Брак сам по себе ни с какой стороны не привлекал Стэси, но сейчас в выгодной женитьбе он видел единственный путь избежать большого стеснения в средствах. Он твердо решил жениться на Фанни и даже, в случае необходимости, бежать вместе с ней и обвенчаться тайно. Но гораздо выигрышнее было бы жениться, получив на то согласие ее теток и дяди-опекуна. Селину было не так уж трудно очаровать. Но из расстановки сил в семье Стэси понял, что мнение Селины значит там очень мало, а вот Абигайль обладает весом наравне с Джеймсом Вендовером.
Относительно Джеймса он не питал никаких иллюзий. Он хорошо представлял себе, что этим человеком руководят два сильнейших желания: это защищать интересы семьи, и второе – всеми средствами избегать историй, хотя бы отдаленно напоминающих скандал. И если узелок уже будет завязан, то рано или поздно Джеймсу, чтобы загасить скандал, придется пойти навстречу молодым и дать согласие на брак – ведь иначе «что люди станут говорить?».
А пока Стэси всерьез подумывал о том, что, возможно, придется даже несколько месяцев после этого брака жить в захолустье, в Амберфилде; пусть у него еще не будет денег, но одно лишь то, что он женат на девушке, ждущей получения богатого наследства, даст ему большой кредит, и он сможет безбедно жить в долг. Он сумеет расплатиться со старыми кредиторами, и тогда исчезнет вечный страх перед долгами, и никто уже не станет преследовать человека, получившего вместе с женой богатое приданое.
Конечно, это будет далеко не идеальный брак, верно. Он предпочел бы невесту, уже достигшую совершеннолетия. Но богатые невесты не валяются тут и там под йогами, чтобы можно было выбирать их по возрасту, цвету волос и форме ушей; кроме того, после его первой неудавшейся попытки умыкнуть невесту пошли гадкие слухи, отчего его шансы приблизиться к любой состоятельной девушке из общества на расстояние трех поцелуев стали близки к нулю. Но помимо этого, Фанни сама по себе была прелестна, и Стэси полагал, что если он даже не получит больших денег в приданое, то жениться на ней ничуть не хуже, чем на любой другой.
И все-таки согласие ее теток было крайне желательно. Селину он уже окрутил, и теперь очередь была за Абигайль. Первых пяти минут, проведенных в ее обществе, оказалось достаточно для того, чтобы удушить самые бодрые надежды, – Абигайль была откровенно настроена против него, и к тому же сработана из матерьяльчика покрепче, нежели ее неврастеническая старшая сестрица, которая чуть что – драматически хваталась за различные, кстати заболевшие органы. Наверно, ее так настроил Джеймс Вендовер. А вот другого мужчину, чувствуется, можно будет использовать, чтобы переубедить эту непреклонную молодую даму… Ведь они с Майлзом, похоже, в хороших отношениях, а раз так, то не стоит терять времени и пора обрабатывать Майлза.
Так что когда вечером Стэси явился на бал в Верхних Залах и увидел там своего дядю, он не упустил случая горячо его поприветствовать. К своему облегчению, Стэси установил, что на дяде теперь вполне приличный сюртук, но вот галстук… Галстук у Майлза был повязан просто диким образом, словно гордиев узел, а что касается прически, то она напоминала попросту нечесаную и нестриженую лошадиную гриву после скачек с препятствиями. Сам-то Стэси был причесан и одет стильно, по самой последней моде, и в его галстуке ненавязчиво поблескивала бриллиантовая заколка. Как заметила леди Виверхэм своей приятельнице миссис Слонфолд, «в этом молодом человеке чувствовался лондонский лоск». Миссис Слонсролд, в свою очередь, высказала глубокую эстетическую убежденность, что молодой Каверли – самый элегантный из всех присутствующих джентльменов. Однако миссис Раскум, в противовес ей, расхохоталась:
– Кто? Стэси Каверли? Мой муж называет его не иначе как золоченым петушком на палочке!
Но поскольку все прекрасно знали, что миссис Раскум всегда готова излить чрезвычайно богатые запасы яда, накапливающегося у нее под языком, на первого попавшегося человека, а также что именно она сама всеми силами пытается подсунуть Стэси собственную старшую дочь, ее замечание было встречено ихтиологическим, то бишь более чем рыбьим молчанием. В конце концов, Стэси Каверли был вполне приемлемым членом общества, и называть его петухом, пусть даже золоченым, никто не собирался.
Когда прибыла мисс Абигайль Вендовер, эскортирующая свою племянницу, общество замерло: на Эбби было еще одно новое лондонское платье, которое вызвало восхищение у всех, кроме, естественно, миссис Раскум, которая шипела под нос о всяких расфуфыренных фифах, которые отщипывают без зазрения совести от чужого пирога, не думая о своих наследниках…
И хотя суждение это было большим преувеличением, но Эбби действительно вовсе не задумывалась об экономии, когда покупала свои безумно дорогие атласные платья с затейливыми кружевами, ниспадающие свободными складками до самых туфелек. Просто это длиннющее платье показывало понимающим людям, что мисс Абигайль Вендовер не намерена танцевать сегодня. Но мистер Майлз Каверли к понимающим людям не относился и потому немедленно подошел к ней и пригласил ее.
– Спасибо, но я не танцую! – улыбнулась ему Эбби, качая головой.
– Я очень этому рад! – воскликнул он, и на мгновение в глазах Эбби замер ужас, смешанный с удивлением. Но Каверли тут же продолжил: – Видите ли, я танцую как трехстворчатый шкаф, а потому нельзя ли мне присесть к вам и просто поболтать?
– Ну конечно! – отвечала она. – Я сама ждала возможности побеседовать с вами, сэр. Так вы познакомились наконец со своим племянником?
– Да, он был так любезен, что сам нанес мне визит сегодня.
– Ну и что вы о нем думаете? – требовательно спросила она.
– Да ничего! А разве я должен думать о нем что-то?
– Если бы только вы не ершились так! – вздохнула Эбби, закатывая глаза.
– Я вовсе не ершусь – я не обидел бы вас даже за крупное вознаграждение, поверьте… Но что я могу сказать? Он пробыл у меня не более получаса и не сказал ничего такого, что заставило бы меня задуматься о нем.
– Вы какой-то необычный дядя! – заметила она сурово.
– Неужели? – Он на секунду задумался. – Нет-нет, позвольте, отчего же? У меня было в жизни целых три дяди, и ни один из них не питал ко мне ни малейшего интереса. Так что я – дядя самый что ни на есть обычный.
– Бросьте! По-моему, вы хотите меня, как это говорят охотники… увести от следа, да? Вот-вот. Со своей стороны могу сказать, что тоже сегодня утром познакомилась с вашим племянничком и поняла, что он мне нравится еще меньше, чем я ожидала!
– Неужели? Значит, вы ожидали от него слишком многого – гораздо большего, чем так горячо мне говорили намедни, – резонно заметил Майлз Каверли.
– Да? Да, пожалуй… Но все-таки я ожидала обнаружить у него хоть немного обаятельности, а мне и этого не удалось. Я просто не могу понять, почему Фанни увлеклась им! А вы можете понять?
– Конечно! – откликнулся он. – Все-таки согласитесь, он приятный малый, одет чистенько, волосики на пробор, все такое… Манеры, обхождение, все при нем.
– Ага! – скривилась Эбби. – Только всякому, даже слепому, ясно, что мягко стелет, а спать будет ох как жестко! И когда он улыбается, в его глазах нет улыбки, а только оценивающий взгляд. Вы ведь тоже это заметили, правда?
– Ну нет! – склонил голову Майлз. – Может быть, потому, что в моем присутствии он не так-то много улыбался. Или потому, что… э-э-э… у него не было нужды меня оценивать.
– Вам ведь он тоже не поправился, верно? – живо спросила Эбби.
– Нет. Но много ли людей могут понравиться мыслящему человеку?
Эбби нахмурилась и медленно проговорила:
– Да, вы правы, не так много… Но мистер Стэси Каверли мне очень не нравится.
– Да это уж я понял, – невесело заметил Майлз.
– И я вовсе не верю, что он и вправду влюблен в Фанни, а хочет он ее окрутить только потому, что у нее богатое приданое! А в противном случае он и не посмотрел бы на нее! – Эбби импульсивно положила свою ручку в лайковой перчатке ему на рукав. – Если вы со мной согласны, мистер Каверли, то разве вы мне не поможете спасти бедную Фанни?