— Да нет! У меня достаточно сюртуков, — попытался возразить Хьюго.

— Черт побери! Разве вы не поняли: это вовсе не то, что вам надо!

— Ну да! И я ужасно огорчен, что не встретил вас до того, как с меня снял мерки Скотт, — печально признался Хьюго.

Но законодателя моды поджидало еще худшее обстоятельство. Когда он сделал замечание майору, что два холщовых саквояжа и чемодан не могут, даже с большой натяжкой воображения, вместить необходимое количество сорочек, которое любой джентльмен должен иметь при себе, он был, по его собственным словам, сбит с ног незатейливым признанием своего ученика. Тому якобы говорили: в деревне вполне уместно проблему нехватки сельских прачечных решить, обзаведясь манишками и сменными воротничками.

— Манишки?! — выдохнул денди. Глаза у него начали вылезать из орбит. — Сменные воротнички?!

— Ну да, — простодушно кивнул Хьюго. — Но только в деревне, конечно, — добавил он. По телу Клода пробежала дрожь.

— Нет-нет! О нет! Черт побери, кузен! Нет!

Встретившись с ничего не понимающим взглядом майора, Клод бросился приказать слуге Ричмонда Уэллоу, который присматривал и за Хьюго, лично вручить ему в руки все манишки и сменные воротнички, какие он только сможет найти в вещах майора. Естественно, Уэллоу передал этот неординарный приказ своему хозяину. В результате на следующее утро, когда Ричмонд с Антеей и Хьюго выехали на верховую прогулку, Ричмонд тепло поздравил Хьюго с тем, как тот удачно провел Клода.

— Провел Клода?… Неужели я это сделал? — искренне удивился Хьюго.

— Нет, кузен, меня вы так легко не проведете. Подумать только! Сказать Клоду, что вы вместо сорочек носите манишки! Глупый простофиля велел Уэллоу передать все манишки ему. Уэллоу подумал, что у него в мозгах помутилось, потому что, конечно, в вашем гардеробе ничего подобного не оказалось.

— Ну да, меня все время не оставляла мысль о том, что я что-то забыл взять с собой, — сказал Хьюго.

— Да, но больше не забывайте. Ведь если Груби распаковывает ваш багаж, а Уэллоу прислуживает, то каждый в доме тотчас же будет осведомлен о содержимом вашего багажа и о состоянии вашего белья. Надо сказать, что они сочли его самым лучшим, — заметила Антея.

— Рад об этом слышать. Я постарался купить лучшее, — радостно признался Хьюго.

Она бросила на майора слегка удивленный взгляд, но ничего не сказала.

Ричмонд застенчиво произнес:

— Вы ведь не позволите Клоду заниматься своим нарядом, не так ли?

— Э, соблазн велик, — сказал Хьюго. — Я бы замечательно выглядел. То есть выглядел бы, если бы носил корсет, — вот где собака зарыта. Но, к сожалению, я из тех людей, кто предпочитает внешнему великолепию прежде всего удобства.

— Корсет?! — воскликнули оба его спутника хором.

— Чтобы немного уменьшить талию, — объяснил майор.

— Что за нелепость! — воскликнул Ричмонд. — У вас фигура лучше, чем у Клода. — Он поколебался, а потом сказал, слегка запинаясь: — На самом же деле, поймите меня правильно, мой дедушка говорит, что вы гораздо больше похожи на настоящего мужчину, нежели Клод.

Майор как не выказал никаких признаков обиды, так и не казался слишком уж польщенным.

— Ну, если милорд говорит, что Клод выглядит как последний индюк, то подобное сравнение не превозносит меня до небес, — лишь заметил он.

— Наш дедушка не питает слабость превозносить кого-нибудь до небес, — сказала Антея. — Вы выглядите тем, кто вы есть: солдатом! Не знаю почему, но военных всегда отличает какая-то подтянутость.

— Это все благодаря Скотту, — ответил майор. — Никакой подтянутости во мне да и во всех нас не было, когда в дни пиренейской кампании мы были одеты в жалкую форму. Вы наверняка слышали все эти разговоры о зеленых мундирах с иголочки, но, боже мой, видели бы вы их, когда мы добрались до Мадрида.

Для Ричмонда этого было достаточно, чтобы тотчас же забросать своего кузена вопросами о кампании. Майор отвечал на них доброжелательно, но либо потому, что он был не слишком словоохотливым человеком, либо потому, что ему запретили подогревать интерес Ричмонда к военной службе, он оказался не столь общителен, как ожидал его молодой кузен. Хьюго даже слегка разочаровал Ричмонда, потому что на просьбу описать марш до Талаверы или битву при Саламанке единственное, что он рассказал, так это пару нелепых случаев, в которых майор играл скорее комическую, а не героическую роль. О битве он лишь сказал, что пехоте там делать было нечего. Ричмонд настойчиво выпытывал у кузена, мечтал ли тот с детства стать военным, при этом романтический энтузиазм горел в его глазах, но ответ майора был снова разочаровывающим:

— Нет, в детстве я никогда об этом не думал. Единственное, что мне нравилось, так это путаться у всех под ногами на прядильной фабрике или смыться на болота, вместо того чтобы сидеть над книжками.

— Но что заставило вас вступить в армию? — спросила Антея. — Возможно, то, что ваш отец был военным?

— Просто у меня не было особого выбора, — объяснил Хьюго. — Дело обстояло так: особого пристрастия к наукам я не питал, поэтому нечего было и думать о карьере священника или юриста. Что же касается работы на фабрике, мой дед и слышать об этом не хотел, потому что я — сын дворянина. А поскольку служба на флоте мне не слишком нравилась, пришлось идти в армию.

Его прозаическая речь обескуражила Ричмонда.

— О, — только и протянул он безразличным тоном, погрузившись на некоторое время в молчание.

Ричмонд поехал на эту прогулку по просьбе Антеи. Лорд Дэрракотт сказал ей за завтраком, что внучка должна вплотную заняться знакомством своего кузена с землями Дэрракоттов. Попытка свести их вместе была столь грубой, что ей ничего не оставалось делать, как пригласить Ричмонда сопровождать ее, — скорее из желания насолить деду, чем из опасения остаться с Хьюго наедине. И в этом ее поддержала мать, чье понятие о приличиях хотя и постоянно преступалось беспечными Дэрракоттами, но было достаточно высоким. Она не могла позволить со спокойной душой наблюдать за тем, как дочь будет скакать по сельской местности в сопровождении единственного и почти незнакомого ей мужчины (не важно, что он доводится ей кузеном). Ричмонд, в надежде насладиться волнующими рассказами о войне, охотно согласился, и, хотя майор разочаровал его, юноша был слишком хорошо воспитан, чтобы извиниться и оставить небольшую компанию или же пренебречь тем, что он называл смертельной скучищей: разговорами о границах, оградах, праве проезда по чужой земле, о церковных приходах, аренде и урожаях. Ричмонд никогда не проявлял особого интереса к подобным вещам и знал обо всем этом гораздо меньше, нежели его сестра. Именно поэтому его вклад в инструктирование наследника в основном ограничивался описанием разнообразных спортивных состязаний, которые можно устраивать по соседству.

Северная граница владений была значительно ближе к дому, чем все остальные, поэтому они направились в этом направлении. Эту детскую хитрость пришлось объяснить.

— А потом куда? — спросил Ричмонд свою сестру. — В Кент или Сассекс?

— В Кент, — решила она и, одарив Хьюго улыбкой, пояснила: — Знаете ли, у нас немного земли в каждом графстве. Сейчас мы в Кенте, именно здесь поселился первый Дэрракотт — имеется в виду тот, кто первым приехал в Англию. От старой усадьбы уже ничего не осталось: лишь точное место расположения дома. Легенда гласит, что первый Дэрракотт был влиятельным человеком, но мы — Ричмонд, Винсент и я — ставим это под сомнение, поскольку изначальное поместье было довольно небольшим. Вот почему дом расположен так близко к северной границе владений. Семейство перебралось в Сассекс гораздо позднее. Сегодня эта часть дедушкиных земель наиболее важна — из-за ренты, знаете ли. Но хотя старый дом был снесен и на его месте построен новый, который несчетное количество раз перестраивался и расширялся, ни один из ныне здравствующих Дэрракоттов не осмелился переехать с этого места. Подобный поступок нарушил бы традиции. Это было бы непростительным преступлением.