– Я не верю этому! – дрожащим голосом возвестила Селина. – Но я просто поражена, что Джордж способен передавать такие грязные россказни, вынесенные из лакейской! Неподходящая партия, ишь ты! А я лично считаю его самым настоящим джентльменом, причем первоклассным, и так же думает весь Бат!

– Селина, ты переоцениваешь количество своих единомышленников в Бате… Ты ведь знаешь, что леди Тревизьен весьма низкого мнения о нем. И она передавала тебе через Мэри, чтобы ты держала этого Каверли подальше от нашего дома. Собственно, именно так Джордж и узнал обо всей этой истории.

Покраснев пятнами, Селина забормотала:

– Как жаль, что леди Тревизьен не нашла ничего лучшего, как разнести эти сплетни по всему Лондону… Тоже мне, сделала из мухи даже не слона, а целое стадо слонов! То есть я не хочу сказать, что со стороны Фанни было правильным знакомиться с ним, но… Я сама так Фанни и сказала – ты ошибаешься, милая! Ну а что произошло на самом деле? Ведь все потому, что ее увидели вместе с мистером Каверли, они совершенно случайно гуляли тут в саду… То есть они встретились в этом саду совершенно случайно… И я сразу же устроила Фанни головомойку, и, думаю, она передала мое мнение самому Каверли, потому что он прямо на следующее утро ни свет ни заря заявился сюда – приносить мне свои извинения… Он сказал, что он в Бате приезжий и попросту не знал, что здесь девушкам не считается приличным прогуливаться в садах, не говоря уже о садовых лабиринтах, а тут, как назло, Фанни отослала нашу служанку Бетти домой – случайно, конечно, и… Одним словом, я очень холодно высказала ему свое мнение, и, уверяю тебя, он понял все так, как должен понимать джентльмен!

– Да неужели? – приподняла брови Абигайль. – Но разве ты думаешь, что я стала бы делать даже не стадо слонов, не слона, а хотя бы малюсенького слоненка из мухи – даже из целой стаи мух? Суть в том, что до предложения дело вообще может не дойти. Ведь если Джордж, который не склонен лить на людей грязь только потому, что они ему не нравятся, называет этого Каверли молодчиком , что означает на самом деле – развратник…

– Нет, Эбби, прекрати! – взвыла Селина.

– …то у Джеймса были все причины поднимать тревогу! Да еще какую тревогу!

– Конечно, я понимаю, что у моего любезного брата есть желание получше устроить судьбу Фанни, но в данном случае, думаю, ему в голову попала какая-то соринка, которая мешает мозгам шевелиться и понимать вещи правильно …

– И кроме того, – методически продолжала Эбби, нахмурившись, – когда я спросила Джорджа, за что он так отзывается о Каверли, он ответил мне, что просто не хочет оскорблять мой слух тем, что он знает! Представляешь , что за всем этим скрыто? Это какое-то чудовище, не иначе! И я считаю, что ежели мне не удастся подавить эту интригу в самом зародыше, нам придется отказаться от опеки над Фанни и передать ее Джеймсу…

– Что-что? – прошептала Селина, казалось, не выдыхая, а вдыхая в себя звуки.

– Не надо разыгрывать мелодраму, моя милая! – улыбнулась Эбби. – Но Джеймс ведь только говорил об этом, но вовсе не задумывался о мнении своей Корнелии, которая видит появление в ее доме пашей Фанни только в мрачном свете!

– Я тоже! Это будет так жестоко – по отношению к ней и по отношению к нам… – пролепетала Селина.

– Ничего страшного пока что не произошло. Мы только заговорили об этом, как вмешалась Мэри, а уж у нее здравого смысла хватит, пожалуй, на всю нашу семью. Она с такой милой улыбкой сказала, что весь сыр-бор разгорелся из-за самого обычного и невинного флирта, который и не превратится во что-то большее, если только Джеймс не станет паниковать и умножать все на три. Главное, чтобы Фанни не вообразила себя современной Джульеттой, которую разлучают с ее Ромео!

Эбби заметила, что на лице ее сестры застыло потустороннее выражение, как у человека, которому объясняют законы Ньютона в тот момент, как он сидит в зубоврачебном кресле; она переспросила:

– Ты не согласна, Селина?

Глаза Селины теперь заполнились слезами ровно до той отметки, с которой начинается вытекание ручьев по щекам.

– Как ты можешь быть такой сухой и жестокой! – продышала Селина замогильным голосом. – Когда ты столько раз говорила мне, что нашу девочку надо уберечь от тех страданий, которые ты сама вынесла в своей загубленной жизни…

– Какие страдания? – в величайшем недоумении переспросила Эбби. – Ты, похоже, от простуды повредилась в рассудке, милая!

– Ты можешь мне говорить что угодно, но я не верю, что ты забыла, как папа в свое время запретил тебе встречаться с мистером Торнаби – причем неизвестно почему! Но я не повторю этой трагической ошибки! – драматически воскликнула Селина.

– О господи! Вот уж сказанула! – Эбби, казалось, с трудом удерживается от хохота. – Забудь об этом, дорогая, а я-то уже давно позабыла! Конечно, в то время я пыталась себе внушить, будто у меня разбито сердце, но ведь теперь я плохо помню даже, на что он был похож, этот самый Торнаби! В конечном счете каждому в семнадцать лет нужно попробовать разбить сердце, только чтобы убедиться, что дело того не стоило!

Эта откровенная насмешка над сентиментальными чувствами повергла Селину в столь глубокое расстройство, что она некоторое время молчала, пытаясь помешивать ложечкой чай в давно уже пустой чашке. Затем она, решив придать своему голосу оттенок многоопытности, проникновенно заговорила, прерываясь лишь на сморкание носом, полным слез:

– Ты была всегда такая гордая, такая смелая… Но только если ты забыла Торнаби, то почему же ты отвергла предложение лорда Броксберна? Это было так лестно и так своевременно, и человек был неплохой, даже с некоторой душой и некоторым умом, что так редко встречается у мужчин… К нему даже можно было испытывать некоторую нежность…

– Даже некоторой – и то нельзя! – категорично заявила Эбби. – Это был просто сказочный зануда! – Глаза Эбби снова заискрились сдерживаемым смехом. – Неужели ты думаешь, что все эти годы я только и плакала над своим разбитым сердцем? Уж ты меня извини, но делать из меня героиню мелодрамы нет никакого толку! Я понимаю, что тебе хотелось бы иметь под рукой романтический персонаж, но поверь, я эту роль сыграть не сумею!

– Понятное дело, сейчас ты мне скажешь, что задумала окончательно устроить судьбу бедняжки Фанни по-своему?

– Во всяком случае, хочу заявить тебе, что хотя я и думаю, что папа хотел мне добра, спуская с лестницы того Торнаби, но его патологически навязчивое желание устроить для всех своих детей какой-то идеальный брак – просто глупость! Мэри, конечно, повезло, но ты и Джейн пали жертвой неудачи – у тебя пассивной, а у нее – активной, посмотреть только на ее муженька с минуту-другую! Все его достоинства начинаются в кошельке и там же кончаются, недалеко выходя, скажем грубо, за пределы брючного кармана…

Селина была несколько обескуражена таким поворотом беседы и резкостью Эбби.

– Постой-постой… Нет, папочка, конечно, временами бывал странен, но ведь он всегда на самом деле хотел как лучше…

– Конечно, – ехидно подхватила Эбби, – и если бы ты его послушалась сама, то вышла бы замуж за этого, как его, священника, и теперь была бы вполне счастлива, с кучей детишек и… Ох, прости, я вовсе не хотела тебя обидеть!

Тут Селину, так долго сдерживавшую прилив слез с помощью моргания, сморкания и закатывания глаз к потолку, наконец прорвало.

– Нет, нет! – рыдала она. – Даже мама, которая так меня понимала, и та не могла скрыть от меня своего зловещего предчувствия, что священник непременно облысеет начисто еще до сорока лет! И это ты называешь счастьем – жить с лысым священником? Это тебя надо пожалеть, вот что!

– Ничего подобного! – отвечала Эбби задиристо. – Мне ничуть не жаль упущенного Торнаби, и я не позволю Джеймсу устроить брак Фанни с каким-нибудь бездушным денежным мешком. Но ведь с другой стороны, не можем же мы отдать ее за первого встречного волокиту и авантюриста?