Она быстро поднялась и вышла.

Тотчас же в покой скользнула Хориша. Она пополнела, стала еще прекраснее, в глазах появилось более сознательное выражение. Упав в объятия Арсена, она разрыдалась.

– Почему ты плачешь, Хориша? – спросил Арсен.

– Мне все сказали, я знаю о решении царя! – Хориша еще крепче прильнула к его груди. – Если тебя тронут, я пойду рядом с тобой, – скажу, что и я христианка!..

Вошла госпожа в сопровождении Вараздухт; она глазами делала знаки Хорише удалиться, но Хориша медлила.

– Они – земляки! – сказала тогда госпожа. – У них есть, вероятно, что сказать друг другу! – И обратилась к Вараздухт:- Не стесняйся, князь свой человек у нас и поймет тебя! Говори смело, он тебе не откажет.

Вараздухт, не двигаясь с места, поникла головой. Госпожа вышла и увела с собой Хоришу. Арсен внимательно присматривался к Вараздухт, – чем-то она была ему неприятна, несмотря на всю свою красоту.

– Говори же, я слушаю тебя! – сказал Арсен. Вараздухт подошла и села на ковер.

– Князь, у меня просьба к тебе, – начала она, ЁОДЯ пальцем по вышивке на своей одежде и не подымая головы, – Молю тебя, поговори с госпожой, пусть она мне устроит прием у Арамаиды. Не скрою от тебя: я хочу себя спасти. Я буду жаловаться на Варазвагана…

– Почему? Разве он не родственник тебе? – с изумлением спросил Арсен.

– Он жаждет погубить меня. Догадался, что я помогаю нахарарам, что это я передаю им вести в тюрьму через помощника тюремщика. Вчера он был у Михрнерсэ и сообщил, что нахарары решили не отрекаться и принять мученический венец. Михрнерсэ намерен завтра бросить их под ноги слонам.

– Хорошо, допустим, что отречение Варазвагана притворно. Какой же смысл Михрнерсэ удалить его?

Вараздухт смутилась. В начале этого свидания она составила себе не очень высокое представление об уме Арсена, хотя и знала, что именно такие простодушные люди, как он, способны иной раз ставить опасные ловушки другим. Сохраняя хладнокровие, она ответила:

– Он мешает Васаку в его усилиях обратить армян в огнепоклонничество исключительно для того, чтобы самому занять его место. Сам он не сильнее Васака. В Армении все считаются с Васаком и любят его, а Варазвагана проклинают…

– А Васак действительно имеет такие помыслы? – поразился Арсен.

– Боже упаси! Я должна так говорить только для того, чтоб уломать Михрнерсэ. Я должна разоблачить Варазвагана, должна раскрыть, что он расхищал казну и навез большие богатства к себе в дом. Это истинная правда!.. Я расскажу, что его отречение притворно!

Арсен почти дал убедить себя.

Он обратился к Вахтангу и госпоже с просьбой ввести Вараздухт к Арамаиде, и как можно скорей, так как дело это касается жизни и смерти армянских нахараров. Его просьба была уважена, и Вараздухт предстала перед Арамаидой.

Это была высокого роста, худощавая пожилая женщина. Ее умные острые глаза изобличали ум и проницательность. Она пристально взглянула на Вараздухт, державшуюся скромно, даже смиренно. Когда та склонилась к ее руке, Арамаида мягко оттолкнула ее и спросила, морща лоб:

– Подожди-ка! Не ты ли это была у меня несколько лет назад?

– Я, госпожа, – подтвердила Вараздухт.

– Тебя преследовал Варазваган? Он хотел погубить тебя?

– Он этого и сейчас добивается, госпожа! – сказала Вараздухт.

Арамаида встала и, взяв с собой Вараздухт, повела ее прямо к брату.

Сидя на своей подушке и отливая из кубка шербет, Михрнерсэ был поглощен изучением какой-то рукописи, которая, как видно, сильно занимала его. Когда вошли обе женщины, он поднял голову, приветствуя их улыбкой, более похожей на свирепую гримасу.

– Входите! Подойди! – обратился он к Вараздухт. Вараздухт не решилась подойти ближе. Тогда Арамаида взяла ее за руку, повела за собой, сана села рядом с Михрнерсэ и передала ему просьбу Вараздухт.

– Почему же хочет он погубить тебя? – спросил Михрнерсэ.

– Он подозревает приверженца Васака в каждом, кто прибыл из Сюника, и добивается его гибели. Но ведь я – дочь его сестры! Как у меня подымется рука на кровного родственника, сколь бы ни был Васак полезен персидскому правительству?!

– Садись рядом со мной, дочь моя! Расскажи, как действовал Васак в Армении.

– Васак продвигал дело с отречением от веры и добился хороших результатов. Несколько князей уже тайно отреклись. Сам-то он давно уже огнепоклонник, но опасается Вардана и потому не открывается Зная об этом, Варазваган боится потерять свой вес в глазах азарапета Персии и стремится погубить Васака. Впрочем, это их личные дела, меня пусть они оставят в покое.

Михрнерсэ нахмурился. Вараздухт почувствовала, что ей удалось заставить его думать о Васаке, но, чтоб замести следи, она стала рассказывать о Варазвагане, о совершенных им насилиях, о его темном прошлом, о его хищениях и корыстолюбии.

– Хорошо, довольно, можешь удалиться, дочь моя! – сказал Михрнерсэ холодно, но с видом человека в чем-то убедившегося.

«Дочь моя!» – это обращение Вараздухт запомнила…

Склонившись перед Михрнерсэ, она уже собралась уходить, когда вошел Вахтанг.

– Что делают нахарары? Вероятно, ты имеешь тайные сведения? – уставился на него Михрнерсэ.

– Они решили принять мученический венец. А казнь… Ты ведь знаешь армян: для них смерти не существует, если они решили идти на подвиг!

– Что говорит Спарапет Вардан?

– Как раз Спарапет Вардан и призывает их к подвижничеству. По моему разумению, государь, следовало бы их судьбу смягчить.

– Завтра же выпускаю на них слонов!.. – негромко, в глубоком раздумье, сказал Михрнерсэ.

– Но ведь Васак и некоторые другие отступились уже, государь!

– Так пусть они заявят об этом… – Михрнерсэ не закончил начатой фразы.

Арамаида и Вахтанг встали. Они оба почувствовали, что ветер подул в другую сторону.

Жизнь заключенных в тюрьме становилась все более и более невыносимой. Сырость, насекомые, тяжелый воздух, унизительное положение и мысли о родине, которой грозит опасность, терзали и подтачивали их силы.

Васак несколько раз обращался к Вардану и остальным князьям, предлагая обсудить положение, поискать какой-либо выход. Но Вардан неизменно заявлял каждый раз, что иного выхода, кроме вероотступничества, нет, – а на этот путь он не станет.

В тот вечер, когда Вараздухт посетила Михрниерсэ, заключенные пережили большую тревогу: главный тюремщик непрерывно сновал взад и вперед, он то останавливался и впивался в них взглядом, то удалялся, не сказав ни слова; так же поступал и его помощник. И вот, воспользовавшись минутой, когда старший тюремщик вышел, помощник задержался, отстал и вновь вернулся к заключенным. Он, очевидно, хотел что-то сообщить им, но опасался быть замеченным.

– Подойди-ка сюда, приятель! – подозвал его Вардан. Тот подошел.

– Что случилось? – спросил Вардан. – Почему вы непрерывно снуете взад и вперед?

– Ничего нет, князь! – отвечал тюремщик, не отводя от него взгляда.

– Уж не казнить ли нас собираются? – не то в шутку, не то серьезно настаивал Вардан.

– Да, князь, завтра собираются выпустить на вас слонов… Повелитель разгневан тем, что вы медлите с отречением.

– Хорошо, можешь идти! – сказал Вардан, покачав головой. – Значит, они все еще надеются…

Помощник вышел было, но сейчас же вернулся.

– Имей снисхождение, князь! – сказал он. – Я хочу сказать тебе еще кое-что. Вы – одновременно и князья и заключенные. Сегодня вы еще живы, а завтра вас растопчут слоны. Что такое отречение?.. Кто полезет к вам в душу узнавать – искренне ваше отречение или притворно? Изъявите покорность и уезжайте к себе на родину молиться вашему богу! Не в первый раз это будет, да и не в последний…

Вардан свирепо сверкнул на тюремщика глазами. Тот попятился и выбежал вон. Все молчали. По всей видимости, были среди присутствовавших и такие, которые разделяли взгляды тюремщика… Васак заметил, какая воцарилась многозначительная тишина, и оценил ее как признак перелома.