имущество буржуазии. Необходимо свершить военный переворот, захватить телеграф, банки. Промедление смерти подобно!

— А что мы будем делать с этим субъектом в белом халате? — спросил гегемон у вождя.

— Мы отрубим ему голову и заспиртуем.

Доктор Функ переглянулся с Трубочистом:

— Владимир Ильич нуждается в лечении.

— В какой-то степени, — согласился Трубочист.

Санитар увел в палату и Ленина, и новичка, олицетворяющего пролетариат. Больные не конфликтовали. В палате новичок признался Ленину:

— Вы не волнуйтесь, я абсолютно нормальный человек, работаю бухгалтером, сделал крупную растрату. Теперь приходится симулировать.

Владимир Ильич расхохотался:

— Вы полагаете, что я психически болен? Ничего подобного! Безумен мир, в котором мы живем. Все мы не те, за кого себя выдаем.

— Значит, вы не Ленин? Не Владимир Ильич?

— Я Ленин. А в мавзолее лежит муляж, труп другого человека, моего двойника. Сталин отстранил меня от власти, пытался отравить. Но он подсунул яд не мне, а моему двойнику. Ха-ха!

— Я не могу в такое поверить, — засомневался товарищ по палате.

— В это трудно поверить даже мне, — печально ответил вождь мирового пролетариата. — Меня спасли верные друзья, но они все расстреляны.

Доктор Функ и Трубочист смотрели в окно на улицу, заполоненную милицией и красноармейцами. Функ просил:

— Объясните, что там происходит? Вы же обладаете способностью видеть на большом расстоянии.

Трубочист объяснял, рисовал детали, воспроизводил фразы действующих лиц... Красноармейцы и работники НКВД окружили пустырь с погребами и землянкой. Они приближались к мавзолею перебежками, сжимая кольцо. Операцией по захвату Эсера руководил Придорогин. Шмель вышел из конопли:

— Товарищ капитан, Ленин из мавзолея сбежал. Вернее, пошел сдавать пустые бутылки из-под водки. Я не стал его задерживать, чтобы не поднимать шума.

— Правильно поступил, Шмель. А сколько человек в мавзолее?

— По-моему, один — Эсер.

— У него есть оружие?

— Я видел за поясом юбки маузер.

— Какой юбки? — сглупил Придорогин.

— Эсер же, товарищ капитан, переодет в старуху. Он — в юбке!

— Ах, да. Извини, Шмель. И отойди в сторону. Возможно, возникнет стрельба. Тебе надо поберечься.

— Я не боюсь, Александр Николаевич.

— Не разыгрывай героя. Героев у нас — навалом, а хороших сексотов мало. Твоя голова стоит дороже роты красноармейцев.

— Начинаем? — взвел затвор пистолета Бурдин.

Придорогин подошел к сержанту Матафонову:

— Ты разбегайся и выбивай плечом дверь в мавзолей. Мы с Бурдиным влетаем в землянку вслед за тобой. И Эсера надобно взять живьем. Стрелять только в крайнем случае.

— Куда открывается дверь? — уточнял Матафонов вполголоса.

— Вовнутрь, и прочного запора там нет, проволочный крючок, — пояснил Шмель.

Придорогин взмахнул пистолетом. И они бросились сразу втроем к мавзолею. Матафонов был впереди. Он ударил в прыжке по хилой двери всем телом. Дощатая, кое-как сколоченная дверь слетела с петель, рассыпалась на части. Матафонов вкатился в землянку кубарем, но мгновенно вскочил на ноги, прыгнул к топчану, где спал Эсер. В ту же секунду в логово бандита ворвались Придорогин и Бурдин.

— Руки вверх, Эсер!

А главарь банды никак не мог проснуться и понять, что происходит. Матафонов отобрал у Эсера маузер, обшарил бандита, нашел за голенищем сапога финский нож. Землянку тщательно обыскали, обнаружили среди тряпья окровавленную рубашку Григория Коровина. Ту самую рубашку, в которой он убежал из-под расстрела, зарубив лопатой красноармейца. Эсера заковали в наручники, опутали ему ноги бечевой, чтобы он мог передвигаться только мелкими шажками.

— Где мои очки? Я плохо вижу, — пожаловался Эсер.

Матафонов подал ему очки-пенсне:

— Твою пенсну я малость поломал, одна монокля разбилась.

Придорогин начал допрашивать Эсера с вопросов незначительных:

— Это што за баба на фотографии?

— Это же Партина Ухватова! — подсказал Матафонов, думая, будто начальник НКВД не узнал ее.

Бурдин закрыл рот сержанта ладонью:

— Не встревай!

Серафим Телегин улыбнулся:

— Мы товарищей не выдаем.

— Чья это рубашка? — тряхнул Придорогин тряпьем Коровина.

— Моя рубашка, — прищурился Эсер.

— Врешь, Серафим. Это рубашка Гришки Коровина. Где банда скрывается?

— Не скажу, не ждите.

— А мы и без тебя знаем. НКВД все видит, все знает.

— Ну и где мои други-товарищи?

— В Горном ущелье, Серафим, возле Чертова пальца.

— Нет их там, ушли они, ищите ветра в поле.

— Почему ты полагаешь, што они ушли?

— А я такое распоряжение дал.

— И кто там за тебя, Эсер? Кто у них главный без тебя? Гришка Коровин или Держихаря?

— Там все главные, Придорогин.

— В этом беда их, Серафим. Они не выполнили твое распоряжение о переходе на новое место. Мы вашу банду давно окружили, ведем наблюдение.

— Под видом геологов?

— И под видом геологов, Серафим.

— Не зазря я хотел их порешить.

— Их голыми руками не возьмешь.

— У моей армии руки не голые, дорогой мой Придорогин.

— Так уж и не голые! Один ручной пулемет, да два десятка обрезов. Нам все известно, Серафим. Кстати, што за девка у вас в банде?

— Вам ведь все известно. Зачем спрашивать?

— О каких-то мелких деталях мы пока не знаем, Серафим. Почему, например, ваша девка при налете на арестантский вагон прикрывала харю тряпкой?

— Не скажу, Придорогин. Хоть огнем жги, не скажу.

— А почему бы тебе, Серафим, не помочь нам? Суд учтет содействие твое. И не расстреляют тебя, в тюрьме не будешь сидеть: мы завербуем тебя в сексоты.

— И что я должен сделать в первую очередь?

— Ты выдашь конспиративные связи, Эсер. Напишешь в банду записку, какую мы продиктуем. И заманим дружков твоих в ловушку. Сумка вот у в землянке — с водкой. Пятнадцать бутылок. Ты собирался, Серафим, отправить горилку в банду. А мы пошлем с энтой сумкой своего человека, оперативника. В конце концов, умные люди всегда сумеют договориться. Мы ведь — русские.

Эсер осмотрел Придорогина через свое единственное стекло пенсне ног до головы:

— Никогда мы с тобой не договоримся, Придорогин. И не русские вы люди. Вы погубители России, разорители.

Серафим Телегин надеялся, что его отряд ушел из Горного ущелья. Информация у НКВД, кроме того, не такая уж точная: они знают только о пулемете. О Гераське, который ушел туда с двумя пулеметами, Придорогин не упомянул. Значит, не поймали, не взяли пацана. И на случай внезапного нападения — план разработан. Отряд разобьется на три группы. Одних уведет Коровин, других — отец Никодим, а третью ватажку через горные тропы — Фарида. Уйдут с боем в разные стороны, а после вновь соберутся.

Придорогин сунул револьвер в кобуру:

— Хрен с тобой, Серафим. Твою банду мы уничтожим сегодня ночью, под утро. У меня в распоряжении три роты. Никто не уйдет, не надейся. А тебя мы и допрашивать не станем, отправим в Челябинск, к Федорову. Он тебя живьем шкуру снимет.

— Как вы меня выследили, Придорогин? — заковылял к выходу из мавзолея Серафим Телегин.

— От нас никто не уйдет, — подтолкнул его Бурдин пистолетом в спину.

К землянке подкатился задом милицейский «воронок». Придорогин распоряжался:

— Матафонов, арестуй Партину Ухватову. Не зазря ееный патрет здеся висит. А где Ленин? Взять его немедленно, набить морду и ко мне на допрос. Я из энтого вождя мирового пролетариата сделаю отбивную бифштексу.

— А что с мавзолеем будем делать? — подошел лейтенант Рудаков.