– А где армянин?..

– Уехал, – грустно ответила Фраваши.

Вахтанг что-то раздраженно буркнул и снова спросил:

– А где же Хориша?

– У себя.

– Позовите ее! – распорядился Вахтанг.

Хориша пришла вместе с Вараздухт. Она была бледна и грустна. Вахтанг исподлобья взглянул на Вараздухт и обратился к Хорише:

– Куда уехал возлюбленный твой?

– В лагерь, князь. Вахтанг нахмурился:

– Нет, не в лагерь, а в Армению! Уехал, чтоб вернуться с войском и погубить Персию!.. Скажи – ты дочь Персии или дочь Армении?..

– Персии, князь…

– А-а!.. Ну так знай, что он жаждет погубить твою Персию! Зто утро, эти деревья, эта речка, это сладкое журчание, священный огонь, солнце, небеса – это все Персия… Ты только произнеси это слово: «Персия»!..

Жрец осушил чашу с вином и, отставляя ее, сказал:

– Велик на небе Агурамазда, велика на земле – Персия!

– Вечная истина! – подтвердил Вахтанг.

– И два блаженства на земле, – продолжал жрец – Одно блаженство – жить! Другое блаженство – властвовать над миром!

– Истинно! – возликовал Вахтанг. – Персия – властитель мира; и арчйцы – самый лучший, избранный из народов! Остальные народы хороши, если подчиняются Персии. Виночерпии, вина! Музыканты, идите сюда все!..

Виночерпий налил вина всем из кувшина с высоким горлышком.

– Изволь пожаловать, дочь армян! – Любезным жестом Вахтанг пригласил к столу Вараздухт, отошедшую было в сторону.

Музыканты начали играть. Простая и нежная мелодия, улыбающееся раззолоченным деревьям солнце, виноградник на другом берегу речки несли радость взору. Грустны были лишь Фраваши с Хоришей и Диштрией. Они молчали. Напряженное состояние переживала Вараздухт, колебавшаяся между страхом смерти и надеждой.

Неожиданно резким движением Вахтанг обернулся к Хорише:

– Из гордого народа происходит твой возлюбленный, гордого духом!.. Не его хочу я убить – гордый дух хочу я убить в нем!..

Молчание, последовавшее за этими словами, нарушалось лишь слившимся в одну мелодию шумом речушки, деревьев и птиц.

Вараздухт следила за беседой, не упуская ни слова. Для нее была неожиданностью весть о предполагаемом побеге армянской конницы.

Солнце было уже довольно высоко, когда сотрапезники встали из-за стола.

Вахтанг ушел к себе, жрецы и музыканты разошлись. Хориша с Вараздухт прошли в виноградник на другом берегу речки.

– Князь Арсен уехал? – спросила Вараздухт, сочувственно глядя на Хоришу.

– Уехал… – печально подтвердила Хориша.

– Если удастся… если не узнают…

– Армянская конница хочет бежать?..

– А не узнают?

– Нет. Один лишь князь Вахтанг подозревает об этом…

– А вдруг он сообщит? – высказала опасение Вараздухт.

– Не знаю… Может случиться…

Вараздухт задумалась. Она нашла временное пристанище в доме Вахтанга, но знала, что ей грозит смертельная опасность. В ее душе вспыхнуло страстное желание сохранить жизнь. Спастись самой, спасти и его, помочь ему вознестись и вновь зажечь его любовь, которая начинала остывать в сердце марзпана, поглощенного государственными заботами. Но пока нет смысла думать о любви, о счастье Нужно спасать две жизни. Уныние охватило Вараздухт, она умолкла.

Хориша, которая еще не успокоилась после разлуки с Арсеном, не глядела на Вараздухт, но, случайно обернувшись в сторону гостьи и заметив глубокую тоску на ее лице, почувствовала сострадание к ней и встрепенулась:

– А твое дело, Вараздухт? Идем попросим матушку поторопиться, пока за тобой не пришли люди азарапета. Пусть она пойдет к Михрнерсэ…

Они вернулись в дом. Но Фраваши решила переждать:

– Нет, пусть стемнеет. Сейчас еще опасно… Вараздухт не надо показываться… А слугам я прикажу молчать, если кто-либо явится и будет спрашивать о ней…

Через унылую равнину направлялась в Византию группа всадников. Впереди ехали вельможи, за ними следовали телохранители и слуги – всего человек двадцать-двадцать пять. В числе вельмож были Вааи Аматуни, Меружап Арцрупн и Амаяк Мамнконян. В пути к ним присоединился также направлявшийся в Византию сановник кесаря сириец Елфариос – невзрачный человек с вьющейся бородкой и морщинистым лицом. Вторым попутчиком был крепко сложенный, синеглазый и краснолицый стратилат Византии – Анатолий. С его широкого лица не сходило выражение недовольства: видно было, что он не пугает особой прилсни к армянским нахарарам. Елфариос, наоборот, держался очень приветливо, хотя глаза его не теряли холодного и настороженного выражения, даже когда он смеялся и шутил. Затаенная ненависть к армянам чувствовалась в этом человеке, хотя он и старался скрыть ее. Видно было, что и армяне не очень роди своим попутчикам, с которыми свело их стечение обстоятельств.

Положение в Византии сложилось неблагоприятное – ожидалось нашествие гуннов. Одновременно косились слухи, что император Феодосии занемог.

Попутчики присоединились к армянским послам у Даранаги и с тех пор не расставались с ними. Это казалось слегка подозрительным Баану Аматуни: они сами двигались далеко не с походной быстротой, тогда как Анатолий с Елфариосом могли бы, сменяя коней на стоянках императорской дороги, достигнуть Византии гораздо раньше их.

Анатолий редко разжимал уста, но и то, что сн говорил, дышало неприязнью.

– Не понимаю, что может сделать косарь для вас, имея против себя Азкерта?.. – заявил он как-то, уже недалеко от Византии.

– Кесарь может помочь нам обуздать Азкерта, который является врагом не только Армении, по и Византии, – отозвался Ваан Аматуни.

– Но Азкерт – Друг нам, насколько мне известно. У нас с ним заключен союз. Помогать вам – значит, разорвать союз с ним.

Мыслимо ли это?

– Так, говоришь, «немыслимо», князь? – с горечью повысил голос Ваан Аматуни. – Но ведь кесарь может убедить Азкерта оставить в покое христиан-едивоверцев греков, дать ему понять, что армяне могут перейти на сторону Византии.

– На сторону Византии армяне перейдут и без тою. Но каковы силы армян? У армян сил нет, – с грубой и оскорбительной прямотой отрезал Анатолий.

Сепух Меружан с усмешкой взглянул на Анатолия:

– А не соблаговолит ли князь объяснить мне: почему же августейший кесарь пошел на такие уступки во время заключения последнего союза с Азкертом?..

Анатолий побагровел от ярости:

– Какие уступки?

– Известные тебе уступки, которые являются прекрасным доказательством того, что есть сильнейший над сильным.. Вспомни города в Междуречье ведь уступили вы их Азкерт!..

– Это только из-за Атиллы. На Византию идет Атилла!.. – принужден был объяснить Анатолий.

Но сепух Меружан не удовлетворился этим объяснением.

– Что из того А разве Азкерт не ожидает нашествия кушанов?.. Эх, разума нет у этого Азкерта: оч стремится уничтожить народ, который мог бы ему помочь!

– Народ, который мог бы ему помочь?.. Гм…

– Вот именно! – пренебрежительно бросил Меружан, хлестнул коня и проскакал вперед, не желая продолжать беседу с высокомерным византийцем. Вспыльчивого сепуха уже начинало выводить из себя это высокомерие, спорое он почувствовал, едва послы ступили ногой на землю Византии. Пренебрежение они чувствовали всюду, где сталкивались с треками, а песпедние слова Анатолия задели Меружана до глубины души.

– Молодому сенуху не хватает выдержки, необходимо?.. послу! – усмехнулся Анатолий.

– Успеет он приобрести выдержку, время у него есть! – отразил удар Ваан Аматуни. – Не успел еще он испортиться… Да и сейчас он направлен к кесарю не в качестве посла, а как знаток по военным вопросам – чтобы дать объяснения о вооруженных силах страны Армянской, вместе с сепухом Амаяком, хорошо разбирающимся в военном снаряжении.

– Значит, у вас имеются и военпье силы и снаряжение? – с насмешкой переспросил Анатолий.

– Жало есть и у пчелы, князь.

– Ого… – усмехнулся византиец.

Он умолк было, но потом заюворил снова.

– Разумно поступил соплеменник раш, князь Васак Мамиконян, отказавшись иметь пело с вами. Да и вообще разумно было бы не иметь дела с вами! – с пренебрежением кинул он.